Оставив Саню дежурным в лагере, отправились покупать продукты на весь сезон. Продуктов надо много: мешок муки, ящик сахару, полмешка крупы, ящик масла, мешок соли (в надежде на то, что удастся заготовить впрок рыбы и мяса) и кучу всяческой мелочевки. В Сусуманском автохозяйстве арендовали на четыре часа тот самый микроавтобус, что за десять копеек возил пассажиров из города в порт и обратно. Колесим по магазинам, делая оптовые закупки. Шофер микроавтобуса ворчит:

— Я бы за это время уже четвертной заработал.

— Так мы же больше заплатили, — удивляется Юра его ворчанию, — наличными внесли в вашу кассу все как положено.

— Это вы автохозяйству заплатили, а не мне, — горько усмехается шофер, намекая на то, что ему следует дать в лапу.

Но мы притворяемся, что не понимаем его намеков.

Купили все, кроме соли. В продаже только мелкая, тонкая соль, а ею невозможно солить впрок ни рыбу, ни мясо. Нам нужна крупная, темная соль, а такой нигде нет. Обегали все магазины и уже хотели было, махнув рукой, купить тонкую, как какая-то женщина сказала нам, что в соседней столовой на столах стоит та соль, что нам нужна, темная и крупная (очень неудобная, кстати, в столовой). Бросились в эту столовую и быстро произвели размен, причем директриса долго благодарила нас.

А врач сказал, что дела с ногой у Сани плохи: возможен перелом пяточной кости со смещением, а что большая трещина — так это почти наверняка. Он дал направление в рентгеновский кабинет. Там пока, правда, нет пленки, и поэтому установка не работает, однако к понедельнику пленку обещали достать.

Поздно вечером слушали прекрасный концерт американской джазовой музыки. Передавали композиции Дейва Брубека, Дюка Эллингтона и даже Телониуса Монка. Это был концерт по заявкам радиослушателей из Хабаровска.

Сегодня ночью Саня сумел уснуть, а днем даже пытался ходить с костылем.

— Чего нам понедельника ждать?! — хорохорится он. — Авось не пропаду.

И посылает меня к вертолетчикам договариваться о нашей заброске. На поле стоят два красивых зеленых вертолета, но ни один из них везти нас не собирается: один занаряжен патрулировать тайгу на случай пожара, другой — развозить водку и колбасу по дальним приискам.

На территории Берелехского аэропорта тоже имеется кафе «Лето». (Это название для точек культурного отдыха тут очень популярно, видимо, все лучшее здесь связывают именно с этим временем года.) Впрочем, «кафе» — это, пожалуй, громко сказано, я бы назвал это заведение павильоном — все тот же невзрачный сарайчик, все с теми же мокрыми мраморными столиками, но подают тут пиво, вермут, шампанское и прихотливую закуску: мясо, рыбу, свежие огурцы и помидоры. Сусуманское пиво славится по всей трассе: говорят, в прежние времена сидел здесь какой-то знаменитый на всю Россию пивовар. Срок (как и у большинства) был у него достаточный, а потому он сумел тут хорошо наладить производство. Сижу, пью это прекрасное пиво и наблюдаю всяческие жанровые сценки из повседневной жизни.

Вот в очередь, состоящую из прилично одетых пассажиров, ожидающих самолета на Магадан, затесались два «бича», небритых, суетливых, пьяноватых. Третий «бич», видимо их приятель, стоит в некотором отдалении и как-то настороженно и нервно оглядывает очередь, прилавок и хмурую здоровенную продавщицу в белом халате. «Бичи», стоящие в очереди, ведут себя прилично: не лезут вперед, не лаются, никого не толкают локтями и не наступают людям на ноги. Наконец подошла их очередь, и заказали они всего — и пива, и шампанского, и вермута, и еды всякой — рублей на пятьдесят.

— У вас деньги-то есть? — строго спрашивает их хозяйка заведения.

— Есть, есть, — суетливо кивает тот, третий «бич», стоящий в стороне, и издалека показывает в кулаке большую пачку смятых денег.

— А есть, так рассчитывайтесь! — строго говорит хозяйка. — Нечего очередь задерживать! Иди сюда! Ты чего встал-то там или мне самой к тебе на поклон идти?!

— Сейчас, сейчас, — скороговоркой приговаривает «бич» с деньгами и идет к прилавку, но идет как-то уж очень медленно.

