— Коленька, лучше позвони ты сам, — подавая телефон, попросила Вика.

— Понимаешь, родная, производственные вопросы в домашней обстановке я могу решать только с тобой и Аллой. Для всех остальных есть рабочее время и рабочее место. Но и из этого положения есть выход, мой секретарь может отдавать приказы и распоряжения, требовать их исполнения от моего имени. Марина, наша санитарка, девушка трудолюбивая, старается поддерживать чистоту и порядок, все время что-то трет, вытирает, моет, прибирает. Я устанавливаю ей оклад тридцать тысяч рублей.

— Сколько, сколько? — переспросила Алла.

— На руки тридцать тысяч. Скажи Любе, чтобы оклад высчитала сама.

— Уборщица, тридцать тысяч?! — удивилась Вика.

— А почему бы и нет. Разве она плохо выполняет свою работу? И будет выполнять ее еще лучше, станет преданной, я надеюсь, нашей фирме. Вам всем я решил сделать одинаковую зарплату, — он улыбнулся, — из внутреннеполитических соображений, никого пока не хочу выделять — по пятьдесят тысяч рублей.

— Это мы вместе, — Алла посмотрела на Вику, — получим сто тысяч! Я таких денег и в руках-то никогда не держала, — ахнула она.

Михайлов, довольный, улыбался. Ему нравилось, что его любимые не гонятся за суммой и в их глазах не светилась алчность, чего бы он не сказал, например, о Любе и Светлане, особенно о последней.

— Ты, ошиблась, — поправил он Аллу, — таких денег ты получать на расходы не будешь. А про меня почему ты забыла? Я, надеюсь, тоже что-то заработаю и заработанное тебе стану отдавать. Разве у нас не одна семья? — с улыбкой объяснил он.

— И сколько вместе?

— Шамашедшие деньги, — рассмеялся Николай, — хочу соточку себе утвердить на первое время.

— Это у меня каждый месяц — дести тысяч! Слышишь, Вика!

— Слышу, мама. Наш Коленька большой любитель сюрпризов, — она поцеловала его в щеку, — привыкай мама.

— Ну, слава Богу, с деньгами разобрались. Звони Любе.

Вика набирала номер, Николай встал с кровати, накинув халат, подошел к окну. Дом стоял на возвышенности и из окна открывался вид на значительную часть города, он мерцал ночными огоньками. Странно, но одни огоньки горели, не мигая, другие мерцали, создавая феерическую картину. Наверное, это обычные лампы и неоновые, последние мерцают, а может и нет. Окна домов светились ровно, и в каждом была своя, присущая маленькой ячейке общества, жизнь. Где-то люди радовались, где-то плакали, где-то болели, а где-то наслаждались здоровьем и все это в одном городе, одной страны. Нет одинаковых городов, как и людских судеб, но в чем-то схожи и они — стандартными домами или чертами характера. Может сейчас кто-то так же стоит у окна и разглядывает огоньки ночного города, думая о своем.

Николай закурил, выдыхая дым в форточку. К нему подошла Алла и тоже залюбовалась светящимися огоньками, иногда прислушиваясь к разговору Вики. Она закончила говорить с Любой и спешила поделиться новостями.

— Мама, Коленька, вы бы знали, как обрадовалась тетя Люба, когда узнала, что станет получать пятьдесят тысяч. Говорит, что мужику своему нос утрет, а то он все хвастался, что получает шестнадцать штук, а жена семь. Она в шутку его на работу к нам санитаром пригласила — и денег больше и нервов меньше… А он, когда передачу сегодняшнюю о Коленьке посмотрел, знаете, что сказал: «Я понимал, что Николай Петрович талантливый мужик, но не до такой же степени»! — Вика засмеялась, довольная лестными отзывами. — А Марина, говорит тетя Люба, вообще до потолка прыгать будет — ей тетя Света обещала меньше гораздо, когда к нам на работу переманивала. Вот обрадуются все завтра! А тетя Света вся на седьмом небе — ее ведь тоже по телевизору показали. Она говорит, что ее бывшая начмедша от зависти почернеет.

Николай обнял Вику, ласково перебирая ее волосы.

— Как хорошо с тобой, Коленька, я иногда думаю, — говорила она тихо и медленно, — счастье не бывает долгим, ты не бросишь нас? Не обижайся, милый.

