В споры вмешались даже фантасты: Герберт Уэллс горячо доказывал, что Дюбуа нашел кости не человека, но и не обезьяны. Питекантроп, по его мнению, не что иное, как разгуливавшая по Земле обезьяна с прямой человеческой осанкой тела!

Не меньше огорчений доставили Дюбуа выступления и тех, кто в общем соглашался признать выдающееся значение его открытия на Яве. Большинство из них поддерживало мысль о том, что каждая из костей, найденных в слое лапилли, принадлежит одному скелету. Однако разногласия начинались сразу же, как только симпатизирующие Дюбуа антропологи пытались определить классификационный статус питекантропа. Одним казалось, что это существо не переходная форма от обезьяны к человеку, а уже человек, но самый низший из известных по уровню развития, прямой предок современных людей. Другим представлялось, что питекантроп — низкоорганизованный тип современного человека. Третьи высказывали сомнения: можно ли размещать обезьяночеловека из Тринила в прямой линии предков человека? Не правильнее ли определить его как боковую тупиковую ветвь древних людей, исчезнувшую с лица земли, не оставив потомства? Когда позже профессор Смитсоновского института (США) Геррит С. Миллер попытался разобраться в противоречивых откликах на открытие Дюбуа, то насчитал ни много ни мало пятьдесят различных мнений: питекантроп — древнее или, напротив, очень позднее существо; кости представляют части скелета одной или нескольких разновидностей антропоидов; зубы и черепную крышку связывали с гиббоном, шимпанзе, примитивным неандертальцем, нормальным человеком современного типа, идиотом…

Дюбуа пока терпелив. Ему слишком хорошо знакомо мучительное состояние неопределенности, чтобы сердиться и сетовать на непонимание. Разве сам он не затратил годы, чтобы уяснить существо дела?

Когда 15 сентября 1895 г. в старинном университете города Лейден (Нидерланды) открылся международный зоологический конгресс, то сразу же стало ясно, что питекантроп находится в центре внимания. Каждый из маститых специалистов в антропологии, зоологии и геологии считал для себя честью и непременным долгом осмотреть кости «недостающего звена», любезно и с готовностью выставленные Дюбуа, подержать в руках черепную крышку не то обезьяны, не то человека, обменяться глубокомысленными репликами с коллегами.

Целую неделю, до 21 сентября, продолжались заседания, и ни на одном из них не утихали споры о том, что же представляет собой обезьяночеловек из Тринила. Высказывались настолько противоречивые мнения, что председатель в конце концов решился на беспрецедентный в практике конгрессов шаг. Чтобы хоть в какой-то мере уяснить отношение к питекантропу, он предложил двадцати профессорам провести голосование. После некоторой заминки, вызванной неожиданным предложением, профессора пришли к заключению, что голоса должны подаваться по каждой из находок в отдельности. Дюбуа с любопытством следил, чем закончится этот необычный «устный аукцион».

Сначала председатель предложил высказаться по поводу главной находки с Явы — черепной крышки. Мнения разделились почти поровну: за то, что она принадлежала человеку, — 6 голосов, обезьяне — 6, промежуточному существу — 8. Если бы споры в науке действительно решались голосованием, Дюбуа следовало бы поздравить: хоть и незначительным большинством, но все же в первом туре одержана победа. Зато по поводу бедренной кости — сокрушительное поражение: за то, что она принадлежала человеку, подано 13 голосов, обезьяне — 1 (Вирхов!), промежуточному существу — 6. Два сторонника Дюбуа покинули его лагерь. Потеря существенная, если учесть, что идея о прямохождении была одной из центральных в его концепции. Председатель тем временем просит высказаться о третьем коренном зубе. Победа за Дюбуа, но с тем же незначительным преимуществом: зуб человеческий — 4 голоса, обезьяны — 6, обезьяночеловека — 8. Два профессора не рискнули определить свою позицию. Этот нейтральный лагерь увеличился до 13 человек; когда началось голосование по поводу второго коренного, ни один из профессоров не решился назвать его человеческим, двое предпочли увидеть в нем зуб обезьяны, а пять — промежуточного существа.

