Женька для важности поводил возле Шмыгунова руками и заявил:
— Закодировать я могу, только для пополнения энергии мне надо две шоколадки, лучше наши, типа «Алёнки», а не какие-нибудь «Сникерсы», и… банку пива. Без этого ничего не получится.
— Ты что, пиво пьёшь? — вмешалась в разговор Майка.
— Экстрасенсы, как йоги, вообще ничего не пьют. У нас свои методы, — окинув её презрительным взглядом, парировал Женька.
Класс проявил небывалую заботу об успеваемости Шмыгунова. В единодушном порыве ребята собрали всё нужное для успешной работы экстрасенса.
После уроков все разошлись по домам. Только начинающий целитель и его верный секретарь не спешили уйти со школьного двора. Они сидели на парапете, с мрачным видом пожёвывая шоколадки.
— Может, не надо? — время от времени повторял Лёха.
— Не бойся. Всё путём, — успокаивал его Женька, хотя и сам немного нервничал.
Наконец из дверей здания показался одиннадцатый класс.
— Пора. Сиди здесь. Я скоро, — выдохнул Женька и побежал к школьной двери.
Ему не пришлось долго ждать, прежде чем на пороге появился главный школьный качок по прозвищу Конан. У него были такие бицепсы, что Рембо мог отдыхать. Конан был личностью, известной далеко за пределами школы. Его побаивалось полрайона, и не без основания.
Улучив момент, Женька на полусогнутых подкатил к старшекласснику и протянул банку пива:
— Конан, это тебе.
— Интересное кино, — с удивлением уставился на него Конан и понимающе спросил: — Что, проблемы?
— Ага, пацан один из нашего класса.
— Надо вздуть? — деловито поинтересовался Конан.
— Нет, не надо. Ты ему просто скажи: мол, дуй домой делать уроки, а не то будешь иметь дело со мной.
— И всё? — удивился Конан.
— И всё.
— Лады.
Когда громадные ручищи сграбастали Шмыгунова и, точно пушинку, оторвали от земли, он в первый миг по-думал, не объявился ли в городе Годзилла, но, осознав, что перед ним Конан из одиннадцатого, пожалел, что это не монстр.
— В общем, так, малец, дуй домой делать уроки…
Онемев от удивления, Шмыга слушал и по привычке шмыгал носом в знак согласия. Скоро он вновь ощутил под ногами твёрдую почву. Конан удалился. Не успел оторопевший Шмыга понять, что бы это значило, как подошёл Женька и, победоносно глянув на клиента, произнёс:
— Понял? Ты теперь закодированный. Иди домой и учи уроки.
— Ха, ничего себе кодирование. Видал я таких экстрасенсов! — обрёл дар речи Шмыгунов.
— Как хочешь, только если завтра схлопочешь двояк, объясняться будешь с Конаном. Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы.
Шутка прозвучала зловеще.
— Да ладно тебе, я ж сроду уроков не делал. Пошутили, и хватит, — взмолился Шмыгунов.
— Кодирование — не шуточки, — отрезал Женька.
— Вот я всем расскажу, какой ты экстрасенс фигов, — в сердцах особенно громко шмыгнул носом Шмыгунов.
— Ага, первому Конану расскажи.
Бедный Шмыга понял, что он в ловушке. Понурив голову, он отправился домой набираться знаний.
Валентина Петровна вызвала Шмыгунова, и все затаили дыхание. Шмыга обвёл класс взглядом, точно приговорённый к казни, поднялся и обречённо побрёл к доске. Проходя мимо Женькиной парты, он услышал громкий шёпот:
— Помни, ты закодированный.
Перед мысленным взором Шмыгунова возник кулак Конана, и Шмыга тотчас почувствовал небывалый прилив умственных способностей. Собравшись с духом, он затараторил урок. Слушая его ответ, Валентина Петровна от удивления приподняла очки, а когда он замолк, произнесла:
— Ну, Шмыгунов, ты меня сегодня поразил. За старание ставлю тебе четвёрку.
Шмыга, который в жизни не получал четвёрок, не поверил своим ушам, а когда до него наконец дошёл смысл сказанного, выражение сильного ужаса, не сходившее с его лица во время ответа, вдруг сменилось улыбкой. Класс издал восхищённый вздох. На переменке Шмыгунов был героем дня.
— Слышь, Шмыга, а здорово на тебя кодирование подействовало. Может, и мне попробовать? — решил забубённый троечник Сидоров.
Шмыгунов хотел было сказать всё, что думает по поводу местного целителя, но вовремя сообразил, что быть единственным дураком, попавшимся на эту удочку, ему не хочется, и с энтузиазмом закивал:
— Ага, попробуй. — И, вспомнив кулак Конана, искренне добавил: — Сильная вещь!
Скоро на приём образовалась целая очередь. От желающих не было отбоя, но школьный экстрасенс принимал не больше одного человека в день. Во время записи Женька с важным видом делал пасы руками и только после этого давал добро Лёхе занести счастливчика в список очередников.
— Жень, а ты можешь меня от четвёрок закодировать? — попросила Синицына.
— Нет, девчонок я не кодирую. Поле слишком сильное, не для женского организма, — сказал он с видом человека, который знает, что говорит.
Когда записываться на кодирование пришёл верзила и первый забияка Юрка Петухов, Женька покачал головой:
— Нет, Петух, с тобой тоже ничего не получится.
— Почему это? — обиделся Петухов.
— У тебя аура не та.
Тщедушный Шмыгунов с завистью поглядел на мускулистого Петухова и бесповоротно решил начать ходить в спортзал, чтобы тоже накачать ауру. Зато, глядя, как записываются на приём, он с радостью думал: «Пускай теперь другие парятся».
Вернувшись домой, Шмыгунов бросил портфель, схватил бутерброд и, по обыкновению, собрался на улицу, как вдруг его остановил телефонный звонок. В трубке раздался Женькин голос:
— Шмыга, ты там как, не расслабился? Я на всякий случай звоню напомнить, что ты закодирован.
Хорошее настроение у Шмыгунова как рукой сняло. Он с ненавистью посмотрел на телефонную трубку и, молча швырнув её, направился к письменному столу.
Скоро молва о великом экстрасенсе, грозе двоек, выплеснулась за пределы класса. Перед началом урока Валентина Петровна пристально посмотрела на Женьку и спросила:
— Москвичёв, это правда, что ты от двоек кодируешь?
Женька встал из-за парты, пожал плечами и скромно потупился, а вместо него встряла Майка:
— Правда-правда. Он уже и Шмыгу-нова, и Сидорова, и Туваева закодировал. У них ни одной двойки за последнее время.
— Вот именно. Если бы я сама не видела, ни за что бы не поверила, — задумчиво произнесла учительница.
Слава Женьки достигла апогея. Стали появляться первые ласточки из параллельных классов. Закодированные, все как один, расхваливали школьного целителя, однако насмерть молчали, когда их просили рассказать про кодирование подробнее.
Освоившись с обязанностями секретаря, Лёха сдерживал натиск страждущих избавиться от двоек. Шла вторая неделя Женькиной работы на поприще целительства, когда в толпе поднялось необычное оживление.
— На этот месяц записи нет, — привычно отчеканил Лёха, но осаждающие почтительно расступились, и перед Лёхой возник Конан.
— Я по льготной очереди, лады? — добродушно сказал он и добавил: — Говорят, тут у вас какой-то пацан от двоек кодирует. Позарез надо.
Лёха на ватных ногах отступил в сторону. Конан вошёл в класс и онемел. Он долго буравил Женьку взглядом, а потом произнёс коротко, но весомо:
— Ё-моё!
По дороге домой Женька был мрачным, как никогда.
— Но не били же! — как мог, старался успокоить его Лёха.
— Ты только представь, какое дело загубили! — не слушая его, скорбно восклицал Женька. — Я для себя, что ли, старался? Для школы. Всего за десять дней вон как успеваемость повысил.
— Ага. Но не били же, — поддакнул Лёха.
Некоторое время они шли молча, а потом Женька махнул рукой: