Хозяйка кивнула на старое кресло:

– Вы посидите пока, я поставлю чайник.

– А можно… Можно я книжки посмотрю?

– Смотрите, конечно.

Разные были книги, некоторых Лешка отродясь не видел – Теккерей какой‑то, Джойс, – но попадались и знакомые еще по детскому дому – Жюль Верн, Дюма, Диккенс… А на самой нижней полке стопками громоздились школьные учебники, оставшиеся, верно, от внуков. Математика, химия, история…

Юноша нагнулся, вытащил черный томик «Истории средних веков» для 6‑го класса. Усевшись обратно в кресло, любопытствуя, просмотрел оглавление: «Византийская империя в 6 – 9‑м веках»… Ну, это, пожалуй, рано… «Первый крестовый поход»… Тоже не то… Ага! Вот! «Завоевание турками‑османами Балканского полуострова»… Кажется, это подойдет… Ну‑ка…

Лешка торопливо отыскал в учебнике нужный параграф, вчитался…

«…Византийская империя утратила свое былое могущество»… Византийская империя? Ах, ну да, наверное, так в учебнике именуют Империю ромеев, ведь Константинополь когда‑то назывался Византием… «Угроза Византии нарастает». Это уж точно! Турки! Что там дальше… ну‑ка, ну‑ка… «На 53‑й день осады турки овладели Константинополем»… Вот как, овладели все‑таки… Что ж, можно было предвидеть. «Так, в 1453 году прекратила существование Византийская империя. Султан отдал город на три дня на разграбление своим войскам. Большая часть защитников была истреблена…» Истреблена!!! «Около 60 тысяч жителей продано в рабство»… В рабство!!! Это что же, значит… А он‑то, Лешка был в Константинополе в году… ммм… в году… в 1440‑м году, вот когда. Значит, через тринадцать лет… через тринадцать лет необузданная ярость завоевателей турок обрушится на его друзей – на Владоса, на Георгия, на Ксанфию, наконец! Ксанфия, Ксанфия… Златовласая фея ночных грез… К тому времени она, вероятно, уже выйдет замуж, народит детей… Интересно, будет ли помнить его, Лешку? Лексу, как она называла… Навряд ли, хотя, кто знает? Ну, а уж Владос с Георгием – точно будут вспоминать. Владос станет богатым и уважаемым коммерсантом, а Георгий – поди, настоятелем, если не архиепископом! И придут турки! И все рухнет! И великий город будет охвачен пламенем и смертью!

Закрыв глаза, юноша, словно наяву, представил зубчатые стены Константинова града… И рыжеволосого воина в сверкающем шлеме – Владоса. Он лихо машет мечом, отбиваясь от лезущих на стену турок. Вот проткнул одного, вот – другого… А турки все лезут, их все больше и больше, а защитников города мало… вот остался лишь один Владос, и турки, громко крича, навалились на него скопом, и кровавые брызги обагрили закопченные камни стены, и отрубленная голова Владоса, упав со стены вниз, подпрыгивая, покатилась по кочкам, как когда‑то – голова десятника Фирса…

А затем турки ворвались в храм… изрубили в клочья молящуюся толпу – стариков, женщин, детей… и подняли но копья рванувшегося на защиту паствы священника в золоченой ризе – Георгия…

А потом… потом настала очередь Ксанфии. Грязные, алчно вращающие глазами, турки, выломав двери, врываются в дом, увидев златовласую красавицу, гнусно хохоча, срывают с нее одежду, и…

Нет! Господи ты, Боже! Нет!

– Что с вами, Сергей? – Хозяйка принесла с кухни чайник. – У вас сейчас было такое лицо!

– А? – Лешка вздрогнул. – Нет, нет, ничего… Просто вспомнилось вот…

Он поспешно поставил учебник на полку.

Попив чаю, поболтали о том, о сем. Ирина Петровна поинтересовалась, не родственник ли, случайно, «Сергей», некоему молодому человеку из практикантов – Алексею Смирнову – уж больно похож. Лешка, подумав, сказал, что да – родственник, двоюродный братец. Спросил об участковом – часто ли, мол, заходит – и, услыхав в ответ, что нечасто, с деланным безразличием кивнул головой. Поинтересовался и соседкой – проживавшей неподалеку бабкой Федотихой, той самой, что скупала у окрестного населения ягоды с грибами, да из‑под полы торговала паленым спиртом.

– Надоели уж ее клиенты, честно говоря. – Дачница махнула рукой. – Бывает, целую ночь напролет шумят, шастают. Участковому жаловались – бесполезно, говорит, законодательство у нас несовершенное.

