Молодая семья жила вместе со старшими, в нужде и бедности. Сегодня туристам, приезжающим в Мангёндэ, показывают сохранившийся до наших дней родной дом Кима. Это несколько скромных хижин, крытых соломой. Среди утвари выделяется горшок странной измятой формы, который приобрела бабушка для засолки традиционной корейской капусты кимчи. Горшок почти ничего не стоил, и бракованную посудину купили из соображений экономии.
Весной в доме кончался годовой запас продовольствия. Сон Чжу хорошо запомнил чувство постоянного голода, вкус жидкой похлебки из неочищенного гаоляна, которую почти невозможно было проглотить, и каши с сывороткой от соевого творога, сваренного на пару. Однажды, когда мальчик слег с температурой, бабушка достала для него кусок свинины. После этого он мечтал заболеть снова, чтобы поесть мяса еще раз. Ситуация еще больше усугубилась с рождением младших братьев, Чхоль Чжу и Ён Чжу.
Эти времена были тяжелыми не только для семьи Ким Хён Чжика, но и для миллионов корейцев. Их родина, страна древней истории и культуры, имевшая многовековые традиции государственности, потеряла самое дорогое — свою независимость.
Когда в Древнем Китае — Поднебесной империи — впервые узнали о некоем княжестве на востоке, населенном неизвестными ранее племенами, хронисты обозначили их двумя иероглифами — «чо» и «сон». В итоге получилась красивая комбинация, ведь первый иероглиф одним из своих значений имеет «утро», а второй — «свежесть». Так Корея стала Страной утренней свежести. Древний Чосон был мощной державой, включавшей в себя как корейские, так и китайские земли. Кстати сказать, именно слово «Чосон» присутствует в официальном наименовании Северной Кореи.
А в Южной Корее страна именуется «Хан». Именно так называлась королевская Корея в конце XIX века, а еще раньше, в начале нашей эры, этим словом обозначали группу племен, живших на самом юге полуострова.
Привычное же нам слово «Корея» восходит к объединителю княжеств полуострова полководцу Ван Гону, жившему в X веке. Он назвал так свою династию. А иностранцы по аналогии прозвали так страну.
Начиная с XV века в течение пяти с лишним столетий в Корее правила династия Ли. «Феодальные правители нашей страны праздно проводили сотни лет своего господства, напялив на себя шляпы из конского волоса, разъезжая на ослах и сочиняя стихи на лоне природы, тогда как другие обходили свет на военных кораблях и в поездах. А когда агрессивные силы Востока и Запада нагрянули на нас со своими флотилиями, феодалы раболепно отворили им наглухо замкнутые свои ворота. Феодальная королевская династия превратилась в объект неограниченного торга и захвата концессий внешним капиталом» — такую нелестную оценку дал этой династии Ким в своих мемуарах2.
Во второй половине XIX века доминирование стран Запада, намного обогнавшего в техническом развитии Восток, вылилось в масштабную экспансию в Дальневосточном регионе. Великие державы рвали на куски Китай и колонизировали прибрежные территории Юго-Восточной Азии. Корея же, даже на фоне Китая, воспринималась как некий заповедник Средневековья. Корейские ученые обосновывали точку зрения, согласно которой именно в их стране сохранились подлинные конфуцианские порядки, тогда как в Китае истинное конфуцианство испорчено «переменами». Страна была наглухо закрыта от внешнего мира.
С 1863 года престол занимал император Кочжон — личность, во многом напоминавшая нашего Николая Второго. Есть даже определенное внешнее сходство: на фотографиях перед нами предстает благообразный мужчина небольшого роста, с аккуратной бородкой, в мундире с орденами. Как и Николай, Кочжон был человеком нерешительным, несамостоятельным, постоянно колебался между различными группами влияния.
Стране требовались радикальные реформы, а осуществить их было некому. Уже к концу XIX века Корея превратилась в арену соперничества мировых держав, желавших прибрать к рукам этот лакомый кусочек. При дворе существовало несколько партий, боровшихся за влияние на императора и ориентированных на ведущие региональные страны — Китай, Японию, Россию и США.
Первым выбыл из игры Китай, который сам оказался настолько слаб, что не мог сопротивляться вмешательству в его дела других государств. Русская партия обладала серьезным влиянием, некоторое время Кочжон даже жил в российской дипломатической миссии. Однако точки над «i» расставила Русско-японская война, после которой (в соответствии с так называемым соглашением Кацуры — Тафта) Япония получила полное доминирование в Корее. США же предпочли уступить, произведя своеобразный размен: Корея стала японской зоной влияния, при этом Япония признала права Штатов на Филиппины.
Япония первой из дальневосточных стран сумела совершить рывок в своем развитии. После революции Мэй-дзи 1868 года она начала быстрыми темпами развивать промышленность и усиливать армию. Вскоре она уже на равных воспринималась ведущими мировыми державами. Растущая мощь и амбиции подтолкнули японскую элиту к идее о доминировании на континенте — паназиатизму. Подчинение более развитой Японией отсталых соседей должно было привести в итоге к созданию «великой империи желтой расы». Причем Корея занимала первое место в этом списке как наиболее легкая добыча. В патриотическом угаре японские генералы патетично именовали Корею не иначе как «кинжал, направленный в сердце Японии», намекая на то, что надо бы поскорее ее завоевать, пока этого не сделал кто-то другой.
В 1905 году в столицу Кореи Сеул с особой миссией прибыл специальный посланник японского императора Ито Хиробуми. Он попытался склонить Кочжона к подписанию договора о протекторате Японии над Кореей. Однако монарх не стал подписывать кабального документа, ссылаясь на плохое самочувствие. Тогда во дворце, окруженном японскими войсками, Ито заставил подписать его нескольких министров, которых стали именовать «пятью предателями».
Несмотря на то что договор без подписи императора не имел юридической силы, в Корее был учрежден особый контрольный орган — Управление генерального резидента, руководивший армией и внешней политикой, а также имевший право издавать указы и давать распоряжения правительству. Во всех судах появились японские советники. В провинциях учреждались посты провинциальных резидентов, которые заменили собой корейских губернаторов.
Император пытался противодействовать японскому поглощению Кореи. В 1907 году он тайно направил на международную конференцию в Гааге посольство с просьбой помочь вернуть независимость Кореи. Делегация добралась до Голландии через Маньчжурию и Россию. Однако под давлением Японии и Англии ее на конференцию так и не допустили. Мировые державы были слишком заняты торгом между собой, чтобы обращать внимание на корейский вопрос. Существует красивая патриотическая легенда о том, что глава посольства Ли Чжун в знак протеста вскрыл себе живот прямо в ходе конференции. Впрочем, на самом деле его даже не пропустили в зал заседаний. Ли был вынужден ограничиться выступлением перед журналистами, а скончался от болезни.
Тем временем резидент Хиробуми, узнав о тайном посольстве, заставил Кочжона отречься от престола в пользу его сына Сунчжона, больного олигофренией. Династия стремительно двигалась к бесславному концу. Новый монарх безропотно подписал новый, еще более кабальный договор, едва ли отдавая себе отчет в своих действиях.
Возмездие вскоре настигло Хиробуми в лице молодого корейца Ан Чжун Гына. После заключения договора о протекторате Ан и его четверо друзей отрезали себе безымянные пальцы, кровью написали иероглифы «Независимость Кореи» и поклялись мстить захватчикам. В 1909 году он застрелил генерального резидента на вокзале в Харбине. Ан был казнен, но стал знаменем и символом корейского сопротивления.
Перед смертью Ито будто бы воскликнул: «Идиот! Он убил меня», имея в виду, что политика Японии в Корее еще больше ужесточится. Так оно и случилось. Под давлением нового генерального резидента король и премьер-министр были вынуждены согласиться с подписанием Корейско-японского договора о соединении, который окончательно поставил точку в существовании независимого Корейского государства.