— Обе семейки встали, в роддом с нами просятся, мужики, конечно, молчат, понимают, а эти две словно взбесились, уговаривать меня стали. Я же знаю, что в роддом их не пустят, а они все равно за свое — академику не откажут, пустят. Я им категорично заявила — нет, примолкли обе. Тут Витя выступать начал, — Алла заулыбалась, — в роддом хочу, ногами затопал, совсем от рук отбился мальчишка. Вот заболею, говорит, снова, наплачетесь тогда все. Я чуть не рассмеялась, взяла себя в руки и спрашиваю его: а ты случайно, Витя, не заболел ли в действительности? Заболел, однако, вон как ноги-то дергаются, бьются об пол. А он прикидывается, что и не слышит вовсе, топает ногами, кричит: в роддом хочу, в роддом. Я тогда говорю ему, что дядя Коля ремень лекарственный изобрел, очень целебный, из прутьев и крапивы сплетенный, прекрасно лечит. Шлеп по попе — полболезни выскочило, еще раз шлеп — и здоров уже, для профилактики и еще разок можно. Ты, говорю я ему, стой здесь, никуда не уходи, я за ремнем лечебным пошла. Он топать перестал и говорит: «Не болею я и в роддом не хочу, не надо меня с крапивой лечить, жалиться она».

Николай расхохотался. На экране появилась Маша.

— Николай Петрович, Светлана Ивановна к вам просится.

— Занят я, пусть в холле ждет или идет на кухню позавтракает. Тете Маше скажи, чтобы завтрак им сюда не таскала, соберутся на кухне и поедят, а то совсем на голову сядут.

Монитор погас, и Алла поддержала Николая.

— Правильно, Коленька, правильно. А почему Света сюда не зашла, постеснялась что ли, двери же не заперты?

— Это для тебя двери открыты всегда, для других нет. Маша знает, кому открывать, а кому нет, она все видит и слышит, поступает сообразно заложенной программе.

Николай Петрович с Аллой Борисовной высадили родственников у их домов и подъехали к роддому. Держа букеты цветов, зашли в палату.

Вика, обрадовавшись, хотела вскочить с кровати, но Николай опередил ее и обнял, не давая вставать, расцеловал в щеки и губы, потом вручил цветы. Пока Алла обнималась с дочерью, разглядывал своих детей, спящих чуть-чуть на боку личиками друг к другу. Он осторожно склонился над ними, пытаясь рассмотреть и определить, на кого же похожи они. Очень хотелось взять их на руки и подержать, прижать к груди и прошептать ласковые слова. Алла тоже рассматривала своих внуков с особенной нежностью, что-то нашептывала им тихонько про себя, но Николай не мог разобрать слов и не старался этого сделать, он понимал их значение.

— Спят, поели только что, — ласково пояснила Вика, — сначала и грудь что-то не брали, потом как присосались, давай на пару причмокивать. Наелись лапочки, спят теперь. Такие они хорошенькие, смотрю на них, и в груди теплеет, даже молоко, чувствую, прибывает.

— Как хочется их подержать! Пусть поспят. Ты знаешь, Коля, когда я Вику рожала, тоже в этой палате была, хорошо помню — здесь еще две кровати стояли, и детей не было, кормить на час приносили и все. А ты, доченька, смотри, каким уважением пользуешься — и одна, и дети с тобой. Разве могла я тогда подумать, что снова в эту палату вернусь, но уже за внуками, может, и ты когда-нибудь сюда вернешься, — Алла вздохнула, — как назовем их?

Николай посмотрел на Вику, отдавая первое слово ей.

— Я хотела бы дочку Юленькой назвать, а мальчика, — она улыбнулась, — как нашего папочку.

— Давайте назовем его Виктором, победителем, большое у него впереди будущее и у Юленьки тоже, — предложил Николай.

— Я согласна, милый.

— И я согласна, — поддержала Алла.

Она, вспомнив, что нужно рассказать Вике о новом доме, оживилась, начала возбужденно рассказывать, изредка поглядывая на детей, чтобы не разбудить их своими бурными речами.

