И не только распространяли, а действительно засылали. Агентурная работа облегчалась тем, что большое количество этнических корейцев проживали и в сопредельных областях Советского Союза. Тема нашла отклик на страницах центральной печати.

«Шпион-кореец. Он "работает" на своих хозяев — японцев — не первый год, — писала «Правда». — Самые подлые, кровавые дела поручали ему… Недавно японский жандармский офицер поручил ему разведать, силен ли советский строй на Дальнем Востоке. Шпиону мерещились новые тысячи иен. Он согласился отправиться через границу. Поздней ночью шпион двинулся в путь. Но едва он вступил на советскую землю, как его задержал кореец-колхозник. Испытанное оружие провокатора — национальное родство — дало на этот раз осечку. Шпион просчитался. Корейцы — советские граждане — научились распознавать врага. Советский патриот-кореец доставил куда следует врага своего народа. Человекообразный хищник обезврежен»¹³.

Однако в ситуации вполне реальной угрозы войны Сталин с товарищами из политбюро особенно полагаться на советский патриотизм корейцев не стали. В августе 1937 года было принято постановление «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного края». Их было решено отправить в Среднюю Азию, где как раз планировалось наладить выращивание риса. Людям разрешили взять с собой вещи и пообещали компенсации при обустройстве на новом месте. Видимо, поэтому депортация происходила достаточно организованно, случаев серьезного сопротивления не было. Всего в Узбекистан и Казахстан было выселено 172 тысячи корейцев.

Тем не менее в национальной памяти эти события оставили свой горький след. И даже глубоко уважавший Сталина до конца жизни Ким Ир Сен отзывался об этом с осуждением: «В середине 30-х годов осуществлялось коллективное переселение проживающих на Дальнем Востоке корейцев в районы Средней Азии. Советские люди объясняли, что перемещение людей корейской национальности в Казахстан и Узбекистан — вынужденная мера, необходимая для обеспечения обороны страны. Но корейцев такое объяснение не устраивало. Услышав весть об этом, я тоже до глубины души испытал горечь народа, лишенного Родины»¹⁴.

Амбициозное японское командование словно проверяло Сталина и его маршалов на прочность. Насколько сильны русские? Возможно ли будет потеснить их в Сибири? Вновь промаршировать по улицам Владивостока, как в 1920 году? Наконец, как пелось в песне начала века, водрузить на высотах седого Урала священное знамя империи Ямато? Именно с целью найти ответы на эти вопросы были организованы столкновения у озера Хасан и вторжение в Монголию у Халхин-Гола.

Ответы были получены самые наглядные. «Нарушителей границы вымел грозный ураган, им горька была водица в нашем озере Хасан!» — сказано уже в советской песне. РККА отлично зарекомендовала себя в этих боях, и именно поэтому на большую войну с Советами Япония не решилась ни в тот момент, ни впоследствии.

Не остались в стороне от событий и партизаны Маньчжурии. Ким вспоминал, что в те дни его бойцы шли в бой под лозунгом «Защитим Советский Союз!», а состоявшийся в августе 1939 года бой у села Дашахэ называл операцией по дезорганизации вражеского тыла — как раз из этого района отправлялись подкрепления на Халхин-Гол. Значение этих стычек было невелико, но сами действия партизан в тылу в приграничном регионе были объективным фактором сдерживания японцев.

«Иные могут задать такие вопросы: "Правильно ли поступали корейские коммунисты, кровью помогая Советскому Союзу и защищая его во время антияпонской войны? Не означает ли сегодняшняя действительность, когда в Советском Союзе провалился социализм и реставрирован капитализм, что интернациональная поддержка корейских коммунистов, оказанная для защиты Советского Союза, была бесполезной?" — задавался вопросом Ким на склоне лет и отвечал на него. — В прошлом мы, не обращая внимания на то, станем ли мы предметом повышенного внимания или нет, оказывали Советскому Союзу активную помощь. Это было нужно и Советскому Союзу, и нам самим. Советские люди ответили на интернационализм корейских коммунистов тоже интернационалистическими действиями. Сейчас во многих странах господствует идеология национального эгоизма… Я собственно противник не только эгоизма отдельного человека, но и эгоизма национального. Если стремишься лишь к собственному благополучию, может ли у тебя быть достойная человека жизнь?»¹⁵

