Бруттскую колдунью неприветливость приёма не смутила: решительно отстранила мозолистую руку, заслонявшую ей проход, шагнула внутрь, тут же встретившись со мной взглядом. Деметра пришла в свежем платье, со слегка влажными волосами – никак, баней у Хаттона воспользовалась – и я слабо позавидовал: сам-то с дороги ни переодеться, ни умыться не успел. Выглядела бруттская колдунья на удивление хорошо: блестели светло-карие глаза, сияли, отражая огонь очага, золотисто-каштановые волосы. Даже лицо, чьи заострённые черты мне поначалу казались серыми и невыразительными, светилось мягким внутренним светом.

Я глазами указал на спящего Олана и кивнул наверх, приглашая за собой. Мои старшие сыновья притихли, разглядывая гостью, и Деметра проследовала к лестнице под перекрестными взглядами моих любимых домочадцев. Вслед понеслось ворчливое «баб здесь только не хватало» Октавии и громкий шёпот Никанора и Илиана, но все объяснения я оставил на потом: не время.

Поднявшись в спальню и уложив Олана на своей кровати, я обернулся к Деметре. Колдунья разглядывала моё жилище внимательно, но без праздного любопытства, и я немного успокоился: в прошлый раз ведьма, подобная ей, принесла в мой дом одно только горе. Быть может, сейчас всё будет по-другому? Великий Дух, помоги!

Деметра между тем времени даром не теряла – решительно задвинула занавеску, скрывая нас от взглядов снизу, скинула с себя меховой плащ, перебросив через спинку плетёного стула, растёрла подмёрзшие ладони.

– Отойди в сторону, – велела кратко.

Я подчинился, отошёл от кровати, внимательно разглядывая сосредоточенную, суровую колдунью. В глазах её уже плясали знакомые янтарные огоньки, а по пальцам то и дело пробегали бело-голубые разряды, хотя сама Деметра всё ещё молчала и не двигалась с места. Взгляд её, напряжённый, пронзительный, был направлен на Олана, а лицо…

Лицо вновь оказалось столь же прекрасным, как у той, которая тянула меня из реки. Вот только глаза на этот раз оказались припухшими и красными от выплаканных слёз…

Я сморгнул, и видение вновь исчезло, оставляя после себя лишь серебристые брызги разбушевавшегося артефакта. Ненадолго: ещё один вдох, и воздушные переливы вновь исказили комнату, убранство, лица… Юноша, лежащий на моей кровати – Великий Дух, кто это? – оказался необычайно красив: светлые волосы, небесно-голубые глаза… и необычайно пристальный взгляд, направленный на меня. Я даже головой помотал, избавляясь от незваных видений. Так недолго самому умом тронуться! И стены кругом – вроде привычные, домашние, но неумолимо изменившиеся… и платья – женские платья – аккуратно сложенные на незнакомом комоде в углу.

Здесь я окончательно потерял власть над собою: сердце воздуха оплело мой взор серебристыми нитями, растворило в дивном сиянии всё, кроме людей. Я видел теперь только Деметру, водившую руками над телом мирно спящего Олана; звуки колдовских заклятий, срывавшихся с её губ, мне казались не громче звона колокольчика. А когда она встряхивала кистями, резко отнимая ладони от проклятого младенца, с пальцев её срывались липкие чёрные пласты – как угольная копоть с одежды. И лицо младшего сына становилось всё спокойнее и прекраснее во сне…

– Сибранд!..

Плавленое серебро перед глазами, колокольный звон в ушах. Холод и ветер в груди. Горячая ладонь на плече. Медленное возвращение из царства воздуха в мир живой, яркий, привычный. От чужой ладони – вверх по плечу, к обеспокоенному лицу и встревоженным глазам.

– Приди в себя, слышишь?..

Я покорно кивнул, но голова лишь безвольно упала на грудь. В следующий миг щеку обожгла оплеуха. Одна, вторая. На пятой я наконец возмутился и невероятным усилием стряхнул с себя чудесное оцепенение.

– Хватит, – выдохнул невнятно, через силу.

Деметра остановилась, с отчаянным вниманием вглядываясь в моё лицо, и облегчённо выдохнула, когда я ровно сел – и когда только успел на пол грохнуться – и тряхнул головой, обводя взглядом уже прежнюю, привычную спальню.

