- А вдруг есть вещи, которые кто-то хочет скрыть? Не хочет ранить? Или стыдится?

- Не говорить о них все равно глупо. Все равно всплывут.

- А если говорить сразу — человек сбежит. Особенно если он не готов к твоим штучкам из серии "целесообразности".

- Люди разные… — Айрин прикусила шнурок от капюшона.

- Опять решаешь за других? Видно же, что опять себя изводишь и что-то стараешься решить.

- Ага. Только не за других, а за себя. И я сильнее, чем ты думаешь.

- Ну да… Кто б спорил. А как рюкзак тащить — так сразу "Генри, мог бы ты помочь?"

Она резко повернулась к нему, прищурилась.

- Любовь из благодарности ни к чему не ведет. Это подачка, временная замена тепла. Не надо за мной ходить по пятам из-за того, что я спасла кому-то жизнь. Я случайно! Я не муза и не спасатель. Иди ты к черту со своими нравоучениями, Дэн!

- Конечно. Как только твое эго задето — Дэн сразу идет к черту…

- Нам так нравится, когда наша половинка рядом, когда есть чувство наполненности.

- Ну… это свойственно при отношениях.

- Черта с два! Это зависимость! Нет никаких половинок! Нет и не должно быть. Когда ты половинка — ты ущербный. Другой человек — твой способ эту ущербность скрыть.

- Возможно, ты права. Но что ты предлагаешь? Срочно развестись всем парам, которые друг друга неплохо дополняют?

- Да мне плевать на них. Сейчас — плевать. Быть цельным человеком — со своим путем, своей мечтой, своей головой. Это моя жизнь — и я ее проживу, для этого мне не нужно искать недостающий кусок себя.

- М… — он уселся под скалой. "Проняло девчонку".

- Другой, тот, кто будет рядом, вправе идею и путь разделить — либо нет. Они могут пойти вместе. Какое-то время. Могут разойтись. И это никого из них не убьет, если они цельные. Ты меня понимаешь?

- кажется, да.

- Я просто так больше не могу! — она со всей силы пнула сугроб. — Внутри все разваливается — я знаю, что что-то не так. Что это не тем ярлыком обозначается, который мы с Генри навесили.

- Это… не любовь, ты хочешь сказать.

- Да. Не любовь. Не дружба. Не братство. Мы просто встретились — каждый на своем пути — на какое-то время.

- Ты собралась уходить от него?

- Пока нет. Не знаю я! Но ощущение, что скоро что-то произойдет, вот-вот что-то случится… Придет кто-то и скажет — пойдем со мной. И я пойду. Если не сорвусь сама раньше.

Она прикусила ноготь. Дурацкая привычка. На пару минут повисла тишина.

- Вернемся — я с ним поговорю.

Дэн с кряхтеньем поднялся на ноги. Налил из термоса чай, вручил чашку девушке.

- Занятия Сваллоу помнишь? Про будущее и так далее?

- Угу.

- Перед разговором пропиши. Чего ты хочешь. Может, увидишь этот самый образ по пути к Генри. Не руби сплеча.

Она кивнула.

- Хорошо. Ты прав.

Спустя полчаса они уже брели по дороге к стоянке экспедиции.

- Знаешь… меня уже достала эта война. Что снаружи, что внутри себя. Проблема в другом: Сваллоу забыл момент — нам снится еще и то, чего мы хотим больше всего на данный момент.

Дэн обернулся. Один из ведущих ментальщиков-форсайтеров Северного Альянса, человек, прокладывающий своими мыслеобразами дорогу в будущее сотням и тысячам людей, стоял на краю снежного "серпантина".

- Как ни грустно это признавать…Знаешь, уже третью неделю мне снится бабушкин домик в Сосновках, старый лес. И тишина.

Штормовое предупреждение оказалось очередной ошибкой метеорологов. По крайней мере, до полигона ни ветер, ни прочие элементы шторма не добрались: начищенный пятак солнца висел в далеком небе, придорожная трава была теплой и бархатной от пыли. Деловито жужжали пчелы, где-то за углом стрекотал мотоцикл, громыхал басовито профессор Чабби — кто-то из группы стажеров собирался в город за очередной порцией препаратов.

- Знаешь, я бы все отдала, если бы эту ночь ты провел рядом. Просто говорил. — Ирка смотрела на солнце, не отрываясь. По видавшей виды серой униформе прокладывали дорожку муравьи. — О чем угодно, лишь бы не оставаться одной в тишине.

Азед со скучающим видом отломил травинку, скрутил ее в кольцо. Пекло было нестерпимое. Явно не для человека в штормовке.

- Когда сидишь — и тебя давит прессом от осознания того, что чтобы что-то изменить — нужна уйма времени, уйма сил, тысячи таких, как ты и я — сильнее и слабее, мудрее и… не очень. Тысячи тех, кто будет, как и раньше, бороться не за настоящее, нет. За будущее. За светлое будущее, черт.

По дороге, поднимая столбы пыли и прыгая на ухабах, прогрохотал грузовик. Привезли очередную партию стажеров. Интересно — кого? М-теоретиков или классиков, чтящих только стандартные формулы и схемы?

- Мы идем назад. Два шага назад, один вперед. Мы знаем сотни умных слов — прикрывая ими вещи, с которых сыплется вековая пыль. Играем в игры — где сменены формы и немного — названия, немного правила — они стали гуманнее, да. Но суть-то от этого не меняется.

Магистр наук, один из ведущих м-теоретиков, член координационного собрания Института Новых Технологий Азед Ли громко зевнул. Они шли уже сутки после закрытия очередного Сезона науки в Городе, проклиная всех метеорологов, дорожников и тех, кто шил униформу «по фигуре». Униформа скрипела, шуршала и мозолила все, к чему прикасалась. Сейчас, в полдень, они все же решили сделать привал. Делегация от научного кружка ИНТ, состоящая из двух стажеров 4 курса и одного руководителя-магистра, развалилась на траве прямо за обочиной разбитой, занесенной песком трассы. Настроение было на редкость отвратное. Стоило только вспомнить землистые лица членов Собрания, выносящих свой вердикт по любому вопросу, в части которых они подобны свиньям в жемчугах — и становилось тошно, кисло и по-волчьи тоскливо.

- Я читала книгу недавно. Фантастика. Старая, кстати, очень — писали в прошлом столетии. — Харза всегда отличалась любовью к книгам, в отличие от многих других стажеров. Человек-исключение, каким-то чудом стоящий на ногах — говорили, что в детстве она перенесла около десяти сложнейших операций на ноги — проблемы со скелетом. — Писали о событиях еще более древних, а ты читаешь — и понимаешь, что сейчас, в твой хваленый век новаторов и демократов мы живем точно так же — просто феодалов и крепостных мы называем иначе. Трудно принять такое.

Харза заметно хромала на левую ногу — последствие операций — потому сейчас, развалившись в траве, пыталась размять забитые мышцы. Выданные Институтом резиновые сапоги валялись в зарослях донника, присыпанные желтоватой пыльцой вперемешку с пылью.

Азед вздохнул, разложил куртку, улегся на живот. Сладко пахло разогретыми травами и землей.

- Трудно быть честным самим с собой, Харза. Трудно оставаться поначалу наедине с собой. Трудно заставить себя думать. Не о задачках из учебников — о жизни, о твоем месте, роли. Трудно стоять до конца — но это только сначала, с непривычки.

Ирка зажмурилась, что-то пробормотала сквозь зубы. По щекам расползались влажные полосы — солнце одержало верх.

- Трудно не то, что стоять — трудно вообще найти свои идеалы.

— Почему же? Нужно просто думать.