Мы вернулись и прошли дальше по коридору. Управляющий шагал скоро, легко, небрежно заложив руку за лацкан сюртука из дорогой шерсти; у дверей останавливался и галантно пропускал меня вперед. К такому обращению я была непривычна, стеснялась, неловко благодарила.

Кассиус продолжал рассказывать:

– Сердце, чрево, жилы, нервы дома – все это требует тщательного ухода. Джаспер любит сам с ними возиться – не брезгует испачкать руки в машинном масле. Пока его нет, к нам приходит мастер Картезиус. Он приводит механизмы в порядок, если дом принимается капризничать.

Все это было так интересно, что я осмелела.

– Вы говорите о доме, как о человеке. Сердце, чрево, жилы… может еще и душа у него есть? – спросила я наивно.

– А как же, – ответил управляющий и глянул на меня весело. – Есть и душа. Только она мертва.

Я захлопала глазами.

– Душа дома – древо Ирминсул, – пояснил управляющий. – Дом построили вокруг него и ради него. Видели ветви, торчащие из кладки башни? Засохшее дерево, столь древнее, что саженцем оно видело основание Аэдиса. Прежние обитатели этого квартала считали Ирминсул источником природной магии. Но Ирминсул погиб двести лет назад. Теперь он не более чем мертвая деревяшка, оригинальное украшение башни «Дома-у-Древа».

Мы дошли до конца коридора. Кассиус распахнул резную дверь и пригласил войти.

– Ваша комната, Камилла. Прошу, располагайтесь. Вам нужен отдых и хорошее питание. Ужин принесут прямо сюда. Вот сонетка: позвоните, если понадобится. К работе приступите завтра.

С этими словами господин Ортего раскланялся и оставил меня одну.

Первым делом я подошла к стрельчатому окну. Оно выходило на узкую открытую галерею с резным каменным парапетом. Оттуда открывался красивый вид на Императорский парк. Сразу же захотелось попасть наружу, но для этого пришлось бы лезть в окно, и я дала себе слово позднее поискать выход в коридоре.

Комната была небольшой, довольно светлой и просто обставленной. Столик, кресло, старинный шкаф. На филенках из потемневшего дерева красовались резные фигурки волшебных единорогов и крепостей. Милая вещица и, должно быть, ценная.

У стены стояла кровать под темно-синим узорчатым покрывалом: туда-то я и устремилась. Села, скинула обувь и облегченно вздохнула. Блаженство! Хотелось не двигаться и ни о чем не думать, хотя поводов для размышлений было предостаточно.

Все складывалось настолько хорошо, что вызывало определенную тревогу. Странный дом, странное собеседование на странную вакансию. Мне не задали никаких дополнительных вопросов, не расспросили ни о чем; при этом казалось, что господин Ортего был крайне заинтересован в том, чтобы всеми силами удержать меня в доме покойного лорда-архивариуса Клаудиуса Дрейкорна.

Немало занимал меня и отсутствующий хозяин, теург-механик второго ранга Джаспер Дрейкорн. Простые люди робели и трепетали перед теургами и магами всех мастей; как иначе относиться к людям, чьи руки по локоть в крови несчастных, которых сотнями гибнут на жертвенных алтарях империи? В моей общине старейшины неустанно посыпали теургов проклятиями на вечерних и утренних молитвах, называя их «чернейшими Отроками Тьмы». И вот теперь один из них дал работу и кров.

Дом пробудил во мне глубокое любопытство, но при этом насторожил своей непривычной атмосферой. Если говорят правду, и жилище всегда похоже на хозяев, то портрет господина Джаспера Дрейкорна вырисовывается не самый приятный. И пусть он не приветствует магию в своем доме, жертвенный алтарь тут наверняка имеется: я успела заметить, что на одной из стен вестибюля висела коллекция старинных ритуальных ножей с золотыми рукоятками.

Резалинда рассказывала немало историй о девушках, приезжающих в столицу и попавших в беду. Сейчас я могла стать одной из них. За меня заступиться некому. Если теургу для его экспериментов срочно понадобится человеческая жертва, я могу некстати оказаться под рукой, и плевать он хотел на законы.

Тут я вспомнила лучистые серые глаза господина Ортего, его искреннюю заботу и невольно улыбнулась – нет, представить его в роли сообщника злодея я решительно не могла. А вот дворецкого с татуированными щеками и в особенности усатого стряпчего – запросто.

