Кемлагерь на Поповом острове (он расположен в четверти мили от побережья и в 26 милях от города Кемь) является основной железнодорожной станцией Соловков. В нем скапливаются до открытия навигации тысячи новых заключенных, заброшенных на Соловки из всех уголков России. Обыкновенные уголовники, которых время от времени амнистируют, начинают отсюда свой путь на юг.

Заключенные непрерывным потоком перевозятся из Кемлагеря в монастырь, а из монастыря на Попов остров для работы, которая, в основном, выполняется на этом острове.

Прежде чем перейти к подробному описанию Соловецкой администрации, я напомню, что когда я прибыл во владения СЛОНа, в лагере находилось более пяти тысяч заключенных из трех категорий, описанных в предыдущей главе: контрреволюционеры, политические и шпана (т. е. просто уголовники).

В самом монастыре контрреволюционеры и уголовники живут в церквях и кельях на территории Кремля, который избежал разрушения. А политические — в скитах отшельников, разбросанных по всему острову в трех, восьми и шести милях от Кремля.

На Поповом острове заключенные жили в бараках, построенных британцами, контрреволюционеры и шпана вместе, а политические — отдельно.

Самым главным лицом среди администрации северных лагерей особого назначения является московский чекист, член ВЦИК Глеб Бокий (один из советских пароходов, между прочим, был назван в его честь). Это высокий худой человек, очевидно, хорошо образованный. Его манеры производят в основном мрачное впечатление; взгляд у него острый, пронзительный. Он всегда одет в военную форму. Это типичный непреклонный коммунист, прекрасно образованный и с элементами жестокости в характере. Он живет в Москве, где исполняет некоторые обязанности в ГПУ, и только время от времени наведывается на Соловки.

Его заместитель по фамилии Ногтев, постоянно находящийся в монастырском Кремле, и является истинным главой СЛОНа. Судьба заключенных полностью в его руках. Он тоже член ВЦИК, а прежде был моряком на крейсере «Аврора». Это полуобразованный, пьющий и несколько глуховатый человек с жестокой физиономией. В лагерях он всем известен под прозвищем Палач. Когда Ногтев обходит бараки и скиты политических заключенных, они громко кричат ему в лицо: «Палач, убирайся!» (Я позже объясню, почему такая вольность остается безнаказанной).

Помощником Ногтева, его правой рукой является эстонский коммунист по имени Эйхманс. Он страдал парадоманией.

Сам он был помешан на любви ко всему военному, и требовал того же самого от заключенных, моря их при этом постоянным голодом. Их постоянной обязанностью было приветствовать его по-военному. Сразу же по прибытии на Соловки он начал при помощи приказов и ударов обучать заключенных тому, как следует отвечать на его приветствие «С добрым утром» (бодрый военный тон и стопроцентное внимание).

С момента моего прибытия на Соловки и вплоть до марта 1924 года комендантом Кемперраспредпункта[17] был некий чекист Гладков, который родился в центральной России, в Калуге, и прежде был рабочим. Он отличался повышенным интересом к казенным деньгам и поразительным покровительством шпане. Этот почти не владевший грамотой, пристрастившийся к вину и картам грубиян, ничем не отличался от обычных уголовников. Все это послужило своеобразной идеологической почвой для того, чтобы Гладков установил произвол и диктатуру шпаны над контрреволюционерами и политическими, и мы были вынуждены сносить все это.

В марте 1924 года произошла так называемая смена кабинета. Об этом я постараюсь рассказать ниже. А сейчас продолжу свой рассказ о руководстве из прежнего состава. Бокий, Ногтев, Эйхманс, Гладков — вот те люди, которые обладают властью. Они присланы из Москвы самим Дзержинским. Остальные представители персонала Соловецкого и Кемского лагерей были заключенными чекистами. В монастыре на Поповом острове их насчитывалось несколько десятков. Когда дальнейшее сокрытие от глаз общественности взяточничества, мошенничества, произвола и омерзительного пьянства должностных лиц ГПУ сделалось невозможным, их без промедления начали привлекать к ответу за преступления.

Некоторые из них сосланы в иные места, другие же брошены в лагеря СЛОНа на сроки от двух до десяти лет. Тут они до сих пор используются по «специальному» назначению.

Я помню нескольких из сосланных чекистов, которые занимали и до сих пор занимают важные административные должности на Соловецких островах.

Помощником Ногтева по административной части является некий Васько — грубый и жестокий негодяй. Это существо — «прокурор» Соловецких островов, и все документы, относящиеся к делам сосланных, находятся в его руках. Значимость деятельности этого человека может быть доказана тем обстоятельством, что контрреволюционеры и политические все без исключения осуждены ГПУ (впрочем, всегда в их отсутствие и без всякого судебного разбирательства), а сроки их осуждения — неизменны. На самом же деле они находятся на положении лиц, чьи дела все еще расследуются. В любой момент может быть выявлена новая улика, имеющая отношение к делу заключенного, что может обернуться не только продлением срока, но и расстрелом.

Работа товарища Васько сводится к тщательному выискиванию новых фактов или ничем не подкрепленных заявлений, способствующих более основательному закреплению арестанта на Соловках. И для достижения этой цели он не брезгует никакими средствами, использует агентов-провокаторов, фабрикует «новые» доказательства и т. д.

Управление технической стороной жизни нынешнего Соловецкого лагеря сосредоточено в руках Роганова — инженера, сосланного на Соловки за преступную профессиональную некомпетентность. Я не знаю, как он руководит на своем посту, но для всех очевидно, что сейчас Роганов, сменивший мундир, ничем не отличается от истинного чекиста: ни своим отношением к заключенным, ни своим вызывающим поведением. Его техническими помощниками и в монастыре, и на Поповом острове являются инженеры, набранные из числа арестантов. Эти люди не имеют никакого влияния, почти беззащитны перед лицом несправедливости и подвергаются жестокому обращению, как и все прочие из нашей среды.

Руководству Северного лагеря особого назначения было предписано, по причинам, о которых я скажу позднее, добиваться самообеспечения. Под этим подразумевается заключение как с Карельской республикой, так и со всевозможными организациями и центральными властями различных договоров об использовании труда арестантов на строительстве дорог и зданий, на лесозаготовках. Предпринимаются также попытки восстановить на Соловецких островах разрушенные фабрики и мастерские. Хотя все это, как будет показано ниже, не заканчивается ничем, кроме провала.

Начальник управления СЛОНа имеет в своем распоряжении кого-то вроде «юридического советника по вопросам принудительного труда». Эту, практически бесполезную обязанность, исполнял Френкель — крупный венгерский фабрикант. Френкель прибыл в Россию по приглашению Внешторга, чтобы заключить торговые соглашения и взять в аренду некоторые советские предприятия на концессионных условиях. Вместо этого он оказался сосланным по приказу ГПУ на Соловки сроком на два года за «шпионаж в пользу международной буржуазии» (ст. 66 Уголовного кодекса). Иногда Френкеля посылают даже в Москву и Петроград по коммерческим и юридическим делам лагеря. Срок его наказания истекает в конце нынешнего года (1925), но согласно приказу ГПУ от августа 1924 года с Соловков его отправят не в Венгрию, а в Нарын[18], затем в Туруханск[19] и в конце концов, в Зарянский район.