Однако такой вывод создавал необходимость включить мегантропа в родословную человека, поскольку, согласно сложившимся у него к тому времени представлениям, гоминиды развивались, строго следуя однажды заложенной в их организации программе, исключая тем самым появление каких-то побочных, тупиковых, «неудавшихся» форм. Вейденрейх так попытался найти выход из затруднительного положения: нельзя ли, выстроив в последовательный эволюционный ряд известных на юго-востоке Азии обезьянолюдей, представить их развитие по линии постепенного уменьшения их размеров? В противном случае придется признать, что в одно время и в одном ограниченном районе жили формирующиеся люди, которые относились к разным родам и видам. Допустить существование конкурирующих, разных по уровню развития групп предков Вейденрейх, создатель ортогенетической концепции, не мог, ибо считал такую альтернативу своей идеи попросту невероятной. Однако, если так оно и есть на самом деле, то первое, что следует сделать, — это по-иному взглянуть на четвертого питекантропа, открытого в Сангиране. «Пожалуй, Кёнигсвальд тогда в Пекине справедливо настаивал на том, чтобы присвоить особое видовое имя питекантропу с огромным и мощным черепом, подчеркивая его отличия от черепа «питекантропа прямоходящего» из Тринила», — подумал Вейденрейх. Учитывая необычайную толщину костей, его можно было бы назвать Pithecanthropus robustus — «питекантроп массивный». Но главное, разумеется, не в определении видового названия, а в том, что монстра из Сангирана, согласно новой, внезапно озарившей Вейденрейха идее, можно представить как потомка мегантропа! «Питекантроп массивный» жил значительно позже «гигантского человека древней Явы», и поэтому размеры и мощность его черепа уступали предшественнику. Но эволюция и дальше неотвратимо продолжала ликвидировать предков человека, и как результат действия ее «жизненных законов» следует рассматривать появление в эпоху тринила на Яве, а также на востоке Азии в Чжоукоудяне очередных после «питекантропа массивного» еще более уменьшенных «моделей» обезьянообразного предка — «питекантропа прямоходящего» и «синантропа пекинского», которые выглядели по-настоящему облагороженными рядом с троглодитом, открытым в самых древних горизонтах Сангирана. А появление затем на берегах реки Бенгаван-Соло нгандонгских неандертальцев, выглядевших по сравнению с мегантропом настоящими джентльменами, — уже закономерный финал эволюции стадии обезьянолюдей, за которой последовало появление «человека разумного» с лицом, почти не сохранившим следов родства со своими далекими предками — гигантами обезьяньего облика.

К чему привела эволюция, известно, но представляет ли мегантроп начальную точку отсчета? Вейденрейх вновь обратился к муляжам громадных зубов гигантопитека, подаренным ему Кёнигсвальдом в Пекине, и решил, что нет. Мегантроп заставил его по-иному взглянуть на чудовищные по величине экземпляры, которые в полтора-два раза превосходили зубы гиганта с Явы и в то же время по форме коронок и строению жевательной поверхности напоминали человеческие. Это удивительное существо, несправедливо названное Кёнигсвальдом гигантской обезьяной, на самом деле относилось, по-видимому, к самым ранним обезьянолюдям, предшественникам мегантропов. В самом деле, как, например, оценивать тот факт, что корень у клыка гигантопитека, недавно найденного Кёнигсвальдом, оказался не изогнутым, как у обезьян, а прямым? Такой клык, право, больше к лицу человеку, чем обезьяне! Как подсчитал Вей-денрейх, гигантопитеки превосходили горилл почти в два раза. Вот какая она, начальная точка отсчета череды предков современного человека! В итоге долгих размышлений над новыми материалами и мучительной переоценки старых представлений Вейденрейх пришел к следующим смелым выводам: «Гигантопитек из гонконгских лавок и мегантроп с Явы располагаются на одной эволюционной линии. Чем более примитивны гоминидные формы, тем более гигантские они по размерам… Я уверен, что все эти формы следует расположить в линии эволюции человека. Человеческая линия эволюции ведет к гигантам, насколько ее можно проследить в прошлом. Иными словами, гигантов можно считать прямыми предками человека».

