— Харви, — ответил Кэл, — ты рассуждаешь, как расист.

— Вуду, — сказала Кики Берман, нахмурясь. — Это не про то, как втыкают булавки в кукол и режут животных в Центральном парке?

Эллен Рэйберн вступила в разговор:

— Верно. Я читала об этом в «Нью-Йорк пост». У них бывают такие обряды в парке, когда они убивают животных. А как насчет той женщины в Бронксе, которая сунула своего ребенка в духовку, разве она не сказала, что ей посоветовал сделать это какой-то знахарь?

— Послушайте, я говорю совсем не об этом, — сказал Кэл, повысив голос. — Африканская религия, наверно, древнейшая в мире. Подумайте, Юнг отнесся к книге «И-цзинь» достаточно серьезно, чтобы написать предисловие к принстонскому изданию, а ведь это древнекитайская гадательная книга. Вуду существует гораздо дольше, и эта религия куда сложнее, чем все, что было у китайцев, или, если уж на то пошло, сложнее всей греческой мифологии. У африканцев был пантеон из более чем сотни богов, каждый из которых играл свою особую роль. — Кэл повернулся к Харви. — Ты специалист по языкам, Харви. Знаешь ли ты, откуда происходит слово «зомби»? Оно — производное от африканского слова, которое звучит почти так же и обозначает блуждающий дух мертвого человека. Много ли в английском языке слов, заимствованных из какого-нибудь африканского языка, Харви? Я бы сказал, что это очень важная культура, и она заслуживает серьезного изучения.

На минуту воцарилось неловкое молчание. Харви Рэйберн снова вытряхнул пепел из своей трубки. Все шарили глазами по комнате, избегая смотреть на Кэла. Харриет Стоун вышла из кухни, держа в руке пиалу с мороженым, которое она ела на ходу. Эллен Рэйберн рассказала шутку про мороженое и пикули, Дик Берман рассказал про путешествие своей тещи к Стене плача, и напряженная атмосфера рассеялась.

В углу Лео Стоун беседовал с Тори. Что бы она ни говорила, это заставляло Лео, обычно уравновешенного и важного, смеяться, как дитя. Через некоторое время он поймал Кэла и шепнул ему:

— Она восхитительна, где ты ее нашел?

Когда подали десерт, Кэл и Тори стояли у окна, любуясь видом через Гудзон. Эллен Рэйберн прошла мимо них с подносом, уставленным стопками с бренди; оба взяли по одной, чокнулись и выпили.

Затем, взглянув на остальных гостей, Тори мягко сказала:

— Они немножко скучноваты, не правда ли?

— Они станут более раскованны, когда с ними познакомишься поближе.

— О, я не имею в виду стиль общения, — быстро ответила Тори. — Все они очень дружелюбны. Я говорила о том, как они отнеслись к твоей работе. Они довольно-таки крепко набросились на тебя за то, что ты заявил о желании изучать нечто чуточку… необычное.

Кэл пожал плечами.

— С учеными, похоже, это вечная проблема. Они всегда думают, что каждый должен выбирать только такую тему, к которой все остальные относятся серьезно — и о которой поэтому почти все уже известно.

Тори рассмеялась.

— Ну, из того, что я услышала, мне кажется, что ты взялся за нечто стоящее.

— Ты действительно так считаешь? — Это было приятно услышать после града критических замечаний и неодобрительных косых взглядов университетских консерваторов.

— Я имею в виду, что некоторые люди позволяют зажать себя в тиски условностей, боясь, что про них подумают другие, а ты, похоже, не такой. Если ты что-то считаешь интересным, ты хочешь с этим разобраться и не позволяешь никому отговорить тебя. Это замечательное качество.

Кэл удивлено посмотрел на нее в упор, и вдруг она стыдливо отвела взгляд. Ее реакция на то, что сказали остальные, была такой искренней, что он неожиданно почувствовал себя растроганным. Тори тонко чувствовала, как он думает о себе самом. Он всегда полагался на подобную поддержку от Лори — но ведь она же была его женой.

Тори теперь снова смотрела на него, улыбаясь.

Джорджия Бассани подошла к ним сзади.

— Жарко здесь, не правда ли? Почти невозможно поддерживать нормальную температуру в таких больших квартирах.