Силы внезапно меня оставили и я, отмахнувшись от тревожных мыслей, упала на подушку, закрыла глаза и немедленно провалилась в сон.

Меня поднял стук в дверь. От внезапного пробуждения сердце колотилось, и я никак не могла понять, где нахожусь.

На неяркий голубой ковер на полу падали золотистые лучи. День близился к закату. В комнате было тепло, приятно пахло сухой лавандой и мебельным воском. В незнакомом месте я спала всего лишь второй раз в жизни, но, как ни странно, чувствовала себя вполне комфортно.

Стук повторился; я открыла дверь. За ней оказался Пикерн – он принес мой саквояж. Рядом с Пикерном обнаружилась фигуристая девица в сером платье служанки с подносом в руках.

– Ваш ужин, – сурово объявил Пикерн. – Это Эрина. Если что-то понадобится, обращайтесь к ней. Завтрак в восемь внизу.

Девица уставилась наглыми насмешливыми глазами. На ее лице легко читалось, что она думает по поводу моей внешности и статуса. Эрина полагала, что я стою много ниже ее во всех отношениях и не собиралась проявлять дружелюбие. Я знала этот тип самоуверенных столичных служанок. Им только дай повод позубоскалить над невзрачными провинциалками вроде меня.

Когда Пикерн и Эрина покинули комнату, я устроилась в кресле у столика и приступила к ужину. Овощной суп оказался невероятно вкусным, но только распалил аппетит; я чувствовала, как с каждой ложкой во мне просыпается зверский, необузданный голод. За несколько недель вынужденного воздержания желудок смирился с отсутствием пищи, но теперь яростно требовал наверстать упущенное.

После ужина – слишком легкого, на мой взгляд, – отправилась на разведку. В конце коридора нашла ванную комнату с водопроводом и долго с удовольствием ее изучала.

В общине мы жили по старинке: обходились чуть теплой водой в тазу, а в столице я неимоверно страдала от невозможности хорошенько помыться. Доходный дом госпожи Резалинды был убогим даже по меркам Котлов. Ванная для постояльцев – одна на весь дом. В ней имелись ржавые протекающие трубы, единственный кран с холодной водой, невероятно грязная крохотная раковина и мохнатые пауки размером с мышь.

Я с удовольствием поворачивала фарфоровые вентили в форме изящных лилий и слушала, как ласково журчала струя чистой горячей воды в бронзовой сидячей ванне на изогнутых ножках. Видимо, установили ее недавно. Я вознесла мысленную благодарность гран-мегисту Джасперу Дрейкорну, которому вдумалось осовременить замшелый дом своих предков.

Затем взялась обследовать коридор. Далеко заходить не решалась. Здесь я была пока чужаком, и дом давал это почувствовать: пугал темными углами, зловещими резными изображениями на панелях, глухим недобрым эхом.

Мне никто не попался на пути, не были слышны голоса, а на светильниках и рамах картин виднелась пыль, как будто прислуга лишний раз не заходила в коридоры третьего этажа.

Стало неуютно, я поспешила назад в свою комнату и больше не выходила до вечера. Сделала короткую вылазку до ванной комнаты, чтобы освежиться перед сном, а затем заперла дверь, разобрала вещи, переоделась в ветхую ночную рубашку, залезла в кровать под толстое, теплое одеяло и уснула, как только опустила голову на подушку.

Утром проснулась ни свет ни заря, в холодном поту. Спросонья почудилось, что я опять оказалась в общине и опоздала к утренней медитации в выстуженный за ночь молитвенный зал. Испугавшись грядущего наказания, я села рывком, открыла глаза, увидела луч солнца, карабкающийся по резной дверце шкафа, и засмеялась от счастья. Я в безопасности, в богатом большом доме, мне не надо мерзнуть на ледяном полу в келье Смирения в общине Олхейма, не надо бродить по мрачным улицам Предгорода и размышлять, где найти еды. Мои беды закончились.

Я весело поднялась и привела себя в порядок. Настало время спускаться к завтраку. К сожалению, у меня не было другой одежды, кроме двух традиционных серых бесформенных платьев и одного черного с белым воротником, которое девушки в общине надевали по праздникам. Если все получится, и я останусь тут работать, то смогу, наконец, купить себе удобные, красивые городские наряды.