— Пожалуй, — с готовностью согласился Раймонд Дарт. Он знал, что Пауэр большой любитель разных, но непременно волнующих мир научных проблем. Его интерес, в частности, и к проблемам антропологии стал одной из главных причин их дружеских отношений. Встречаясь иногда, Дарт и Пауэр подолгу беседовали на темы, связанные с анатомией и невралгией, которыми профессору по роду своих занятий вот уже в течение двух лет приходилось заниматься в медицинской школе при университете Витватерсранда Йоханнесбурга.

— Ваше сочувствие, дорогой Дарт, не скрою, приятно, но что мне от него? — продолжал сокрушаться Пауэр, вытирая платком мокрую от пота лысину. — Вы антрополог, так дайте мне что-нибудь интересное вроде питекантропа или на худой конец неандертальца. Вот тогда отдел новостей покажет зубы, а издатель «Star» вновь убедится, что редактор Бернард Георг Пауэр недаром ест свой хлеб! Я не случайно вспомнил о питекантропе. Вы слышали, что американцам удалось убедить Дюбуа открыть сейф с черепной крышкой обезьяночеловека с Явы?

— Я читал об этом, но, к сожалению, не в вашей почтенной газете, — улыбнулся Дарт.

— Все газеты вновь помешались на темах, связанных с «недостающим звеном», — оправдывался Пауэр. — Но мы решили сохранять пока сдержанность, и не случайно. Ведь речь идет о старом открытии. Дайте нам новые факты, и «Star» тоже скажет свое слово о «недостающем звене».

— Поистине сама судьба свела нас здесь с вами, Бернард, — шутливо-торжественно сказал Дарт. — Поскольку вы требуете не только сочувствия, но и чего-то более весомого, а главное, полезного для отдела новостей, то так и быть, скажу вам по секрету, что «Star», вероятно, скоро будет иметь новость высшего ранга. Возможно, в моих руках есть теперь нечто мировое по значению, и это «нечто» связано с вопросом о происхождении человека. Я намереваюсь объявить об этом в ближайшее время…

В мгновение ока от меланхолии редактора не осталось и следа. Пауэр прежде всего постарался удостовериться, не разыгрывает ли его Раймонд Дарт. Профессор, однако, сохранял полную серьезность. Поэтому Пауэр стал воплощением внимания.

— Это «нечто» примитивнее неандертальца? — бросил пробный шар Пауэр.

— О, да! Несравненно примитивнее любого из неандертальцев, — ответил спокойно и даже несколько равнодушно Дарт.

— Может быть, в ваши руки попало «нечто» более примитивное и древнее, чем обезьяночеловек?

— О, значительно более примитивное и древнее, чем питекантроп! — с большой серьезностью подхватил игру Раймонд Дарт, который славился среди друзей умением разыгрывать подобного рода сцены. — Я называю это «нечто» «my baby»[2].

Бернард Пауэр обрушил на посмеивающегося Дарта град вопросов, демонстрируя незаурядную осведомленность в палеоантропологии. Речь идет о «недостающем звене»? Что представляет собой «бэби»? Какие обстоятельства сопутствовали открытию, как и кто первым узнал о находке? Где находится образец и можно ли осмотреть его? Когда, наконец, появится первая научная публикация и может ли он, Пауэр, сейчас же, немедленно, объявить об открытии в разделе новостей вечерней газеты?

— Давайте по порядку, Бернард! — остановил его Дарт. — Не могу же я, в самом деле, отвечать на все сразу. К тому же у нас есть достаточно времени, чтобы поговорить спокойно, ибо ни о какой информации в газете не может быть и речи до тех пор, пока не выйдет из печати статья, которую я послал в лондонский журнал «Nature»[3]. «Бэби» находится в моем доме, но фото его можно увидеть сейчас же. Для этого стоит лишь зайти в редакцию «Star» и обратиться к моему старому другу и фотографу Вашей газеты Лену Ричардсону…

— Как, Лен Ричардсон, с которым я объездил половину Африки, знал о находке, фотографировал ее и ни словом не обмолвился со мной? — возмутился Пауэр. — Хорошенькие дела: сбиваемся с ног в поисках достойных «Star» новостей, а в это время под носом в редакции происходят события, о которых я понятия не имею. Клянусь, Ричардсону это даром не пройдет!

