Острова Зеленого Мыса, принадлежащие Португалии, получили свое название от Зеленого Мыса — наиболее выдающегося к западу выступа Африки. От этого выступа острова отделены расстоянием в 560 километров. В районе островов проходит северо-восточный пассат, и его влияние сказывается на климате и растительности островов. Пассат называют «вечным ветром», — он дует всегда в одном направлении.

Северо-восточный пассат приносит к островам из далекой Сахары сухой и горячий воздух. Этот воздух так насыщен пылью, что она не успевает осесть у берегов, и здесь, за многие сотни километров от материка, наблюдаются пылевые туманы.

Горячее дыхание пустыни пересиливает влияние окружающего океана. Растительность островов Зеленого Мыса очень бедная. Здесь нет ни влажных вечнозеленых тропических лесов, которых можно было бы ожидать в тропической области Атлантики, ни жестколистных лесов, нет даже саванн. А ведь лежащая намного севернее Мадейра покрыта вечнозелеными лесами, и там произрастают пальмы, бананы, кофейное дерево, апельсины, лимоны.

Естественная флора здесь очень скудна. В растительности заметную роль играют заросли древовидных молочаев и тамарисков. Из-за сухих и жарких ветров и малого количества осадков — всего 250–300 миллиметров в год — здесь не удаются влаголюбивые культуры.

Острова Зеленого Мыса — замечательный пример влияния северо-восточного пассата на природу океанических островов; под его воздействием африканская пустыня оказалась как бы переброшенной на многие сотни километров в океан.

Как только мы прошли острова Зеленого Мыса, нас покинули ласточки, которые, так нам казалось, совсем уже обжились на корабле. Очевидно, они не имели никакого намерения совершить с нами переход в Новый свет.

Когда острова уже терялись в дымке на горизонте, мы вспугнули большую стаю каких-то коричнево-черных птиц. По полету они напоминали чаек, а по размеру — чирков. Они отлетели в сторону низко над водой и исчезли. Больше мы на всем дальнейшем пути до самой Бразилии не видели никаких птиц.

Однажды, проснувшись на рассвете, я увидел на границе ночного неба и океана чуть зеленеющую узкую полоску — предвестницу зари. Тихонько, — чтобы не разбудить товарищей, — одевшись, я вышел на палубу.

Пока я выбирался из каюты, заря успела разгореться вовсю (смена дня и ночи в южных широтах происходит быстро). Вот и солнце появилось. Лучи его осветили верхушки мачт, скользнули по ним вниз, и вот уже ослепительно белыми стали каюты и борты нашего «Грибоедова».

Даль океана была еще темной. Только за кормой солнце уже искрилось в беловато-зеленой пене кильватера, и спокойные волны расходились от корабля огромным треугольником.

Океан явил нам новое свое лицо. Вокруг нас теперь расстилалась почти зеркально-неподвижная гладь. Царил полный штиль. Таким мы видели океан в первый раз.

Во времена парусного флота, когда еще не было паровых машин, штиль в океане был для мореплавателя гораздо опаснее, чем шторм. Представьте маленькое суденышко с обвисшими парусами, среди безбрежного океана; никакая сила не может продвинуть его. Проходит неделя за неделей, а ветра всё нет. На исходе пресная вода, и вот уже кончаются продукты… А в довершение беды, еще и морские течения относят парусник далеко в сторону от курса. Немало безвестных смельчаков погибло в океане. Но за ними шли другие, открывая новые материки и острова, исследуя океанские глубины, нанося на карты извилистые очертания берегов.

Много отважных русских моряков побывало в Атлантическом океане еще тогда, когда он был мало известен. Русские мореплаватели и ученые изучали не только те моря, что омывают берега нашей Родины. Они внесли большой вклад в исследование морских просторов, отстоящих на многие тысячи километров от границ Отечества.