– Всё в порядке? – осведомилась сухо. Тут же принялась мне выговаривать, – ты плохой сосуд для артефакта, Сибранд! Сердце поглощает тебя слишком быстро. Обычно на это уходят целые седмицы. Ты слишком восприимчив магии! Как только в гильдии справишься?

– Ты меня научишь, – обрёл я наконец голос, – защищаться от своих адептов.

Деметра усмехнулась, но сбить себя с мысли не дала.

– Когда такое начинается, – она неопределённо кивнула головой на притаившийся под моей кожей артефакт, – следует как можно скорее очистить сосуд от чуждой ему энергии. Нам необходимо попасть в гильдию пораньше – для твоего же блага, Сибранд.

– Что с Оланом?

Деметра проследила за моим взглядом: младенец каким-то образом – неужели бруттка перенесла? – оказался в своей кроватке и даже улыбался во сне, время от времени причмокивая влажными губками.

– Сделала, что могла, староста, – надтреснуто отозвалась колдунья. – Жалко будить, так что про результат утром рассудим. Я сняла лишь очевидные части проклятия, те, что наверху, их пластами видно… остальное слишком глубоко, слишком переплелось с его энергией жизни… там немного, но я не рискну, прости. Время есть, так что лучше прежде посоветоваться с Сильнейшим – опыта у него побольше моего. Да и другие мастера подскажут…

– И ты снова вернёшься в Ло-Хельм? – не поверил я. – Бросишь все свои дела в гильдии, и приедешь в мой дом, чтобы…

– Дух с тобой, староста, – нахмурилась Деметра, отстраняя меня и усаживаясь в плетёное кресло. – У меня слишком много дел, чтобы кататься из одной части Мира в другую. Как бы ни сопереживала твоей беде, а только у каждого свой путь. Но…

– Но? – ухватился за слово, как цепляется за травинку утопающий.

– Но я обучу тебя всему, что смогу. И с проклятиями ознакомлю. Сумеешь за полгода одолеть основы нужных заклинаний – сам сына вылечишь. Главное, чтобы Сильнейший путь подсказал… Я пока и сама не знаю, как вытянуть последние капли проклятия и как обучить этому тебя, но… я обязательно придумаю, как. И это всё, чем я могу помочь, староста.

Я кивнул, глядя на расслабленное лицо сына. Это даже больше, чем я рассчитывал. Не знаю, отчего Деметра оказалась столь покладиста – артефакт ли, который без меня они не получат, сыграл свою роль, или моя готовность помогать в пути – а только такое обещание не каждый маг бы дал. Я это кожей чувствовал – не каждый. Кого видела во мне отзывчивая дочь Сильнейшего? Деревенского старосту, грубого охотника, искусного воина, дикого стонгардца? Кем я предстал в её глазах? Отчаявшимся отцом, который ради больного сына готов на многие жертвы – толку с которых мало? И что ждёт такого адепта в гильдии, где юнцы почти вдвое младше знают больше, чем он?

Я докажу, что она ошибается. Я не лишился рассудка и приму судьбу, какой бы она ни была. Если так угодно Великому Духу – до смерти буду смотреть за безвольным и ко всему безучастным сыном. Но если Творец Мира меня испытывает… кто знает, может, именно я смогу ему помочь. Сделать его счастливым…

Ради этого я готов сражаться долгие годы, если потребуется.

Чтобы скрыть глаза от внимательного взора, поднялся с пола, осторожно приблизился к колыбели, заглядывая внутрь.

– Можешь не таиться: он хорошо спит, – задумчиво проговорила Деметра, глядя на нас. – Я срезала с него чужую энергию, и его собственная постепенно заполняет освободившиеся места. Это занимает время и силы, поэтому до утра твой сын не проснётся. Он разгорается изнутри, Сибранд, я это вижу… Думаю, что всё же что-то у меня получилось.

Кто поймёт, что я испытал в этот миг? Только тот, кто повстречался с такой же бедой. Чтобы не сойти с ума от безумной и, кто знает, может, пустой надежды, я прочистил горло и заговорил:

– Утром зайдёшь?

Деметра покачала головой, переплетая пальцы сложенных на подлокотниках рук. Колдунья не отрывала глаз от занавешенной серым полотном колыбели, и лицо её казалось необыкновенно светлым в этот миг.

– Останусь на ночь. Когда ребёнок проснётся, я должна быть рядом. В случае чего…