Мне надоело стоять, и я направился к скамейке. Мои спутники последовали моему примеру. Полицейские проявили явное беспокойство, но, поняв, что мы не собираемся бежать, расширили свое кольцо вокруг нас, держась на расстоянии метров в десять.

Тем временем приехал переводчик из нашего посольства. Там недоумевали, что нас долго нет. Переговорив с нами, переводчик ушел искать советника или консула. Наконец, через полчаса вдали показались все трое в сопровождении какого-то крупного полицейского чина, судя по всяким побрякушкам на его мундире.

Полицейский на чем-то настаивал, и советник с консулом ушли.

Наконец появился какой-то штатский (потом мы узнали, что он занимает крупный пост в тайной полиции). Штатский переговорил с полицейским офицером, потом с советником и попросил наши паспорта. Один из полицейских стал переписывать что-то из наших паспортов, другой размножил этот список в трех экземплярах. После этой процедуры охранявшие нас полицейские убрались, а нам была предоставлена «свобода передвижения».

Так встретили нас блюстители «порядка и прогресса» заокеанской страны.

Полное название бразильской столицы — Сан-Себастьян-до-Рио-де-Жанейро.

История этого названия такова. 1 января 1501 года корабль, на котором плыл Америго Веспуччи, достиг берегов Нового света. Путешественники увидели глубоко вдающуюся в материк, прихотливо изрезанную водную дорогу. Куда она вела? Участники экспедиции решили, что им посчастливилось открыть устье большой реки. Они и назвали ее Рио-де-Жанейро («рио» — на португальском языке — «река», «жанейро» — «январь»).

Потом в этом месте, на широте тропика Козерога, возник. укрепленный городок Сан-Себастьян. Жители городка, как только прибыли, убедились, что никакой реки тут нет. Америго Веспуччи принял за реку прихотливо изогнутую бухту. Но название «Рио-де-Жанейро» укоренилось и было прибавлено к названию городка.

Нынешний Рио, — как сокращенно называют свою столицу бразильцы, раскинут огромным полукольцом по берегу той самой бухты Гуанабары, которую четыре с половиною века назад посчитали устьем реки.

Часть города лежит прямо на берегу Атлантического океана.

Бразильцы гордятся своей столицей. Рио действительно красивый город. Тропическая природа щедро украсила этот уголок. На зеркальной глади бухты Гуанабары раскинуты одетые зеленью островки. Выделяется Пан-де-Ашукар, полуостров, увенчанный гористым выступом, похожим на сахарную голову. Отсюда и пошло его название: по-португальски оно значит «сахарная голова».

В воде отражаются зеленые горы, местами расцвеченные яркими пятнами цветущих деревьев. Кое-где по берегу видны обнаженные скалы, окрашенные то в яркокрасный, то в розовый, то в оранжевый цвет. Над всем этим господствует гора Корковадо, по португальски — «горбун». Высота ее превышает семьсот метров. Город почти опоясывает подножье Корковадо. Кварталы домов, поднимаясь от набережных, обсаженных пальмами, взбегают амфитеатрами на самые склоны горы.

Ночью город ярко освещен, особенно в центральных торговых частях, где к уличным фонарям добавляются огни неисчислимых реклам кино, ресторанов, торговых фирм, банков. После полуночи начинают гаснуть рекламы и город постепенно погружается во мрак черной тропической ночи.

Рио — большой город с двухмиллионным населением. Здесь можно найти и старые кварталы, застроенные домами прекрасной архитектуры, и небоскребы «нью-йоркского стиля». По высоте эти небоскребы отстают от североамериканских, — самые высокие дома в бразильской столице не превышают 25–30 этажей. Но по архитектуре это такие же каменные обрубки, как и чикагские и нью-йоркские.

На улицах бразильской столицы много зелени. Иногда на одной улице или набережной можно видеть самые разнохарактерные деревья. По одну сторону набережной залива Ботофого мы наблюдали бенгальские смоковницы. Это приземистые деревья с огромным количеством ветвей, покрытых густейшей листвой, не пропускающей лучей солнца. Змеевидные корни смоковницы, расползаясь во все стороны в поверхностном слое почвы, разрывают асфальт тротуара и мостовой. А по другую сторону набережной — уже знакомые нам королевские пальмы, — точеные, уходящие высоко в небо колонны, покрытые зеленым шатром перистых листьев.

Прекрасен пляж бразильской столицы (называется он: Копакабана), открытый прямо на океан. Это широкая полоса тончайшего чистого песка, омываемого крутой волной прибоя. Вдоль пляжа устроен широкий тротуар из кубиков белого и серого камня, уложенных волнистым узором. Уложены они так, что идешь по нему — и кажется, что он такой же подвижный, зыбкий, как поверхность лежащего в сотне шагов океана.

Пляж Копакабана прослыл «лучшим пляжем Нового света». Сюда съезжаются толстосумы Латинской Америки. Но особенно много здесь богатых дельцов из Соединенных Штатов, которые прибрали к рукам богатства Бразилии.

Вблизи пляжа, за черной лентой асфальтовой дороги, спешно воздвигаются многоэтажные гостиницы для иностранцев. Днем пляж переполнен: сотни пестрых зонтиков воткнуты в песок; в их тени укрывают головы загорающие. По волнистому тротуару прогуливаются бездельники. Выставлены под тентами столики ресторанов, баров, кафе. Тут можно заказать самое невероятное блюдо. Пресыщенные гурманы и охотники до экзотики заказывают жареного осьминога с перцем или тушеную каракатицу.

Но вот мы прошли триста метров за линию роскошных отелей Копакабаны и увидели совсем другую картину. Во дворах скученных, густо заселенных домов копошатся дети бедняков, которые добывают в море рыбу, каракатиц и осьминогов. У этих детей вздутые животики и искривленные ножки. Они не знают иной еды, кроме фейжона, блюда из фасоли. «Это самый любимый народный продукт», — скажут вам питающиеся мясом богатые бразилейро. Фейжон — «национальное бразильское блюдо», — добавят они. Понятно: оно самое дешевое. Но оно неизбежно приводит к детскому рахиту.

За пределами роскошного центра столицы в беспорядке разбросаны фавеллы — районы трущоб, где жилища сложены кое-как из неотесанных камней либо сколочены из старых ящиков, обломков железа, кусков фанеры, остатков автомобильных кузовов и фургонов. Ночью здесь царит мрак. В дождь потоки, мутной воды заливают утлые домики, после дождя — непролазная грязь.

Странствуя по городу, мы забрели в такой трущобный район и увидели очередь. В длинном «хвосте», вытянувшемся вдоль улицы, под палящим зноем стояли старухи, молодые девушки, полуодетые детишки. Иные принесли с собой ведра, другие — нечто вроде кастрюль, третьи — просто большие жестянки из-под консервов или бидоны из-под бензина. Это была очередь за водой, которая отпускалась из водоразборной колонки. В фавеллах нет домовых водопроводов, нет канализации. Об этих районах не заботятся, ибо здесь живут негры и мулаты. Они — та армия чернорабочих, которые обслуживают город, его фабрики, учреждения. Грузчики, метельщики улиц, рассыльные, кочегары, ночные уборщики ресторанов и кафе и т. п. — вот, так сказать, те «ступени», на которых вы увидите негров. Шофер автобуса — это высшая ступень, до которой может подняться трудящийся негр. Но вы не увидите ни одного негра за рулем такси. Ведь не всякий «белый» согласится сидеть в машине рядом с негром.

^{На окраине столицы.}

Мы ходили по оживленным улицам Рио-де-Жанейро и с удивлением наблюдали непривычные для советского человека нравы капиталистического города.

Вот главная магистраль столицы — Авенида Рио-Бранко. Здесь много торговых фирм, банков, магазинов, кино, ресторанов, кафе. На этой улице нас поразило огромное количество праздношатающихся, нарядно одетых мужчин и женщин. Они заполняют рестораны, бары, кафе, кино. Редко увидишь человека, который спешит по делу с портфелем или с пакетом. Двери кафе и баров открыты, часть столиков вынесена на улицу. Здесь, за бокалом пива со льдом или крохотной чашечкой обжигающего рот кофе, болтают молодые люди, перешептываются богатые щеголихи, молчаливо читают газеты биржевики.