— Лен ни в чем не виноват, Бернард, — принялся успокаивать его Дарт. — Это я уговорил его хранить наш секрет в тайне и, извините меня ради бога, специально предупредил относительно вас. Мне не хотелось раньше времени возбуждать ненужные толки и ажиотаж. Обещайте не терзать упреками Ричардсона, а я в знак признательности готов нести тяжкий крест интервью угодной вам продолжительности…

— Обещаю, — примирительно буркнул Пауэр, подхватил под руку Дарта и направился к подъезду соседнего с книжным магазином дома, в котором располагалась редакция вечерней газеты.

Они заскочили на несколько минут в лабораторию Лена Ричардсона, где Бернард, не обращая внимания на хозяина, бегло осмотрел извлеченные из сейфа контрольные отпечатки с негативом «портрета» таинственного «бэби», а затем направились в кабинет редактора отдела новостей. Шествуя по коридору, Пауэр на ходу отдавал распоряжения своему помощнику: «Новую пачку бумаги! Побольше остро очинённых карандашей! Полдюжины бутылок минеральной воды и виски со льдом! Через час доставьте нам ленч! В кабинет ко мне никого не пускать!..» Плотно прикрыв дверь кабинета, Пауэр усадил гостя в кресло, а сам устроился напротив, за громоздким, заваленным книгами редакторским столом, и на минуту задумался, с чего же начать разговор. Он пришел к выводу, что читателям «Star» следует представить не только «бэби», но и, конечно, его «отца» — профессора медицинской школы университета Витватерсранда Раймонда Дарта. Открытие не случайно связано именно с его именем.

— Страсть к изучению человека проявилась у вас, очевидно, еще в мальчишеские годы? — задал свой первый вопрос Пауэр.

— Я должен сразу же разочаровать вас, Бернард, поскольку нечто подобное менее всего могло произойти В нашем семействе, одним из первых переселившемся из

Англии в Австралию. Как я, так и восемь моих братьев воспитывались в строгости и религиозности. На ферме отца разводился скот, и считалось само собой разумеющимся, что каждый из нас пас животных до того, как отправиться в школу. Если же говорить о детских мечтах, то мы, наблюдая, как изнемогали в труде родители, жаждали открыть золото и облегчить благодаря этому их борьбу за жизнь. Правда, копаясь в земле, я с друзьями находил иногда кости животных, а порой даже шлифованные каменные топоры. Однако то и другое мало волновало меня.

— И все же как мальчик, выросший на ферме, заинтересовался антропологией? — настойчиво допытывался Пауэр.

— Сначала появилась, пожалуй, любовь к медицине. После окончания грамматической школы в Ипсуиче в 1911 г. я решил специализироваться по медицине в университете города Квинсленда. Здесь впервые меня охватило желание заниматься наукой, и я в особенности увлекся зоологией. По-видимому, были какие-то успехи, ибо меня в числе других студентов послали продолжать учебу в колледж Эндрю города Сиднея. Мы должны были совершенствовать свои знания по биологии. Вот здесь-то и случилось то, что, возможно, послужило первым толчком к моим будущим увлечениям. В июле 1914 г. в Сиднее открылась конференция Британской академии развития науки, и меня спросили, не хочу ли я стать на время ассистентом анатома Артура Смита, брата знаменитого антрополога Эллиота Смита. Можно ли мечтать о более почетной привилегии для студента? Естественно, я согласился и в течение нескольких дней работал в специально отведенной для меня комнате, где отбирал кости конечностей и старался, согласно заданию, выделить на них определенные структурные детали. Затем открылась конференция, и я мог впервые воочию увидеть выдающихся ученых Европы и Америки, известных мне до этого лишь по книгам и статьям. Это произошло ровно десять лет назад, но как сейчас помню, какое сильное впечатление произвела на меня популярная лекция главного гостя конференции Эллиота Смита. Он говорил об эволюции мозга. Я не спал всю ночь и думал о том, как было бы хорошо работать под его руководством.

вернуться

2

мой малыш (англ.).

вернуться

3

«Природа» — один из популярнейших естественноисторических журналов мира.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: