Каждый из двух кланов берсеркив в соответсвии до какого он принедлежал делал себе отметку на шее, татуировку волка или медведя, чтобы люди знали кому из клана они кланялись когда кого-то из них встречали. Границы оставались не тронуты, никто не имел права покидать ту половину на которой он родился, вырос и жил. А если и делались исключения, то только в особенных случаях, но с такими особами, вожак клану подписывал особый договор, на который не каждый мог согласиться из простых людей.

Условия договора были разные, но каждый раз он означал только одно, что та особь которая указана в договоре все равно потеряет больше чем приобретет. Единственная привилегия людей была в том, что им дозволялось переступать черту, грань разделившую остров, но с условиям возвращения обратно. Те кто не возвращался сам, его возвращали силой уже берсерки, если возвращали.

Когда сыну Октава, мальчика, которого назвали Яном, было шесть лет, на их поместья напали медвежьи берсерки, и тогда Октав бился со всех сил, получивши глубоки травмы в бою, он больше никогда не доверял вражескому клану. Битва его закалила, и та мягкость в отношениях с другими куда-то делась, испарилась, на замену которой пришла холодность и полное безразличия. Шрам который украшал лицо Октава на всей щеке, всегда напоминал что нельзя никому верить, а особенно в то, что люди могут измениться.

Октав хотя и стал не таким чувствительным, но он безумно любил своего сына, которого старался обучить всему что знает он, и что знают из его клана. Он делился всеми тайнами битв, секретами их силы. Но когда все его ресурсы были исчерпаны, Октав больше не знал про что говорить ему с его сыном.

Берсерки умеют читать мысли, ощущать эмоции каждого из своего стаи, но в один день, когда Яну было двенадцать, он закрылся от отца, поставил между ними преграду, высокую стену, и тот уже не смог быть на интуитивном уровне близким со своим сыном. Они отдалялись друг от друга, и это расстояния возрастало с каждым годом, а к шестнадцати годам и вовсе стало безграничным. Ян не видел смысла в общении со своим отцом который не проявлял к нему не малейшего интереса, и никаких теплых чувств. Так ему тогда казалось. А Октав был слишком горд чтобы сроднится со своим сыном и попытаться его вернуть. Единственное о чем они говорили, это пара фраз как приветствия и благодарность. Маленькая учтивость и не более. У них ничего не было общего, но когда то и в Яна с отцом появиться общая цель, это - клан.

В один из дней апреля месяца, Октав услышал вой своих берсеркев которые охраняли границу в лесу. Он уже стал предвкушать вкус битвы и месть тем, кто осмелился перейти дозволенною грань, кто оставил шрам на его лице. Когда Октав примчался до места где была уже вся его стая, он очень удивился, когда увидел, что возле самой черты стоял Ольрик с несколькими своими подчиненными, и казалось не в его намерениях было сегодня начать сражаться.

- Октав, рад что ты так быстро сумел примчаться. – прошипел Ольрик - По твоих свирепых глазах вижу что ты готов начать сражаться, но смею тебя огорчить, у меня на сегодня нету таких планов, так что будь добр и верни себе человеческое подобия, для разговора не обязательно превращаться в зверей.

Октав зарычал, ему не нравилось общество и даже мысли об Ольрике, об этом гнусном подобие человека и подобия зверя. Он не заслуживал великого дара Одина – силы берсерка.

Октав оставался превращен в волка, он стоял на двух лапах и с его пасти капала слюна. Он хотел накинуться на Ольрика, но тот все еще стоял за чертою. Нет такого права, нарушения соглашения, и тогда война между кланами. Октава раздражало ехидство Ольрика, его улыбка натянутая до ушей. Кажется он что-то задумал, и Октаву стлало интересно, что же именно.

Октав пал на четыри лапы и с ревом перемешанным с криком стал в агониях извиваться на сырой земле. Было слышно как его кости ломаются и медленно смещаються на свои места, он обретал подобия человека, и когда вернул себе прежний вид Ольрих сказал:

- что, все еще не приятный процесс превращения?

- нет, я каждый раз наслаждаюсь этим! – с улыбкой произнес Октав.

- не сомневаюсь!

Наступило молчания. Октава еще немного трясло, он ощущал как его мускулы и мышцы, пускай еле заметно, но все же трясутся. Превращения в волка дается легче, чем превращения обратно в человека. Хотя вкус боли давно их всех закалил, но это было не самым прияным ощущениям чтобы испытывать его постоянно.

- что тебе надо Ольрик! – сердито сказал Октав

- мне нужно чтобы мы с тобой уклали маленькую договоренность!

- укласть с тобой договор? Никогда! – с полным серьезом ответил Октав - Я знаю какие вы лживые и никчемные существа…

- но мы ведь братья – почти с гордостью произнес Ольрик.

- и я об этом очень сожалею, каждый день.

Ольрик стал рычать, его глаза и пасть уже начала превращаться в медвежью. Но потом, он взял себя в руки, стряхнул головой, поправил свой костюм и провел рукой по уложенным волосам, укладывая их пряди на свое место.

Ольрик был немного меньше в росте за Октава, опрятен и искусителен. Он знал как выглядить хорошо, смотря за своим стилем и внешностью, он пытался скорее всего компенсировать ею уродство своей души. Его волосы были всегда уложены, длинноватые, которые Ольрих всегда гелем зачесывал назад. Его прическа всегда придавала ему шарма и делала законченный хорошо продуманный образ. Да, они уже не такие кровожадные, какими были его предки. Они не убивают людей, не гоняться за ними и не пытают их. Но любви к ним, к этим созданиям, он не испытывает. Это люди должны прислужывать берсеркам а не берсерки людям.

- мой милый друг, времена меняются, и пора уже начать нам доверять.

- доверять вам! А разве не вы, как трусы сделали набег на нашу территорию десять лет назад?- Ольрик при словах Октава тихо зарычал, но Октав продолжал, - разве не вы нападали на наши деревни, убивали наших людей, пили кровь их детей?

- на тебя нападал мой отец, а не я! Я тебя уверяю, что доверия между нашими кланами пойдет только на пользу всем.

- я никогда не соглашусь! – крикнул со злостью Октав, так, что многие берсерки с его клана испугано посмотрели друг на друга, их шерсть стала дыбом.

- ну что же! если мы в этом не нашли соглашения, то надеюсь ты выслушаешь мое второе.

- говори!

- есть одна особь… человек!- Ольрих срывился и фыркнул- он просит меня, умоляет, чтобы я позволил женщине перейти жить за черту!

- и что именно ты хочешь от меня?

- ты знаешь, я не люблю терять людей, но пожалуй я соглашуся и позволю ей перейти за границу , тебе лишь стоит подписать документ, что ты тоже согласен…- Ольрик протянул папку с бумагами Октаву, чтобы тот с ними ознакомился.

- я тебя знаю много лет Ольрик, в чем же подвох этой их сделки? Что такое ты поставил им за условия, что они согласились его принять?

- мой брат, тебе не нужно быть полностью осведомленным, чтобы поставить всего лишь свою подпись, подтверждая то, что ты не против, что на твоей земле будет жить женщина из нашей земли.

- я подпишу, но ты расскажешь мне, какое условия ты им поставил.

- всего лишь, их дитя. Правда я буду владельцем сия подарком, только при достижения его шестнадцати лет. Когда придет время, оно должно будет вернуться на нашу территорию, разве это плохая услуга, которая по сравнению с той, что я делаю для них, жалкая и ничтожная.- Ольрик доволен собою, своей добротой поднял руки и сам себе зааплодировал.

- что тебе с этого ребенка? Зачем он тебе?- с удивлением спросил его Октав.

- мне? Мне он не нужен! И если тебе станет легче, ребенок меня не интересует, это всего лишь плата, и не более.

Октав чтобы поскорее избавиться от Ольрика подписал документ. Какой глупец этот мужчина, который согласился отдать свое дитя этому ненормальному. Любовь задурманила весь его разум.

Домой Октав вернулся, когда уже стемнело. После встречи с Ольриком, ему не хотелось сегодня выходить на охоту в лес. Он все еще перебывал в своих раздумьях, как отец может отдать своего ребенка. Сам Октав никогда бы не согласился, чтобы его Ян перешел в руки другому.