— Ты знаешь, Вика, мы думали, что Коленька забыл, оказывается, нет, мы уже ночевали в новом доме. Представляешь, Вика, в нашем новом доме! Я, когда ехала смотреть его, предполагала большую квартиру, комнат на пять, с высоким потолком, большой кухней и прихожей. Классная была бы квартирка, но когда он привез меня к нашему дому — я слово целый час не могла произнести. Ты спроси меня, Вика, сколько там комнат — не отвечу, не знаю. Представляешь!? Площадь двадцать тысяч квадратов, 4 этажа, бассейн, во дворе летний бассейн с горкой, целый детский городок! С ума сойти можно! В доме горничные, повар, везде электроника, компьютеры! У нас с тобой по машине, у меня «Лэнд Круизер», у тебя «Гранд Чероки» — джипы такие. Светка с Любой от зависти лопаются.

Алла схватила Викин стакан, выпила всю воду, горло пересыхало от возбуждения и радости.

— Как я хочу домой!.. — закрыв глаза, почти прошептала Вика.

— Потерпи, милая, недолго осталось, проснуться Витенька с Юлей, покормишь их, а там и мы уже за тобой приедем. В 2 часа будем внизу тебя встречать. Здесь вот пеленки, распашонки, одеяла — синее Вите, розовое Юленьке. Крепись, родная, понимаю, что домой хочется, три часа всего-то продержаться, — наговаривал ей тихонько Николай.

Дети, словно почувствовав отца, заулыбались враз во сне.

— Ой! Смотри Коленька, улыбаются, — всплеснула руками Алла, — спят и улыбаются! Услышали родной голосок лапочки. Ладно, доченька, поедем мы. Отдыхай, набирайся сил, корми внуков и скоро мы тебя встретим внизу. Пока, родная.

Николай с Аллой собрались уходить, вошел Гаврилин, поздоровавшись с ними, спросил:

— Как самочувствие нашей знаменитой мамы?

— Хорошо, доктор, спасибо.

— Я газеты принес, все первые полосы о вас пишут. Оказывается, если верить газетам, вы согласились стать женой Николая Петровича, когда он безработным пенсионером был… Даже фотография вашего дома есть, видимо снимали, когда еще забора не было, стройка заканчивалась.

Вика схватила газеты, ища фото. Нашла. Она еще не видела свой дом и вполне понятно с нетерпением хотела взглянуть на него.

Михайлов тронул Аллу за руку, уводя ее в коридор, не хотелось мешать Вике, разглядывать свое жилище, читать статью о себе. Время за занятием пролетит незаметнее.

Гаврилин попросил Николая Петровича зайти на минутку к нему в кабинет, объясняя, что жена не может забеременеть после аборта. Он взглянул на нее, заулыбался:

— Как же, помню тот случай. Любите друг друга, рожайте на здоровье, согласится ваш муж — приеду и роды приму. Всего доброго вам, удачи.

Михайлов ушел, а Гаврилины остались озадаченными — выходило, что забеременеть должна Зина, но, и сделано для этого ничего не было. Но это только на первый, непосвященный взгляд.

Директор ФСБ Игорь Вениаминович Соломин на 10 утра пригласил начальника одного из главных управлений, генерал-лейтенанта Астахова Михаила Сергеевича и начальника отдела, полковника Степанова Бориса Алексеевича.

Степанов докладывал результаты проверки:

— Михайлов Николай Петрович, родился…

Соломин предложил перейти к сути вопроса.

— Мы заинтересовались им в Париже, — продолжил Степанов, — на научной конференции, уверен, что западные спецслужбы до этого дня им не интересовались, а то, что он попал в их поле зрения — явно свидетельствует из его выступления на конференции.

Один из американских ученых, работающий в секретной биологической лаборатории штата Колорадо, бросил в кулуарах такую фразу своему коллеге, что Михайлов бы решил очень быстро проблему, над которой они бьются уже несколько лет. Я переговорил с нашими учеными, и они тоже полагают, что Михайлов многие проблемы может решить быстро и эффективно. Более того, для Михайлова эти проблемы, как пояснили ученые, вчерашний день и он наверняка может перейти на качественно более высокую ступень, о которой в настоящее время они всего лишь фантазируют.

Так считают ученые, занимающиеся секретными разработками, как у нас, так и за рубежом. Поэтому вывод напрашивается один — спецслужбы других стран уже взяли в разработку Михайлова. Нашей резидентуре дано соответствующее указание по выявлению таких фактов.

В Париже Михайлов говорил на французском языке, причем без акцента, многие уверяли, что так говорят коренные парижане. В результате проверки установлено, что Михайлов говорит свободно на многих языках. Как лондонец на английском, как берлинец на немецком языках. Проверка автобиографии не выявила компрометирующих данных. Опросы его одноклассников, однокурсников и сослуживцев исключают версию замены Михайлова на двойника.