–Случайно, – Мастер тихо засмеялся, легкая горечь скользила в его смехе. – Демиан, прости, но убить тебя – не такая уж сложная задача. Легко, – зловеще добавил он, – в любой момент времени остановить твое сердце. Но Северный никогда бы не тронул коня.

–Убийца на лестнице – просто проверка, – не сдавался я, потому что уже всему нашел объяснения. – Обращусь ли я к тебе, как поведете себя вы сами. С вином, согласись, мне повезло. Яд был превосходный, не разлей я кубок, и был бы гарантированно мертв. Яд был у меня в комнате несколько дней. Значит, убийца на лестнице мог быть ни чем иным, как попыткой заставить меня выпить яд.

Мастер удивленно поднял бровь.

–Напряжение, понимаешь? Чем больше напряжение, тем больше хочется выпить. Все скопившееся напряжение вынудило меня вновь принять вино. Потом эта тварь пробралась ко мне в комнату. Я был не осторожен на улице и Северный прошел совсем рядом со мной, но будто бы не замети. Мастер, как он мог меня не почувствовать?

–Дем! – прервал меня маг и когда я посмотрел на него, проворчал:

–Если это Северный, я и песчинки за жизнь твою не дам.

Я сглотнул.

–Но это не он. Поверь, то, что происходит между нами, тебя мало касается. По первой же его просьбе, он получит тебя, по первому же слову я отступлю. Ты – не вещь, которую нужно делить. Ты – человек, для дракона. Через что тебе придется пройти прежде, чем родится Древний, определяю ни я и ни ты. Это понятно?

Я молча кивнул.

–Теперь ты будешь спать, Демиан. Никаких глупостей, ляжешь и уснешь. Я пойду в конюшню сам и, если что-то смогу сделать для жеребца, я это сделаю.

–Ты это сделаешь для лошади? – глухо полюбопытствовал я.

–Сделаю, потому что ты это заслужил.

Мастер, пообещав мне чудо, повернулся и вышел за дверь, а я, лаская вновь зародившуюся надежду, рухнул поверх одеяло и тут же уснул. Мой сон был так глубок, что по утру я никак не мог проснуться. Мне казалось, я уже не сплю, а стою посреди своей комнаты и смотрю на гобелен. Существо на нем шевелится, но не так, как могло бы двигаться животное, а будто скованное, состоящее из плохо подогнанных деталей. Оно глядит на меня отстраненно, до моего слуха доносятся отдаленные звуки песни, от которой щемит сердце. Это плач и зов одновременно.

Грубый рывок и ощущение падения. Мое тело остается распростертым на полу, а сам я проваливаюсь вниз, будто камни утеряли свою твердость. Страх – это не то чувство, которое я ощущаю, для него нет названия.

Холод стен касается, кажется, самого сердца, когда я падаю вниз. Внутри них что-то движется, перетекает, будто внутренние соки. Когда я проскальзываю сквозь камень, мутная субстанция, пронизавшая все стены, впивается в меня, прилипает, тянется следом, желая поймать, удержать, втянуть в себя, завладеть всем тем, что является мной. Я слышу голоса, но не улавливаю слов. Бесконечные нити захватывают меня и пытаются разорвать на части.

Стены поют. Их голоса жутки, но это песня. Этот город живой. Мастер сказал, что в подземельях города меня ждут иллюзии. Он солгал. В подземельях меня ожидает жизнь. Там, в глубине, сокрытая футами земли, защищенная камнем и темнотой, она покажется, ее не придется звать. Она придет посмотреть на того, кто посягнул на ее владения.

Свет перетекает в тени, я вижу перед собой книги. Бесчисленные тома занимают все место на бесконечных полках, уходящих под потолок. За моей спиной кто-то стоит, его присутствие очевидно.

Тебе здесь не место, – это единственное, что я смог разобрать, прежде чем меня вышвырнули из сна.