Вскоре обеспокоенное активизацией партизан японское командование приступило к окончательной зачистке Маньчжурии. Координатором кампании, которую осуществляла японская полиция совместно с Квантунской армией, был назначен генерал-майор Нозоэ Шотоку. Осенью 1939 года он получил из казны 30 миллионов иен и приказ покончить с коммунистами к 31 марта 1941 года. Ближайшим сподвижником Нозоэ был полковник Фукубэ Кунио по кличке Охотник за бандитами. Именно он был автором новой политики, осуществлявшейся в отношении партизан. Одновременно с военными действиями она предусматривала амнистию и щедрые денежные выплаты тем, кто откажется от коммунизма, сдастся и сообщит информацию о своих бывших товарищах.

Применялись и другие методы, иногда весьма изощренные. Ким вспоминал, что на листовках, призывавших капитулировать, помещали эротические фотографии. А «подкупленные красавицы, маскировавшиеся под Розу Люксембург или Жанну д'Арк», проникали в ряды партизан, чтобы заманить их в сети полиции.

Со Дэ Сук приводит документ из архивов японской полиции, согласно которому в отряд Кима была внедрена девушка по имени Чи Сун Ок, у которой муж ранее ушел в партизаны. Около года проработав в отряде поварихой и швеей, она дала полиции немало ценной информации. В частности, рассказала о контактах командира с некими русскими из Коминтерна. Вместе с тем она показала, что Ким является сильным и волевым лидером и постоянно пропагандирует своим солдатам коммунизм и корейский национализм.

Сам Ким в мемуарах утверждает, что заподозрил неладное после появления Чи Сун Ок в отряде. После допроса она призналась, что была заслана к партизанам с целью отравить его. Однако он простил ее и через некоторое время отпустил девушку обратно.

Но самый большой вред партизанам наносили перешедшие на сторону врага товарищи. Одного за другим японцы хватали руководителей Северо-восточной антияпонской объединенной армии. В 1940 году из-за предательства близкого соратника смерть настигла командующего Ян Цзиньюя. Даже будучи тяжело раненным и окруженным противником, он продолжал сражаться и героически погиб в бою. Пораженные его отвагой японцы устроили ему похороны с самурайскими почестями, предварительно, правда, выставив изувеченное тело на всеобщее обозрение и распространив по всей Маньчжурии фотографии его трупа.

За Кимом тоже развернулась охота. Однако ему сопутствовала удача. В марте 1940 года близ Даймалогоу он уничтожил преследовавший его в течение двух недель полицейский отряд Такаси Маэда. Сам Маэда и большая часть его людей были убиты, часть перешла к партизанам.

К осени 1940 года большинство партизанских командиров в Маньчжурии либо погибли, либо сдались. Общая численность партизан составляла не более тысячи человек¹⁶. Складывалась крайне тяжелая ситуация.

В этих условиях Ким принял фактически единственно возможное решение — прорываться на север, в Советский Союз, куда уже перешли многие партизаны, в том числе и его старый друг Чжоу Баочжун. К этому времени от «дивизии», которая в лучшие времена насчитывала до трехсот человек, осталось лишь 25 бойцов. Совершив марш-бросок на север, в декабре 1940 года Ким вывел свой отряд к советской границе.

Встретившим их поначалу пулеметным огнем пограничникам он повторял одно и то же: «Мы — корейские партизаны, а я — их командир Ким Ир Сен». Слово «партизаны» в конце концов возымело свое действие, и они вступили на советскую землю.

Партизанские годы в жизни Ким Ир Сена в полном смысле этого слова можно назвать героическим периодом. Однако впоследствии в КНДР история революционной деятельности великого вождя подверглась столь интенсивной обработке, что стала похожа на волшебную сказку. В историях о том, как Ким тепло заботится о своих бойцах, проскальзывают евангельские мотивы. То он кормит весь отряд собственноручно наловленными в реке раками, то своими руками снимает обувь с мол одого бойца и поправляет сбившуюся стельку, а то готовит вкусное кимчи из обычной травы.