Бывают и такие редкие случаи, когда слово, проникнув из одного языка в другой, затем совсем неузнанным возвращается обратно. Возможно, что такое путешествие «с обратным билетом» совершило русское слово хрип. Полагают, что сначала оно было заимствовано во французский язык, где в форме grippe [грил] стало обозначать одно из самых распространённых инфекционных заболеваний. И только после этого — уже в иностранном обличье — это слово вернулось обратно в русский язык. Так в результате «поездки» во Францию русский хрип превратился в грипп.

Вы никогда не задумывались над тем, почему так похожи друг на друга слова космический и косметический? Есть ли у них какой-то общий, единый источник, или же сходство между этими словами объясняется лишь случайным совпадением? Прежде всего нужно сказать, что этимология обоих слов иожет быть выявлена только на материале греческого языка. Древнегреческий глагол kosmeō [космéо:] означал ‘строю, привожу в порядок, украшаю’. Отсюда у слова kosmos [кóсмос] появились значения ‘упорядоченность, порядок’, ‘мировой порядок, мироздание, мир’ и ‘украшение’. Впервые слово kosmos в значении ‘мир, мироздание, вселенная’, насколько нам известно, было употреблено знаменитым древнегреческим математиком и философом Пифагором (VI век до н. э.). Значение же ‘украшение, наряд’ было известно у слова kosmos ещё во времена Гомера, то есть, по крайней мере, за 200–300 лет до Пифагора.

Прилагательное kosmetikos [косметикóс] имело в древнегреческом языке значение ‘придающий красивый вид, украшающий’, а сочетание слов kosmetikē technē [косметикé: тéхне:] или просто kosmetike означало ‘искусство украшения’. Именно здесь и находятся истоки русских слов косметика и косметический.

Что же касается слова космический, то оно восходит к другому древнегреческому прилагательному — kosmikos [космикóс] ‘мировой, вселенский, относящийся к космосу’.

Следовательно, общность происхождения русских слов космос, космический и косметика, косметический может быть представлена в виде такой схемы:

Нет, речь сейчас пойдёт не о козлетоне и не о другом просторечном выражении петь козлом (или драть козла). Напротив, мы сейчас перейдём к рассмотрению таких возвышенных слов, связанных с театром, как трагедия и каприччо.

Что такое трагедия — мы знаем все. А вот какова этимология этого слова, видимо, знают не все. В древнегреческом языке (а трагедия, как известно, родилась именно в Древней Греции) слово tragos [трáгос] означало ‘козёл’, ōdē [о: дé:] — ‘песня’[88].

Таким образом, tragōdia [траго: дúа] — «трагедия» буквально значило ‘песня козлов’.

Какое же отношение могли иметь козлы к театру? Оказывается, самое непосредственное. Древнейшие театральные постановки были неразрывно связаны с культом греческого бога плодородия Диониса. Сначала на этих постановках излагались различные предания о Дионисе в форме диалога между хором и его предводителем — корифеем. Хор обычно состоял из сатиров — козлоногих спутников Диониса. Актёры, изображавшие сатиров, этих полулюдей-полукозлов, были наряжены в козьи шкуры. Пение хора козлоногих сатиров и получило первоначальное название tragōdia. Впоследствии развитие трагедии продолжалось, но старое название сохранилось до наших дней.

Другим «козьим» словом, пришедшим в русский язык на сей раз из итальянского языка, является слово каприччо. В основе этого музыкального названия, как, кстати, и в основе слова каприз, лежит итальянок. capra [кáпра] ‘коза’. Что же общего между каприччо и капризом? Свободный, полный неожиданных оборотов характер музыки как бы передаёт своенравные повадки козы. Что же касается каприза, то это, если угодно, проявление козьего характера…

Пример со словами трагедия и каприччо показывает, что заимствованные иноязычные слова, имеющие в языке-источнике весьма прозаическое буквальное значение, могут восприниматься в заимствующем языке как нечто возвышенное, далёкое от будничной жизни. Эта особенность довольно часто проявляется в заимствованной лексике, ибо лишённые естественных связей родного языка иноязычные слова ассоциируются не с их этимологией, а лишь с тем объектом, который этими словами обозначается. Вот почему заимствованный и исконный слои лексики очень часто относятся в языке к разным сферам — как реальным, так и стилистическим.

Ещё Вальтер Скотт в своём знаменитом романе «Айвенго» сделал очень интересное наблюдение. Оказывается, в английском языке многие названия домашних животных — исконно английского происхождения, а соответствующие им названия мяса были заимствованы после нормандского завоевания Англии (1066 г.) из нормано-французского:

Поскольку за скотом ухаживали английские крестьяне, все названия домашних животных здесь сохранились исконные. Названия же блюд были усвоены прислугой у господ-нормандцев и таким образом вошли в английский язык.

Не менее интересное явление можно наблюдать и в русском языке, где церковно-славянизмы употребляются обычно в сфере возвышенного стиля. Особенно ясно это выступает при сравнении исконно русских слов с их старославянскими синонимами. Сравните такие пары слов, как глаза — очи, веки — вежды, лоб — чело, губы — уста, щеки — ланиты, грудь — перси, палец — перст, шея — выя, плечо — рамо и др. Все перечисленные пары обозначают одни и те же части человеческого тела. Разница между этими словами не в значении, а в стилистической окраске.

Стилистическую разницу в употреблении тех и других слов в яркой форме показал писатель С. С. Наровчатов: «Уста целовали и лобзали, они молили и смеялись, были открытыми или сомкнутыми, но лихорадка высыпала только на губах. Перси красавиц вздымались и трепетали, а своему ребенку крестьянка давала грудь. Хмурилось чело государыни, объявлявшей войну неверным туркам, а молодому рекруту попросту забривали лоб»[89].

Изучение заимствованных слов в языке представляет собой обширную и интересную область исследования. Некоторые особенности, характерные для заимствованных слов, были нами рассмотрены в настоящей главе. Теперь же мы обратимся к тому, какие закономерности проявляются в процессе этимологизации заимствованной лексики.

В предыдущей главе мы рассмотрели ряд специфических признаков, которые позволяют в отдельных случаях отличать заимствованные слова от исконных. Мы видели, что заимствованные слова ведут себя в языке по-разному, подчас весьма существенно выделяясь на общем фоне того языка, в который они были заимствованы. Однако было бы ошибочным считать, что этимологический анализ иноязычных слов в корне отличен от анализа слов исконных. Общего здесь будет, пожалуй, даже больше, чем различий. Вот разве только разработка принципов и методики исследования заимствованных слов явно отстаёт от соответствующей разработки в области этимологического изучения «своей» лексики. Во всяком случае, этимологические словари в статьях, посвященных заимствованным словам, часто ограничиваются простым указанием на факт заимствования, не подкрепляя этого утверждения какой-либо аргументацией.