И вот теперь я лежу, вяло думая о том, что же произошло на той равнине, когда я вознамерился свести счеты с жизнью. Это стремление чуть не разрушило мой разум и уж конечно разбило вдребезги его защитные стены. Позднее, стоило мне притронуться к виску, рождалась боль. Это было около ручья у самых подножий гор. Тогда я все еще хотел умереть. Теперь причины были очевидны: боль от удара по голове, когда рукоять ножа скользнула по черепу, вновь и вновь возрождалась под моими пальцами.

Предметы хранят разные отпечатки, если по какой-либо причине в них смогли их вложить. Яркие картины хранят счастье и любовь, гобелен на стене в моей комнате пробуждает неявную тоску, которая не соизмерима в моем понимании с человеческой личностью; стены города несут в себе отпечаток древней жизни, полной силы и желающей ее больше всего на свете, а мой висок хранит тень той боли, которую вложил в него Мастер. С тем, ее все, чего я касаюсь, откликается на прикосновения, для этого чувство должно истечь наружу и наполнить меня, а многие вещи глухи. Я гладил коня, но никаких видений не было и в помине, разум оставался глух и мир не претерпевал изменений…

Я не слышал, как пришел Мастер и, лишь когда он сел на край кровати, слегка качнув ее, понял, что в комнате не один.

–Демиан, – тихо позвал маг.

Я не нашел в себе ни желания, ни сил чтобы ответить. Вчера я отдал все свои соки до капли, но ночью город довершил начатое мной самим. Маг был прав, проникать в предметы было слишком опасным делом.

Приятное прикосновение теплых рук немного разбудило меня, я тяжело и медленно вздохнул, гоня мутную слабость прочь, и спросил:

–Конь жив?

–Жив, – отозвался Мастер. – Все обошлось.

–Мастер, спасибо, – с жаром поблагодарил я и некоторое время лежал неподвижно.

–Это ты удержал его на самом краю, не я, но чтобы это понимать, тебе следует во всем разобраться. Ответы есть в книгах, подумай над этим. Обратись к Рене, она вложит в твои руки ключи от всех дверей. Не бойся говорить с ней, не опасайся раскрыть какие-то тайны, кроме одной, о которой я уже просил тебя молчать.

–Скажи, Мастер, – чтобы заполнить неловкую паузу, спросил я, – фантом похож на существо с моего гобелена?

Маг поднял голову и долго разглядывал изображение на стене.

–Да, – словно согласился он, – интересное изображение. И художник был хорош. Как я уже сказал, в книгах можно найти ответы на многие вопросы.

–Мастер, отказываясь отвечать на мои вопросы, ты говоришь не меньше, чем если бы давал необходимые объяснения.

–Порой, я их даю, – отозвался маг. –Порой, когда можно отделаться парой фраз. Это не фантом, это Лорес – привратник мира мертвых.

–Мифическое существо? – полюбопытствовал я.

–Проводник. Ну-ка дай я посмотрю на твою руку, она все же болит?

–Не мудрено, – прошипел я, морщась от боли, когда Мастер стал аккуратно снимать повязку. – Меня вчера проткнули чуть ли не насквозь!

–Не преувеличивай, Дем. Теперь это царапина, – он ощупал кожу вокруг покрытой коркой раны. –Все цело, не ной, я свое дело знаю.

–Мастер, я хотел спросить, почему Оружейник так дорожит своим клинком, а свой ты отдал мне без заминки?

–Потому что мое умение, это не кусок железа, – видя мое недоумение, маг сделал кислую мину и встал. –Смотри, мы выковываем знания, а они правят нас. Квинтэссенция всего это и есть цель.

В комнате вдруг стало сумрачно, словно кто-то задернул портьеры. Мигом исчезли лучи восходящего солнца, которые тронули каменный подоконник. Маг вытянул руку, и серость сгустилась, вытянулась в черный меч. С удивлением я понял, что Мастер более не имеет четких граней, остался лишь его черный силуэт и его меч – сама ночь, собравшаяся в моей комнате.

–Оружейник не может понять, как такое может быть, – глухо проговорил Мастер. –Он бы не дал свой меч никому, железный меч – это часть его руки. Моя же часть давно внутри меня.