Изучи список внимательно, и ты увидишь, что можешь произнести любой звук из русского фонетического алфавита. Можешь произнести еще много других, которых в этом списке нет. Это всякий может, а особенно маленькие дети. Прислушайся к лепету младенца: он пробует самые разные звуки, примеряется к ним, играет ими. Вот этого никогда не делают животные. Человек умеет играть со звуком — это одна из способностей, которые отличают его от всех остальных живых существ. Уж на что богата песнями птица пересмешник, и все-таки в лепете младенца, который еще даже толком не учится говорить, куда больше разнообразных звуков.

Может быть, ты часто произносишь несколько звуков, которых в списке нет. Если у тебя есть собака, то, может быть, ты подзываешь ее, всасывая воздух губами, — получается такой пронзительный звук. При поцелуе ты втягиваешь воздух и чмокаешь. Наверно, ты слышал в деревне или в кино, как прищелкивают языком, понукая лошадь.

Все эти звуки что-то означают, хотя в обычных русских словах они не встречаются. Однако они входят в звуковой состав некоторых других языков. Во многих африканских языках в словах встречаются щелкающие и «всхлипывающие» звуки; когда их произносят, воздух не выходит изо рта, а входит в рот. У готтентотов и бушменов около двадцати таких звуков.

Если подсчитать, сколько всего люди произносят различных звуков, то окажется, что их тысячи. Но чтобы изучить какой-нибудь иностранный язык, не потребуется тысячи звуков. На деле в каждом языке совсем немного звуков.

Ребенок, овладевая языком своих родителей, запоминает только эти звуки, а остальные быстро забывает. Если бы дети, вырастая, продолжали играть со звуками, им бы ничего не стоило произнести любой звук любого языка мира. Конечно, чтобы произнести некоторые звуки, надо потренироваться, но ты в состоянии научиться любому звуку. Язык и рот сначала с трудом совершают непривычные движения, но со временем складывается привычка. Крохотные мышцы, благодаря которым образуются звуки, ничуть не лучше приспособлены для произнесения русских звуков, чем для звуков любого другого языка. Французские мальчики и девочки не получают по наследству хорошего французского произношения. Английскому младенцу столь же легко произнести звуки французского, китайского, русского и арабского языков, как и те звуки, что употребляются в английском. Мы не рождаемся со способностью говорить именно на этом языке, а не на каком-то другом. Если ты достаточно смышлен, чтобы выучиться своему родному языку, то осилишь и любой звук любого другого языка.

Человеческий речевой аппарат — один и тот же у всех народностей и у всех рас. Тонкие губы многих людей с белой кожей очень напоминают губы наших родственников-обезьян, а те ведь совсем говорить не умеют. Ко тонкие губы не помеха речи. У большинства темнокожих людей губы толстые, а звуки они образуют не лучше и не хуже, чем тонкие губы.

БУШМЕН. Бушмены, которые живут в пустыне Калахари в Юго-Западной Африке, употребляют в речи множество щелкающих звуков. Ни в английском, ни в русском языках таких звуков нет совсем.

У всех людей рты одинаково приспособлены, чтобы произносить любые звуки — есть, пожалуй, только одно исключение из этого правила. У готтентотов и бушменов по сравнению с другими народами рот несколько иной формы. Нёбо выше, чем у других, язык уже, подбородок меньше. Такое устройство, видимо, помогает произносить щелкающие звуки. Некоторые специалисты уверяют, что будто именно поэтому в речи этих двух небольших южноафриканских народностей так много щелкающих звуков. Но в этой теории есть одно слабое место. Зулусы, которые живут неподалеку от готтентотов и бушменов, тоже «щелкают», а у них форма рта обычная. Возможно, просто так уж повелось: щелкающие звуки вошли здесь в привычку, так же как и другие звуки речи.

В гавайском языке очень мало звуков. Единственные согласные — это X, К, Л, М, Н, П и губной звук вроде английского W, и в любом слове после каждого согласного обязательно идет какой-то гласный звук. А значит, когда гавайцы заимствуют у англичан слова, они сильно меняют их звучание. «Веселого рождества» по-английски будет Merry Christmas (мэри крисмэс), а гавайцы это произносят как «Меле каликимака». На этой рождественской открытке, посланной с Гавайских островов, как раз и было написано: Mele Kalikimaka.

Почти все звуки, взятые по отдельности, сами по себе ничего не значат. Если ты станешь как попало произносить звук за звуком с бухты-барахты, точно дитя малое, то, скорее всего, получится бессмыслица. Но если взять те же самые ничего не значащие звуки и произнести их в некотором строго определенном порядке, они могут вдруг зазвучать совершенно осмысленно.

В русском языке звук [р] сам по себе ничего не значит. Звук [о] и звук [с] имеют некоторые значения. Но если произнести все эти звуки в указанном порядке, то значение полученного слова рос никак не вытекает из отдельных значений входящих в него звуков. Теперь прибавьте к этому слову в конце ничего не означающий звук [т]; получится слово рост. Значение слова изменилось, но все же что-то общее осталось. А если в слове рост поочередно менять порядок этих четырех звуков, то получится несколько слов с совершенно различными значениями: трос, торс, сорт. Или смотрите: клоун, уклон, кулон.

Изменились не сами звуки, а только их порядок. Значит ли это, что именно порядок звуков и решает, какой смысл им придать? Нет, объясняется это куда проще.

Люди сами решают, какой смысл придавать звукам. Пока люди не придадут звуку значения, он ровным счетом ничего не означает. А если люди договорятся о значении какого-то набора звуков, то это и будет значением этих звуков. Уговор между людьми — вот что дает нам возможность пользоваться словами.

Люди все время придумывают новые слова. Они договариваются придавать определенные значения определенным звукам. Люди делают это сейчас и делали давным-давно, когда язык еще только начал создаваться, или, вернее, когда они начали его создавать.

Слова не валялись у доисторических людей под ногами, как палки и камни, — подбирай и пользуйся. Им приходилось каждое слово выдумывать — или перенимать у тех, кто его выдумал.

Каждый раз, как два пещерных человека уславливались: «Вот эти несколько звуков будут обозначать такой-то предмет», возникало новое слово. Договорившись об этом слове, они уже могли использовать его для создания другого. Имея два слова, можно было придумывать еще и еще. Чем больше слов они придумывали, тем легче им было придумывать дальше. Но поначалу, когда слов было изобретено совсем мало, язык развивался очень медленно.

(Пожалуй, это было не так уж просто: договорились о значении — и все. Слова — их значения — вырабатывались сообща многими людьми в течение продолжительного времени. Можно себе представить, что слово могло появиться приблизительно так. Скажем, сначала был просто крик, которым охотники вспугивали животное. Потом, так как в этой местности охотились чаще всего на оленя, этот крик у охотников стал обозначать что-то вроде: «Олень!», или: «Я вижу оленя!», или: «Здесь в кустах олень!» Так родилось слово; потом оно могло изменяться, приобретать новые значения и т. п. Понятно, что это слово уже не годилось для того, чтобы вспугивать других животных, потому что, если так закричать, другие охотники могли подумать, что это олень. Поэтому для других животных пришлось, наверно, выдумать что-нибудь новое. И в наши дни, когда вроде бы так легко договориться о значении слов, слова очень редко возникают при помощи такого договора. Чаще, как и прежде, новое слово, возникнув по определенному случаю, распространяется в языке постепенно, когда все большее и большее число людей начинает связывать один и тот же смысл с одной и той же последовательностью звуков. Только, конечно, раз язык уже есть, новые слова возникают легче и чаще, чем тогда, когда язык только зарождался. — Прим. перев.)