Голосование голосованием, но каждый, естественно, остался при своем мнении. Палеонтолог Вильям Деймс писал после окончания конгресса в лейденской газете «Deutsche Rundschau» об «огромных различиях во взглядах» на костные останки обезьяночеловека. В то же время он признал «силу аргументов, подтверждающих переходный характер питекантропа».

Дюбуа результаты обсуждения разочаровали. Он готовился столкнуться с недоверием и настороженностью, но не со столь ярко выраженной и последовательной. Беспокоило и то, что в лагере его сторонников было больше палеонтологов, чем антропологов. Сбивали с толку зоологи, которые уверяли, что на Яве найдены останки человека, и анатомы, убежденные, напротив, что Дюбуа обнаружил в Триниле кости обезьяны. Оставалось утешаться тем, что в жарких дебатах на его стороне оказались выдающийся французский антрополог Мануврие, известный палеонтолог Неринг, знаменитый исследователь динозавров, титанотериев и ископаемых обезьян американец Отниел Чарлз Марш…

Дюбуа понимал, что «воспламеняет умы», разжигает разногласия, ожесточает спорящих и даже толкает противников на «не совсем приличное поведение». Виновата его глубочайшая уверенность в открытии на Яве именно долгожданного «недостающего звена», а не чего-то другого. Именно она раздражала противников, и, распаляясь, они вели критику в том тоне, какой находили нужным. Любое выражение считалось законным, и некоторые из наиболее яростных оппонентов откровенно компрометировали Дюбуа и его находку: что-то подозрительно легко удалось ему найти кости питекантропа.

Разве можно объяснить каждому, что «легкость» открытия — это миф, а идеи его — результат долгих и мучительных раздумий? Спорам, казалось, не будет конца. Однако Дюбуа не отчаивался и упрямо настаивал на своем. Не для того провел он семь лет на Малайском архипелаге, чтобы отступать теперь, когда решается судьба его детища. Не удивительно поэтому, что прошло всего два месяца со времени окончания конгресса в Лейдене, а 14 декабря 1895 г. Дюбуа вновь на трибуне — на этот раз в Берлине, в зале заседаний Общества антропологии, этнографии и древней истории, там, где господствует сильный, опасный его противник — Рудольф Вирхов. Принесет ли пользу новый тур объяснений?..

—…Господа! Я позволю себе сделать главный вывод из изложенного ранее и закончу доклад. Итак, из сравнительного изучения материалов, а также измерений, проведенных мною со всей возможной тщательностью, неизбежно следует заключение об открытии в Триниле формы, переходной от обезьяны к человеку, то есть, иначе говоря, «недостающего звена». Объем мозга его черепной коробки, напоминающей по форме черепную коробку гиббона, составляет 908 кубических сантиметров. Рост, судя по длине бедренной кости, достигал 1 метра 72 сантиметров. Думаю, что вес обезьяночеловека с Явы превосходил 100 килограммов. Позвольте поблагодарить за терпеливое внимание, с которым вы слушали меня, господа!

Дюбуа наклонил голову в знак благодарности и принялся собирать листочки, разложенные по пюпитру.

— Но позвольте, уважаемый доктор Дюбуа! — воскликнул с улыбкой Вирхов и поднялся с кресла. — Вы так и не сказали главного. Однако я с удовольствием сделаю это за вас, если позволите. Господа, мы имеем редкостную и счастливую возможность осмотреть кости из Тринила, которые наш гость любезно согласился привезти с собой в Берлин. Поэтому я объявляю перерыв и прошу проследовать за нами в соседнюю комнату, где выставлены находки с Явы. А затем мы поговорим обо всем подробно.

Зал загудел на разные голоса, задвигались стулья, и большинство слушателей отправилось вслед за Дюбуа и Вирховым. Когда осмотр коллекции закончился, Вирхов объявил о продолжении заседания. Дюбуа, еще не остывший от выступления и споров около стола с костными останками питекантропа, приготовился слушать. Один за другим выходили к пюпитру его оппоненты, и скоро Дюбуа понял, что среди членов берлинского Общества антропологии, этнографии и древней истории сторонников у него будет еще меньше, чем в Лейдене. Снова удивительный разнобой во мнениях, досадно противоречивые и сбивчивые заключения, необоснованные и сердитые упреки, странное нежелание понять суть его выводов, оскорбительные намеки на некомпетентность.