– Да уж, это точно, – солидно кивнул Лешка. – Несовершенное.

Съев еще один бутерброд с копченой колбасой и сыром, он посмотрел в окно и решительно вышел из‑за стола:

– Ну, пойду. Поздновато уже.

И в самом деле, на улице уже начинал фиолетиться вечер. Теплый, тихий, летний, с обволакивающе прозрачным воздухом, напоенным запахом луговых трав, с надоедливым зудением комаров, звоном колокольчиков и утробным мычанием возвращающихся с пастбища коров. Коров, правда, в деревне держал мало кто – не те времена – однако, все ж, скотинка имелась.

Выйдя во двор, Лешка остановился у самой калитки, раздумывая – куда бы сейчас пойти? В лесу‑то уж больно неохота было ночевать – все‑таки не дикарь же! Уж лучше в чьей‑нибудь заброшенной избе или баньке… на худой конец – в клубе. Да, в клубе как раз неплохо будет, там скамейки широкие, мягкие, коричневым дермантином обитые. Красота!

– Молодой человек!

Лешка вздрогнул и оглянулся.

– Вот вам за работу. Спасибо.

– Ну, что вы. – Лешка смутился, но деньги взял – сто пятьдесят рублей, для местных гопников – деньги немалые, это ж сколько ж спирту можно купить?! – Вам спасибо… Если чего надо – обращайтесь. Я на пилораме работаю… на дальней…

Во, сказал! Юноша сам же над собою и посмеялся, едва отошел подальше. Взяли б еще на пилораму‑то; а то, может, им и не нужны вовсе работники… Нет, как не нужны, нужны, не может такого быть, чтоб не нужны, им там всегда люди требуются – текучка лютая. Школьники подзаработать наймутся, студенты, выпивохи местные – все народ несолидный.

Оп‑па!

Какой‑то черт вывернул на машине из‑за дальней избы, мазнул по глазам фарами. Притормозил… Зачем‑то врубил дальний свет.

Лешка поспешно прикрыл лицо рукою и, срезая путь, свернул на тропинку через кусты – не любил, когда его вот так разглядывали… словно покупатели на рынке с «живым товаром».

Выйдя на тропинку, оглянулся – машина как раз тронулась с места и въезжала под тусклый одинокий фонарь. Красная «Таврия» – авто бабки Федотихи. И чего бабка разглядеть пыталась? Наверное, думала – клиент, за спиртягой.

Быстро темнело, и идти приходилось осторожно – с узких мосточков вполне можно было сверзиться в ручей. Не смертельно, конечно, но и приятного мало – иди потом мокрый…

Черт! Услыхав впереди музыку, Лешка сплюнул и замедлил шаг. А ведь, похоже, зря он сейчас в клуб поперся. Сегодня ж суббота – танцы! И как он раньше‑то не догадался… Что ж, придется пробираться в лес, а лучше – в поле, не на сельповской же лавочке же ночевать. Интересно, кто там сейчас, в клубе, из знакомых ребят? Рашид, Мишка Лигуров – соседи по общежитию – уж, самом собой – и Лешка. Тот, другой, Лешка. Тьфу ты… Лучше и не думать об этом… Только вот как – не думать?!

Лешке вдруг стало жалко себя, настолько жалко, что – словно в не таком уж и далеком детстве – захотелось заплакать. Это ж надо, из такой передряги вырвался, что расскажи кому – ни в жисть не поверят, вернулся домой, можно сказать, из далекого далека, и на тебе – никому не нужен! Место‑то занято, так что мог бы и не возвращаться, мог бы… И как это могло все таким образом произойти? Уму непостижимо! И если б… если б не было этого… того….то… То сейчас бы, вымытый и подстриженный, явился бы Лешка в клуб, уж непременно явился бы, да и без особой опаски – практикантов в деревне было немного, и те, вроде как, считались своими, пусть даже и не совсем, но настолько, что морды им при первом же удобном случае не били, что вообще‑то для деревни – уже само по себе достойно большого удивления. И тем не менее, именно так и обстояли дела. Касимовские издавна враждовали с соседними деревнями и РТС‑овским поселком, называемым почему‑то «Промкомбинат». Вот тут уж борьба разворачивалась не на шутку – и колья в ход шли, и ножики, и топоры бывало… На смерть зарубленных пока, слава Богу, не было, но до обоюдных кровопусканий дело доходило – как же без этого? Участковому никто не жаловался, какие жалобы между своими? «Промкомбинатовские» и прочие деревенские были для касимовских вражинами вполне привычными, давними и, можно даже сказать, родными.