В первой половине XIX века русские мореплаватели совершили около сорока кругосветных путешествий, — почти в два раза больше, чем Англия и Франция, вместе взятые. Первые русские кругосветные мореплаватели — Иван Федорович Крузенштерн и Юрий Федорович Лисянский — вели в океане большие и разносторонние научные работы. Участники этой экспедиции впервые проводили изучение плотности морской воды. Крузенштерн обнаружил, что в Атлантическом океане вода более соленая, чем в Тихом. В Атлантике, к западу от Азорских островов, русская экспедиция установила район, где морская вода обладает наивысшей соленостью во всем мировом океане. В историю великих географических открытий вписан подвиг русских моряков — Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена и Михаила Петровича Лазарева. Они пересекли на парусниках Атлантический океан с севера на юг и открыли неизвестный дотоле материк — Антарктиду.

Ныне Атлантический океан «исхожен» вдоль и поперек. Атлантика играет очень большую роль в мировой торговле. Океан пересекают десятки регулярных пароходных линий, а по дну его проложено 226 тысяч километров морских кабелей — телефонных и телеграфных.

Атлантический океан имеет важное значение для Советского Союза. Из Ленинграда, Риги и других балтийских портов через Атлантику пролегает путь в Одессу, Севастополь, Новороссийск, Батуми. Советские китобойные флотилии постоянно выходят на промысел в антарктические районы Атлантического океана.

Многие области Советского Союза расположены по берегам Баренцова, Балтийского, Черного и Азовского морей, то есть морей, входящих в систему Атлантического океана. Атлантический океан влияет на климат даже очень далекой от него суши. Ветры доносят влагу с океана до самого Уральского хребта. Теплое течение Гольфстрим, зародившись у берегов центральной Америки, одной своей ветвью омывает наше Заполярье. Благодаря ему Мурманский порт круглый год принимает корабли. Влияние теплых вод этого океанического течения достигает, хотя и в слабой степени, Новой Земли.

Атлантика кормит миллионы, сотни миллионов людей. Океан и его моря дают около третьей части мирового улова рыбы…

Мы всё еще не миновали штилевую полосу. Кажется, что всё живое избегает пустынной тишины, царящей здесь. Лишь изредка вспорхнет стайка летающих рыбок.

«Грибоедов» шел полным ходом по океану. Теплоходу штиль нипочем — дизели равномерно отстукивают, и на глади океана до самого горизонта за кормой прямой, широкой дорогой остается пенистый след корабля…

3 мая в течение суток мы прошли наибольшее с момента выхода из Лепаи расстояние 345 миль. Более шестисот километров в сутки — это почти равно среднему пробегу пассажирского поезда.

Нас душит зной. Измерили температуру воды за бортом — двадцать восемь градусов, на полградуса больше, чем на палубе в тени.

После обеда обычно набегают тучи. Но зной не уменьшается, тяжелая густая дымка висит над горизонтом. Вентилятор в каюте не в состоянии умерить ощущение бани. Белье и постель становятся липкими. Решили спать на палубе, — там хоть слегка обвевает ветерком, но через час нас согнал оттуда дождь.

Когда же мы пройдем экватор? Даже мы, новички, знаем, что, по морской традиции, переход корабля через воображаемую линию, опоясывающую земной шар в самой широкой его части, всегда отмечается празднеством. Так уже ведется из века в век.

Кто-то из пассажиров обнаружил припрятанную на юте — кормовой части верхней палубы — свежепозолоченную колесницу и трезубец. Тут же матрос трепал концы на паклю. Он просил никому ничего не говорить, но, конечно, скоро все узнали, что мы готовимся к переходу через экватор.

За обедом все осаждали капитана вопросами:

— Владимир Семенович, когда же перейдем экватор?

— И что будет по этому поводу?

Но Владимир Семенович уклончиво отвечал, что до экватора еще далеко, что еще не произведено счисление, а насчет какого-то празднества ему вообще ничего не известно.

За ужином — та же таинственность…

— Ну, когда же экватор, Владимир Семенович?

— Да кто его знает!.. Ночью, должно быть…