Мрака я оставил в полях за городскими стенами, строго-настрого наказав улетать, если он увидит что-то странное и ни в коем случае не пытаться приземлиться внутри Форта – слишком свежо еще было в моей памяти воспоминание о падении дракона. Я пообещал Мраку, что справлюсь в случае опасности сам, хотя он не верил моим словам.

Я лазил по развалинам, пока не добрел до своей башни, и поспешил подняться наверх, пока еще не окончательно стемнело – мне очень нужно было посмотреть на лес и озеро Вердли своими глазами. И пусть озеро было плохо видно из моего окна, так как внешние башни Форта частично загораживали обзор в том направлении, теперь башен не было.

Я поднялся по растрескавшейся лестнице. Сразу стало ясно, что башня долго не простоит. На высоте метров в восемь я обнаружил дыру в стене, размером больше человеческого роста. Здесь лестничный проем был разрушен вместе с комнатой, которая была за стеной. Меня это не остановило. Провал был не достаточно большим, чтобы я повернул назад, потому я, примерившись, прыгнул, заставляя тело повиноваться. С неприятным шелестом полетели вниз мелкие камни, что-то в полу хрустнуло. Я поспешил уйти подальше от опасного места и взбежал к своей двери.

Как это не удивительно, но комната моя выглядела почти так же, какой осталась в моей памяти. Ничего не изменилось, только там, где была стена с окном, теперь зиял неровный провал. Все остальное же было по-прежнему. Ветер разбросал по полу пепел из камина, вместе с помятыми листками моих старых записей. На стене, где висел раньше удивительный гобелен, не осталось ничего, кроме маленького черного лоскутка. Когда часть стены выбило ужасной силой, гобелен сорвало вместе с камнями. Теперь он покоился где-то там, у подножия башни, изорванный, погребенный под обломками стены. И больше не смотрел на меня грустно, сидя на окруженном маленькими белыми цветочками, камне, Лорес.

Я поднял один из листков и пробежал глазами по неровным строчкам. Я вел записи, что-то вроде дневника, но взять его с собой в горы не мог, так и оставил на столе. В нем не было для постороннего человека ничего ценного. События, факты о жизни магов, составленные по наблюдениям и почерпнутые из книг.

Читая свои воспоминания, я неожиданно ощутил легкую грусть по прошедшим дням. Я читал про наш поединок с Оружейником, про то, как он обещал мне сделать меч. А что, если он все же сделал его?

Я подошел к камину. Там, на столике стояла чаша, сделанная Калороне. Эта чаша была не моей. Она была сделана для человека, который погиб, пытаясь спасти ту, которая считала его своим врагом.

Да, у меня были воспоминания о прошлой жизни, но они не имели ко мне никакого отношения. Они не были важны. Все, что было во мне – умерло. Теперь медленно, ступень за ступенью, я шел к целостности. Что-то во мне возрождалось, но казалось совершенно чужим.

Несомненно, тот, кто стоял сейчас в комнате, погружающейся медленно во тьму, перестал бояться людей и магов, он был совсем другим, спокойнее и равнодушнее. Чужое горе до сих пор было ему не безразлично, но в жизни он бы не шагнул наперерез фантому, безоружный, чтобы спасти маленького ребенка. Тот человек жив лишь в видениях…

Глядя на чашу, я подумал, что у погибшего в пещерах человека было чему поучиться, и почти пожалел, что его больше нет. Почти, это не значит, что я приблизился к этому хоть на шаг.

На озеро Вердли мне хватило одного взгляда. Смотреть там было определенно не на что. Озеро высохло, черные силуэты лежали на его дне. Перед моими глазами встало очередное мое видение, то самое, которое чуть не утопило меня в холодных водах заводи. Все, что я видел, было правдой, все вокруг уже тогда предвидело беду, даже деревья, которых я касался, заходя в лес, знали свою судьбу, рассказывали мне о пожаре. Они кричали нам о будущем, но никто не слышал; они просили о помощи, взывали к нам, но мы не заметили, не просчитали. Теперь я знал это. Теперь я понимал, каким инструментом в предстоящей войне являюсь.

Пророк, который промолчал, когда нужно было говорить. И вот все уже свершилось. Ничего нельзя изменить.

Но я обязательно найду способ оказаться полезным, раз уж живу в этом мире.

Нагнувшись, я подобрал еще один листок, где было написано единственное слово: "Ищи".

Эту руку я не знал, но сразу понял смысл приказа: кто-то из магов верно оставил мне сообщение. Или совет.

–Что это? – тихо спросил я. –Что мне нужно найти?

Вновь прошелся по комнате, сел на кровать… и тут же поднялся. Откинул покрывало. Там, бережно завернутый в ткань, лежал палаш в красивых, с замысловатым теснением, ножнах. Ни одна рука, кроме Оружейника, не касалась рукояти. Теперь у меня был нож и меч.

Я уже знал, куда пойду, когда уходил из комнаты. Пусть все, что я теперь буду делать, станет символом моей жизни, достойной той храбрости, которой когда-то владел человек из Гранд Сити. Теперь я необычайно ясно осознал, что из этих маленьких крох он вырастет вновь, становясь самим собой, вновь меняя меня. Я твердо решил: пусть у меня будет и настоящее и прошлое. В конце концов, этого заслуживает каждый.

Когда я уходил, меня провожали. Мрак обратил мое внимание на человека, бесцельно бредущего по развалинам. Казалось, он очень стар и движение дается ему с видимым трудом, причиняя боль. Он цеплялся руками за камни и сползал вниз, потом медленно и долго карабкался на соседнюю груду, по которой шел дальше, пошатываясь, словно на плечах у него была непомерная ноша.

Это был не фантом, но и живым назвать незнакомца я не мог. То, что брело по развалинам Форта, было самым древним его обитателем, тем, кто больше всего скорбел о разрушении крепких стен; тем, кто уберег город от подступивших волн Льдистого моря, но не смог совладать с разбушевавшимся временем. Это был дух Святилища, на фундаменте которого неизвестные архитекторы некогда возвели стены Форта.

Я наблюдал за бредущей по нагромождениям камней фигуре, и грусть, родившаяся в моей груди, была таким же новым для меня чувством, каким было осознание пришедшей в мир весны. Я провожал духа взглядом до тех пор, пока он не скрылся среди остовов стен. Наверное, он пошел в глубины города, в библиотеку. Я надеялся, что хранилище книг уцелело, что фантомы не проникли в него, что не тронули жизни людей, заключенные в строки на бумаге, не превратили их в пыль, которой там и так слишком много…

Я направил Мрака к озеру, но не Вердли было моей конечной целью. Я собирался найти дракона леса и не сомневался ни секунды, что он жив. Но то, что представало перед моими глазами, ужасало: все деревья, прекрасные и сильные деревья под кронами которых я так часто бродил, отдыхая душой и телом, превратились в обгорелые, торчащие обломанными стволами кладбищенские надгробия. В свете луны этот лабиринт из обгорелых костей казался зловещим. Почва под ногами была черной, покрытой более светлым слоем жирного пепла, который от малейшего движения поднимался в воздух липкими хлопьями.

Все вокруг дышало смертью. Воздух был наполнен удушливым запахом беды и гари, высохших водорослей и истлевающей рыбы. Вытянутые силуэты обитателей озера Вердли покоились там, где их настигла гибель.

Соскочив со спины Мрака, я стал осторожно пробираться между покрытых сажей стволов, стараясь не задеть их. То слева, то справа смотрели на меня красные глаза углей, приютившиеся на обглоданных огнем остатках стволов, прикрытые слоем белесого пепла. Лес местами еще дымился, но это было последнее дыхание бушевавшего несколько долгих дней пламени. Пепел медленно остывал, гасли угли, вгрызаясь в еще нетронутую, но уже мертвую древесину. Тягостный запах пожара, едкий и раздражающий нос, маревом висел над пепелищем.