Сафронов вздохнул, открыл папку — подвести итоги, наметить дальнейшие действия. В кабинет ворвался запыхавшийся Пулков.

— Привет, Глеб! Чай есть?

— Есть, — сухо ответил Сафронов. — Наливай.

Пулков налил полную кружку, отпил несколько глотков, присаживаясь напротив следователя.

— Ты, Глеб, не обижайся…

— А я и не обижаюсь, — перебил его Сафронов. — С чего ты взял? Выкладывай — с чем пожаловал.

Пулков хмыкнул, покачал головой, но в прения вступать не стал и объясняться то же.

— Вам бы все выкладывать… ладно… Особенно и выкладывать нечего. Мурашка меня тут к себе приглашала, по этому… нашему делу.

— Какая Мурашка? — Удивился Сафронов.

— Мурашка, как Мурашка… Мурашова Диана Сергеевна.

— Ах, Мурашо-ова, — протянул Глеб. — Она-то каким боком здесь?

Не опер, а знает про Мурашову. Да и кто ее не знает. Костя улыбнулся.

— Соски к ней приходили, просили помочь. Обрати внимание, Глеб, не к нам и не в прокуратуру приходили. Не верят они в наши с тобой силы… не верят. — Пулков вздохнул тяжело. — А ей верят и надеются. И расскажут ей все — не как нам.

— Вот те раз… Почему к ней пришли? К нам не пришли — понятно. Почему к ней, а не к Испанцу, к его людям? Он же всем заправляет.

Костя допил чай, еще раз убедился, что не вся прокуратура знает подробности о Мурашке. Так… слышали немного о влиятельной даме… бизнесменше.

— Потому и пришли, — улыбнулся Пулков, — что эта самая Мурашка, когда-то давно, и была их мамочкой. На нее все соски пахали. Сейчас, конечно, этого нет, но она им покровительствует. И поверь мне — найдет этого ублюдка. Быстро найдет — не как мы, с годами.

— Ты сам-то понял, что сказал? — Спросил Сафронов.

— А ты на понял не бери, — ощерился Пулков. — Я то понял и знаю: вмешалась Мурашка — все, кранты маньяку. — Костя немного помолчал. — Не переживай, договорился я с ней. Поймают и сдадут нам. Будет тебе работенки куча — оформлять все процессуально правильно. Может и поймешь потом, что ни хрена серьезного прокуратура не может решить актуально быстро — аппарат не так настроен.

— Что с тобой происходит, Костя? — Поинтересовался Сафронов. — Ты какой-то… не в себе что ли? В последнее время.

— Ладно, Глеб, — отмахнулся Пулков. — Все нормально. Давай к делу.

— К делу так к делу. — Сафронов открыл папку. — Я допросил пару десятков шлюх. Тех, которые на дорогах стоят, кого найти сумел. Почти все убитых знают, но ничего существенного сказать не могут. Главное им неизвестно — с кем и на чем уезжали в последний путь девочки. Кто может мстить им. — Он помолчал немного. — Однако, проведенные экспертизы кое-что разъясняют. Все девочки, по крайней мере три последних, по которым и проводили экспертизу, ездили в одной и той же машине. На их верхней одежде обнаружены одинаковые частицы материала. Полагаю — это чехлы на сиденьях. Вот, возьми, ознакомься.

Сафронов протянул несколько листков.

— Да, Глеб, согласен. — Пулков вернул заключение экспертов. — Необходимо узнать где и когда этот материал поступил в продажу.

— В том то и дело, Костя, что уже пять лет данная ткань в продажу не поступала. Я узнавал. Как видишь, мы не только в кабинетах сидим и взятки берем, — подковырнул его Сафронов, — но и о результатах печемся.

— Обиделся все-таки. — Опечалился Пулков. — Не сердись, не про тебя говорил, не о тебе думал. Но факт есть факт… Извини.

Сафронов не совсем понял о каком факте идет речь — то ли о взятках, то ли о ткани. Тема, неприятная обоим, тяготила и он решил не раздувать ее, пропустить мимо ушей.

— И еще добавлю следующее, — продолжил Глеб, — у моего соседа «Волга» имеется, ГАЗ 3110, и чехлы такие же. Он покупал их восемь лет назад. Поэтому можно выдвинуть версию, что интересующий нас автомобиль ГАЗ 3110 и приобретенный маньяком восемь лет назад. Плюс-минус годик. Тебе, Костя, необходимо через ГАИ установить все «Волги» этих лет, стоящие на учете в городе, и осмотреть салоны.

Пулков внимательно смотрел на Глеба. «Какой все-таки башковитый мужик этот Сафронов. Таких надо ставить руководителями следственных управлений»… Много мыслей крутилось в голове, но вслух он произнес:

— Да-а, Глеб, подкинул ты мне работенки. Перелопатить сотни машин — не пуд соли съесть. Одно радует: хоть что-то сдвинулось с места, есть версии. Машины мы отработаем, полагаю, что интересных с десяток всего наберется. И образцы тканей на экспертизу возьмем. Но одному мне пахать не один месяц придется и от других дел меня никто не освобождал. Так что быстро результата не жди. Месяцев за шесть справлюсь… может быть.

Пулков не случайно завел разговор, понимая, что прокуратура может организовать создание оперативно-следственной группы с особыми полномочиями. И он не ошибся.

Сафронов не ответил на его «жалобу». Бросил на стол газету.

— Читай…

— Что читать? — Переспросил Костя. — Про нашего маньяка написали?

— Да. — Сафронов взял в руки газету. — Вот тут написано, что маньяк объявился, люди гибнут, что мы бездействуем и т. д.

— Можно подумать, — усмехнулся Пулков, — что одни журналисты и работают. Мы так, сбоку припеку. Они трудятся, яко пчелки, а мы бездельничаем, не хотим или не можем ловить преступников. Слушай, Глеб, — Костя пододвинулся ближе. — Как такие люди на свете живут? Я всегда говорил, говорю и буду говорить, что если журналист хороший, в профессиональном смысле, то это подонок. Ему, в погоне за сенсацией, наплевать на людские чувства, на достоверность и последовательность фактов. Что он кому-то мешает, влазит в личную жизнь, выворачивая наружу. В оперативных интересах не надо бы писать о маньяке — он может затаиться, станет более осторожным и тщательнее станет заметать следы. Журналистам на это наплевать, живут в своем мирке и общаются с обществом, как пакостливые дети со сверстниками.

Сафронов рассмеялся.

— Ну ты даешь, Костя. А ведь верно подмечено — «пакостливые дети»…

— А что? Не так что ли? — Пулков хмыкнул. — И адвокаты такие же. Берутся защищать маньяков, насильников и убийц. Причем методами, явно противоречащими закону — записочку передать, взяточку сунуть, развалить следствие любыми способами. У них один закон — Бакс.

— Ладно, Костя, не кипятись — охладил Пулкова Сафронов. — Я тебе еще не все сказал — порадую немного. Вчера в прокуратуре совещание было, совместное с вашим руководством. Подписан приказ о создании группы, тебе в помощь еще пять оперов определены. Я вашего конкретно спросил: «Приказ подписан, товарищ генерал, но есть мнение, что такие приказы не особенно-то выполняются. Придет опер в отдел, а ему говорит начальник: приказ приказом, а зарплату ты здесь получаешь и от других дел тебя никто не освободит».

— И что генерал? — заинтересовался Пулков.

— Ничего, — развел руками Сафронов. — Не стану вдаваться в подробности, но я его вынудил лично позвонить и предупредить начальничков поменьше. Так что работайте спокойно.

Деревья, покрытые седой изморозью, не шевелились и иногда казалось, что это не вид из окна, а новогодняя открытка. Моментами неуловимый порыв ветерка все же сшибал с ветвей маленькие пушистые комочки, которые падали на стоявшие внизу машины, припорашивая их тонким слоем не слежавшегося снега.

Зима в самом разгаре, однако морозы не заявили о себе в полной мере, но 20 — 25 градусов при повышенной влажности переносились отвратительно. Даже автомобили «чихали и кашляли» при заводке от сырости, чего не наблюдалось ранее и под тридцать градусов.

Мурашова подошла к окну и курила, обдумывая последние события. Ее не интересовал пейзаж, прекрасно видимый и не воспринимаемый мозгом.

«Что предпримет Ковалев, как поступит Испанец?» Последний визит Василия Егоровича успокаивал, блокировал возможную ссору и войну. Однако мог подстегнуть Испанца к более решительным действиям.

Рогов варился где-то в собственной каше и не давал знать о себе. Она понимала, что отвлекать его лишний раз вопросами не стоит. Появятся новости — сообщит сразу, примчится лично или, хотя бы, позвонит.