Тем временем его друзья, наоборот, буквально летают по заведению, перетаскивая на дальний столик снедь и напитки, отхлебывая по дороге пиво и вино, засовывая двумя руками в рот сразу и мясо и помидоры.

— Сколько я вам обязан, а? Сколько?

— Ты мне валять дурака здесь брось! — грозно хмурится хозяйка. — Сорок два рубля пятьдесят шесть копеек. Или тебе счет выписать, как в ресторане?!

— Что-то мало больно, — удивляется «бич», — ты лучше считай, а то проторгуешься. — И с этими словами вываливает на прилавок огромную кучу денег: сотни, полусотни, четвертные, десятки, но только все старые, дореформенные.

— Это что еще за шутки? — взревела ошарашенная продавщица. — А ну давай настоящие деньги! — И, протянув руку через прилавок, схватила «бича» за воротник.

— А это тебе какие, испанские?! — заорал «бич». — Мало, на еще, я нежадный.

Продавщица свистит в свисток, и из подсобки прибегают какие-то здоровенные мужики (грузчики? вышибалы?), хватают «бичей» и волокут куда-то. «Бич» с деньгами орет жутким голосом:

— За что?! Двенадцать лет в тайге золото мыл! Новых законов знать не знаю! Только сегодня к людям вышел!.. — И при этом как-то умудряется залпом выпить полную кружку вермута и запихать в рот здоровенный кусок мяса. Два его приятеля в дальнем углу «кафе» тем временем успели сожрать и выпить почти все, что принесли. При этом они умудрились открыть две бутылки шампанского и выпить их прямо из горла. (Лично я считаю это незаурядным достижением. Кто не верит, пусть попробует сам выпить из горла бутылку теплого шампанского.) Часть денег из этой огромной пачки вывалилась на пол, посетители рассматривают их как какие-то диковины.

Ко мне за столик подсаживается пьяноватый дед с двумя железными зубами (остальных зубов нет) и смеется, указывая пальцем на отчаянных этих «бичей»:

— Видал арапов?.. Ну и публика... Новых порядков он не знает... Да все они знают лучше нас с тобой... А вы кто сами-то будете? А, геологи, это дело доброе... Золото небось ищете, ну-ну... А мы вот лесные пожарные, тайгу тушим, если что... Все сидели здесь, конечно... И я сидел, а чего стесняться-то, сидел за мое поживаешь... Видишь, зубов нету? Это верный знак: раз зубов нету, значит, на Колыме сидел. Они тут от морозу выпадают, а у кого шибко крепко сидят, начальство выбивает, чтобы никто не выделялся... Гуляем мы нынче культурно, в кафе... Этот месяц хорошо получили. Нам ведь сдельно плотют — с пожара. Нынче рыбаки да охотники хорошо тайгу жгли... А вот ваш брат, геолог, нам мало фарту приносит. Вы жгите ее, мы потушим, а то ведь у нас оклад-то сто десять, ну там всякие коэффициенты да надбавки, это, конечно, само собой... Да с одного окладу-то шибко не пожируешь... Завтра, говорят, к нам начальство из Магадана прилетит, техминимум принимать: ночью на тайгу из вертолета прыгать будем... Ни хрена нам за этот техминимум не плотют, зачем вот, скажи на милость, я себе кости об эту тайгу бесплатно ломать должен?.. — Но тут его позвали за соседний столик, и он ушел, пожелав мне фарту.

Вечером к нам в лагерь пришел мириться позавчерашний эскимос (или чукча). Строительной скобы у него на этот раз не было, но была бутылка вермута. Пить мы с ним не стали, но от беседы не отказались. Эскимос представился нам как известный чукотский поэт и троюродный брат Рытхэу. На днях буквально у него в Магаданском книжном издательстве выходит книжка стихов, а кроме того, он — известный на Чукотке косторез, и собиратель танцев, и вообще внук главного чукотского шамана. Сидел тут за убийство одного гада, которого просто обязан был убить, а через месяц, когда он заработает много денег, непременно улетит домой, на Чукотку, либо в сам Якутск и поступит там в университет. И с нашей стороны просто глупость и невежество не выпить с таким замечательным человеком. Но поскольку пить с ним мы и после этого отказались, эскимос, смертельно обидевшись, ушел, но ушел недалеко, в кусты по соседству с нашим лагерем, где и выпил свой вермут в одиночку. После чего свалился замертво и уснул.