— Рядиться с тобой тут никто не будет — пять штук и проваливай. Мент поганый, — последнее она прошептала тихо, одними губами.

Но он догадался или почувствовал сказанное, сжал в ярости кулаки, закипая гневом.

— Да я вас, сученки, сейчас же в обезьянник упеку и статью намотаю за эту порнографию, деревянного рубля не получите и срок отмотаете. Вы на кого, тварюшки, замахнулись? — продолжал кипеть он.

— А ты здесь слюной не брызгай, не на тех напал, пес легавый. В мой гараж не такие, как ты заезжали, о таких погонах ты и не мечтал… Пикни только, скотина, еще раз — завтра же без них останешься, отработаю ночку бесплатно и п…ц тебе придет, ты меня знаешь.

Гнев, с которым выпалила слова одним махом Елена, поразил даже его, он понял, что сейчас лучше не ссориться, рассчитается позже сполна.

— Да, ладно, девчонки, зачем нам ссориться? Пяти тысяч у меня нету, всего пять с собой было, штуку уже отдал вам, так что только четыре…

— Давай четыре и проваливай, говнюк, да за базаром следи — мой передок посильнее твоих погон будет.

Елена взяла деньги, и Таня отошла от двери, так и не вмешавшись в разговор ни разу. Никифоров выскочил, скрипя зубами от злости: — «Ничего, я еще свое возьму, ты у меня, стерва, не так запоешь, и большие клиенты не помогут. Сам и пачкаться не стану, другие возьмут — посмотрим, как тебя начальнички от героина отмазывать станут. В СИЗО ты многим понравишься, поработаешь бесплатно во славу блоти во все дырки».

Сунуть ей несколько «чеков» героина в сумочку не составляло труда, были у Никифорова такие люди — остальное дело техники. Он злорадно усмехнулся. Но это потом, сейчас его заботило более важное.

Он ехал домой и про себя матерился — четыре штуки уплыли зря, он уже сжился с ними и ощущал, что у него оторвали что-то родное, кровное. «Это же целый «Жигуленок», мать твою, — стукнул он руками по рулю, — «надо же, машину бабам подарил… И кому? Шлюхам». Покрепче сжав руль, он едва не скрипел зубами. «Ничего, я возмещу эти денежки, обдеру Чабреца, как липку, пусть ФСБ раскошелится, если хочет держать академика в узде. Никто не соберет на него такую компру, а я смог», — он злорадно усмехнулся.

Поднявшись к себе в квартиру, Никифоров торопливо скинул обувь и сунул кассету в «матку», включил «запись», переписывая ее на обычную — маленькую, оригинал, он отдаст Чабрецу, таковы условия. Он не задумывался над тем, зачем нужна Чабрецову эта пленка, все сводя к старому советскому времени, когда на великих у КГБ почти всегда имелся компрматериал — сильный или слабый, как получится. Но в этом направлении они работали всегда. Сейчас другое время и зачем необходима узда на врача — он не политик, не делает ядерного или космического оружия: такие мысли не приходили в голову Никифорову. Жадность застилала глаза, он делал деньги. Менее 25 тысяч в сумме он содрать не желал, девочки проделали классную работу, а их нашел он…

Никифоров занялся подсчетами — на валютных этих денег ему и на год не хватит, а вот на «деревянных», среди которых имелись классные девочки, не сумевшие пока пробиться на ступеньку выше из-за конкуренции, хватит лет на пять. А если им помочь продвинуться, можно и не особо тратиться. От таких мыслей теплело в душе. Он налил себе кружку пива, выпил залпом более половины и расслабился. Возвращаться на работу сегодня особенно не хотелось, Никифоров позвонил начальнику и сказал, что у него внезапно поднялась температура, потемнело в глазах. Скорая уже была и сказала, что это тепловой удар, все пройдет дня через два, в понедельник он, как штык, будет на работе.

Бросив трубку и с удовольствием потирая руки, он потянулся всем телом, предвкушая завтрашний куш, но пришедшая ему внезапно в голову мысль еще более обрадовала. Он снова взял телефон и заказал двух девочек на дом.

На следующий день в условное место Никифоров приехал пораньше. Походил, осматриваясь, и понял, откуда приезжает Чабрецов. «Идиот, гробит машину по колдобинам, не знает что ли, рядом хорошая гравийка есть. Ну и пусть гробит», — усмехнулся он, услышав звук приближающейся машины, — «Лучше бы шпионов ловил»… Он почему-то внезапно обозлился, считая, что ФСБэшник зазря получает зарплату. Михайлов Родину не продает, налоги платит, в криминале не участвует и вообще делает доброе и полезное дело. А они его разрабатывают… «Где выхлоп, кого в тюрьму посадили? Засекретились и занимаются херней, в области ни одно дело ими в суд не направлено». Никифоров смачно сплюнул на землю и направился к своему «Жигуленку». После одного случая он терпеть не мог ФСБэшников.

Как-то раз, случайно или нет, но он получил информацию от своего агента. Проверяя ее, вышел на крупную фирму, не один месяц собирал информацию, проверял и перепроверял ее и, наконец, возбудил уголовное дело. Провел необходимые следственные действия и передал дело по подследственности, в областную прокуратуру. Прокурорский следак был его давним знакомым, работали они душа в душу, расследовали запутанное дело, выявляя новые и новые факты. В конечном итоге следователь предъявил преступнику обвинение по 12 статьям уголовного кодекса и направил дело в суд.

На следующий день, сидя дома и слушая программу «Вести», он просто обомлел. Дикторша привычно сыпала словами: «В Н-ской области, в результате проведения совместных оперативно-розыскных мероприятий ФСБ и УБЭП, раскрыт ряд тяжких преступлений… Теперь судьбу преступника определит суд».

Это было его дело, дело, которое он «родил и выкормил», но тут нашлась «родная мама», которая заявила о своих «правах». В ярости он позвонил следователю домой, но оказалось, что тот не в меньшей ярости на него — кто дал информацию на центральное телевидение и причем здесь ФСБ? За раскрытие этого крупного дела российского масштаба следователь прокуратуры и опер УБЭП не поощрялись и не упоминались, лавры пожинало другое ведомство. Некоторые из начальничков, получивших премии и поощрения, скрывались за маской секретности, но и детектор лжи не смог бы выудить у них информацию — они просто не знали об этом уголовном деле ничего.

Все почему-то враз всплыло в душе и он поджидал Чабрецова в машине. И уже ни за что не сказал бы ему, что есть дорога получше. Наверное, злость Лены и Тани передалась ему сейчас или что-то другое одолевало его, но оно появилось впервые.

Чабрецов подошел к его машине и сразу стал выговаривать, что Никифоров не соблюдает правила конспирации. Любой агент должен соблюдать их всегда и безоговорочно.

Тон еще больше распалил всегда спокойного и, как казалось Чабрецову, «пресмыкающегося» Никифорова.

— Деньги принес?

Чабрецов отпрянул, он ожидал услышать все — оправдания о несоблюдении правил конспирации, обещания, что это больше не повторится, любые разнообразия этой темы.

— Ты че, оглох, деньги принес? — зло переспросил Никифоров.

В нем все более и более закипала ярость, он, вдруг переставший почему-то подчиняться, разговаривал, как с равным.

Чабрецов сразу сообразил, что что-то произошло. «Или он хочет получить деньги и не отдать кассету, тогда он приехал не один, или что-то еще серьезнее», — подумал он и натянуто улыбнулся.

— Ты что, мне не веришь? Все, как договаривались, денежки у меня, но хотелось бы взглянуть на запись.

Чабрецов тоже стал злиться — он понял, что его влияние потеряно и разговаривал он сейчас с Никифоровым, как покупатель с продавцом.

— Смотри… — Никифоров ткнул пальцем в кинокамеру.

Он приник к аппаратуре: Михайлову делали минет — одна проститутка работала с членом, другая с яйцами.

— Классно! — воскликнул Чабрецов восхищенно.

«За такой материал можно запросить и побольше обещанных 200 штук», — уже про себя подумал он, не считая 100 тысяч аванса.

— Вот, — протянул он деньги, — здесь 20, как договаривались, тебе в двойне.

Никифоров спрятал доллары в карман, но кассету из кинокамеры не вытащил.

— Обстоятельства изменились, я еще должен им четыре штуки, каждой.

В другой ситуации, прежней, Чабрецов бы не стал разговаривать — «отстегал» Никифорова и все дела, но сейчас он залебезил, слишком высока была ставка, важен только конечный результат.