Она, как понял Николай, спрятала свои глаза у него на груди, но чистая непосредственность и желание знать будущее, тем более в пик своего счастья, когда все его наилучшие проявления подкоркой еще воспринимаются неосязаемыми, взяли верх над нерешительностью. И тогда проявляется у человека сильное чувство, как бы приниженного интереса, неспособное конкурировать лишь с чувством любви и материнства, но и никогда не пересекающееся с ними.

Николаю захотелось ответить ей, как можно ласковее и нежнее, поглаживая живот ниже пупка.

— Смотри, Алла, — он знаком попросил ее пододвинуться ближе к Викиному животу, — здесь уже зародилась новая жизнь и скоро ты станешь бабушкой!

— Правда!? — Вика смотрела ему прямо в глаза, — это правда, я беременная!? — она покрывала его лицо, шею и грудь поцелуями.

— Да, родная, уже три недельки, — он прикасался губами к ее животу, словно шептал о чем-то будущему поколению.

— И ты можешь видеть его, мальчик или девочка? — возбужденно спросила Алла.

— Да, я чувствую и ты угадала.

— Что, угадала? — не поняла Алла.

— И мальчик, и девочка! — Николай улыбался, посмеиваясь глазами, — и я не могу бросить четверых самых дорогих мне человечков!

— Дорогой мой, милый и любимый Коленька! Если бы у меня спросили о самом главном и радостном событии жизни — я не смогла бы ответить однозначно. Ты вылечил мою дочь, стал самым близким и любимым мне зятем и скоро подаришь внуков! Разве бывает враз столько счастья?

— Милая моя тещенька, — улыбнулся Николай, — ты счастлива, а это значит, что не нужно сомнений. На смену большому горю всегда приходит большое счастье, и мы все заслужили его. Сколько страданий перенесли ты и Вика после аварии? Чем это можно измерить, на каких весах взвесить? Я всю свою сознательную жизнь провел на войне, с первого до последнего дня своей службы, видел только кровь, боль и слезы. И это в мирное, якобы, время. Мне 45 лет, а выслуги у меня 46 — выходит, что я не родившись, имел уже трудовой стаж. На войне день идет за три. Мы заслужили свое счастье потом и страданиями, и пусть его будет еще больше.

Он закурил от волнения, стараясь не подавать виду, но Алла с Викой чувствовали его сердцем и смотрели счастливыми глазами на любимого человека.

— Ты так убедительно говоришь, милый, что все сомнения улетают, — Вика пошепталась с матерью и продолжила: — Меня посетила одна замечательная идейка — мы с мамой споем тебе песенку.

Это было что-то новое, и Николай с интересом всматривался в радостно улыбающуюся Вику. Они устроились поудобнее, подоткнув под спину подушки и еще раз улыбнувшись загадочно напоследок, запели: «Представить страшно мне теперь, что ты не ту открыл бы дверь, другой бы улицей прошел, меня не встретил, не нашел»…

Прекрасные слова, сказанные к месту — ценнее вдвойне и Николаю очень понравилась идейка Вики. Иногда судьба сводит совсем незнакомых людей, они начинают общаться по воле случая, влюбляются и уже не могут обойтись друг без друга. Их встреча предначертана свыше еще три года назад, когда Вика попала в аварию. Именно за калекой Михайлов пошел следом, и от несправедливости судьбы сжалось впервые его отзывчивое сердце, не загрубевшее на войне.

Николай на миг представил себе, что он не пошел бы тогда в город, не сел в тот троллейбус и ужаснулся. Не было бы с ним сейчас его любимой жены Вики и тещи Аллы, а Вика бы страдала от тяжкого недуга. Нет, она бы все равно пришла к нему на прием, но кто знает — может быть, и завязалась бы у них любовь. Он вздохнул и улыбнулся.

— Если бы изобрели машину времени, и я перенесся на месяц назад, пришел в ваш дом и объявил, что я ваш муж и зять, то уж наверняка бы отведал если не костыля, то милой Аллушкиной ладошки. И было бы страшно представить, что я открыл именно эту дверь. Превратности судьбы не играют в игры со временем, каждому моменту свой час отведен.

— Может, оно и было бы так, — улыбнулась Алла, — но сейчас трудно представить, скорее невозможно, что бы открыл не ту дверь. Мне кажется, что ты всегда был самым родным и любимым нам человеком, мужем и зятем.