Выдающийся морфолог, специалист по анатомии мирового класса, не находил непреодолимых препятствий при решении проблемы «необратимости эволюции», согласно принципам которой возможен переход от гигантских и, следовательно, узкоспециализированных форм к мелким, допускающим разные направления развития. В подтверждение своей «гигантоидной концепции» эволюции человека Вейденрейх привлек материалы из истории развития других млекопитающих, в частности собак. Человеческий череп уменьшался в размере и облагораживался в процессе эволюции: тоньше и меньше становились его кости, сокращалась степень выступания вперед лица, по мере увеличения объема мозга уменьшалась массивность стенок мозговой коробки, она округлялась, а свод поднимался выше. Вейденрейх обратил внимание, насколько велика морда и мала мозговая коробка, занимающая лишь заднюю часть черепа, у гигантских разновидностей собак. Иное дело мелкие породы, вроде спаниеля короля Чарлза, у которого мозговая коробка составляет большую часть черепа, а морда выглядит как небольшой довесок к нему. Бульдоги, «переходная форма», занимают промежуточную позицию: морда у них уменьшилась, но еще не настолько, чтобы преобладала мозговая коробка. Изменение от гигантов к «микроформам» происходило, согласно утверждениям палеоантрополога, совершенно идентично как у человека, так и у собак.

Вейденрейха, обессмертившего свое имя блестящими исследованиями синантропа, настолько взволновала внезапно открывшаяся перспектива в ином ракурсе осветить проблему становления людей, что он, по-прежнему ничего не зная о судьбе Кёнигсвальда, обратился к правительству Голландии с просьбой разрешить ему опубликовать описание полученных с Явы муляжей и выводы, следующие из их анализа.

Разрешение он получил, а Кёнигсвальд тем временем переживал необычайно тяжкие в своей жизни дни, мучаясь за судьбу с таким трудом собранной коллекции останков питекантропа. Японцы, захватив Бандунг, отдали распоряжение сдать все упомянутые в публикациях образцы в большой сейф Геологической службы, который поступал отныне под охрану военных. Рискуя навлечь на себя самые худшие последствия, Кёнигсвальд принес и положил в сейф не подлинные находки, а исключительно точно сделанные муляжи. Покрытые темной пылью, они выглядели как настоящие ископаемые. Во всяком случае, чиновники не отличили их от подлинников. Реставрированные черепа Кёнигсвальду пришлось вновь разъединить на части, а отдельные фрагменты подлинников, заменив в сейфе копиями, он припрятал. Теперь, если бы даже японцы действительно увезли сейф с наиболее ценными экспонатами в свою страну, как они предполагали со временем сделать, на Яве все же осталось бы несколько образцов, с помощью которых можно было бы в будущем продолжить исследования. Нижние челюсти питекантропов Кёнигсвальд успел извлечь из сейфа и припрятать в груде костей, не представляющих особой ценности.

С находками, не упомянутыми в отчетах, дело обстояло проще: челюсть мегантропа и череп «питекантропа массивного» взял спрятать у себя геолог из нейтральной Швейцарии доктор Мёлер, а коллекцию зубов питекантропа и гигантопитека согласился принять шведский журналист Ральф Бломберг. Опасаясь обысков, он уложил зубы в бутылки из-под молока и, тщательно закупорив их, ночью закопал во дворе своего дома. Риску подвергала себя и жена Кёнигсвальда, она взялась сохранить один из наиболее ценных отделов последнего из найденных черепов питекантропа — верхнюю челюсть.

Так вскоре после открытия начались новые приключения с костями предков, в любой момент готовые прерваться трагическим оборотом дела. Японцы отлично понимали, какую громадную научную ценность представляют экспонаты, собранные в большом сейфе, и поэтому проявляли заботу о коллекциях и музее Геологической службы. Они с настороженностью относились к старым сотрудникам, но даже специалисты так и не смогли заметить подмены подлинных костей муляжами. К тому же новые хозяева Явы твердо верили, что выиграли войну, и не торопились переправить останки предков в Японию. Лишь однажды последовал приказ представить в качестве подарка ко дню рождения императора Хирохито один из черепов обезьянолюдей. Выбор пал на лучше других сохранившийся одиннадцатый череп нгандонгского человека. Вскоре он отправился в длительное и опасное в условиях войны путешествие на север, в Японию. О дальнейшей судьбе подарка Кёнигсвальд, разумеется, ничего знать не мог.