Затем к ним присоединилась Харриет Стоун, и разговор пошел о том, как трудно и опасно растить детей в городе; Тори сказала, что тем не менее она собирается когда-нибудь родить ребенка. Харви Рэйберн слегка опьянел, и Эллен Рэйберн в конце концов уселась за фортепиано и начала играть старинные народные песни.

Позже, когда Кэл и Тори уже собирались уходить, Харви отвел Кэла в сторонку и сказал ему:

— Не трать зря время на эту вудуистскую муть. — Обняв его рукой за плечи, он продолжил: — Тебе нет никакой нужды шляться повсюду, вынюхивая, чем занимаются эти цветные. Держись того, что ты знаешь лучше всего. Мы все хотим, чтобы ты работал здесь. Закончи свою книгу.

Эллен Рэйберн придержала дверь открытой, провожая их, и пожелала спокойно ночи.

— Вы теперь официальные члены Клуба Страшного Суда отделения этнографии. Заходите в любое время, не стесняйтесь.

Они поймали такси, доехали до квартиры Тори и теперь, чувствуя неловкость, стояли на ступенях перед входной дверью. Ночь была теплой и благоухающей, ветерок мягко шевелил ее волосы.

— Я чудесно провела время, — сказала она, подав ему руку. — Не хочешь зайти на минутку, выпить чашечку чая?

Кэл не знал, что делать. Он чувствовал, что она приглашает его не только на чашку чая.

— Нет, я думаю, мне лучше…

Она улыбнулась.

— Ты очень привлекательный мужчина, — сказала она с очевидным разочарованием, — и мне действительно этот вечер, проведенный с тобой, доставил большое удовольствие. Но ты еще не готов к этому, не так ли?

Кэл, тронутый тем, как хорошо она его понимала, покачал головой.

— Нет. Пожалуй, не готов. Но как я жалею об этом!

Она выглядела немного печальной, когда он позволил ей убрать из его руки свою.

— Я не свободен от своего прошлого, — сказал он. — Просто это было, ну…

— Не объясняй. Я понимаю, — сказала она, нагнулась со ступеньки, на которой стояла, и поцеловала его в щеку. — Спокойной ночи, и спасибо.

Она поднялась по ступенькам и проскользнула в дверь. Кэл задержался на секунду на ступеньках, затем повернулся и перешел через дорогу на другую сторону улицы, к себе домой.

Она позвонила через два дня, чтобы пригласить его на открытие художественной выставки, а затем, после выходных, в кинотеатр неподалеку. Оба раза он отказался, почти готовый сказать «да», но зная, что будет чувствовать себя виноватым перед Лори, и, что еще важнее, зная, что он не испытывает желания к другой женщине.

В понедельник она снова позвонила. В последнюю минуту, сказала она, подруга достала ей два пропуска на просмотр нового фильма.

Он сказал, нет, возможно, в другой раз, но они очень приятно поговорили.

Вполне возможно, он это знал, она не сделает новой попытки, и ему было трудно представить, когда он сам будет способен ей позвонить.

Был День Независимости, четвертое июля, и все ребята в округе с ума сходили от фейерверков, бенгальских огней и вишневых пудингов. Сидя с Крисом за столом в гостиной и доедая ужин, Кэл едва расслышал стук в дверь из-за доносящегося снаружи шума ракет и хлопушек.

Первое, что он увидел, открыв дверь, было маленькое солнце, висящее в воздухе перед его глазами и разбрасывающее искры. За солнцем он увидел Тори Хэлоуэлл. Она была в белых брюках и яркой полосатой блузе, а ее блестящие волосы были схвачены сзади красной, белой и синей резинками. Не ожидая ее увидеть, Кэл почувствовал, кроме удивления, прилив счастья, что-то вроде внутренней дрожи, как у подростка. Как она прекрасна, подумал он, и как глупо с его стороны было пренебрегать ею.

— Привет! — сказала она и улыбнулась собственным мыслям, глядя на бенгальский огонь, который держала в руке. — Я подумала, а не попробовать ли мне распространить вокруг немножко Духа Семьдесят шестого года.

— Рад, что тебе пришло это в голову. Заходи.