– Твои завтраки я люблю почти так же сильно, как тебя, – улыбнулась я, вспомнив еду в форме рожицы, которой он однажды меня приятно удивил.

Все оставшееся отведенное нам время мы провели лежа в объятиях друг друга, разговаривая обо всем вокруг. О том, что Макс делал эти четыре года, как сложилась жизнь Дин, куда мы отправимся, когда сможем беспрепятственно быть вместе. Мы делились впечатлениями и просто молчали, фиксируя в своей памяти образы этих мгновений единения и счастья, омрачавшиеся печальным отсчетом стрелок на циферблате.

– Ты вернешься...

– Обещаю.

Глава 4

Возвращение назад прошло менее болезненно, и я сделала вывод, что снова начинаю привыкать к путешествиям в пространстве. Алекс ждал меня на том же месте, и я появилась прямо около его ног. Моросил дождь, поэтому мои руки и колени тут же испачкались в сырой земле. Он помог мне подняться, но я, чувствуя отвращение и злость, вызванные его предательством, сразу же с остервенением отбросила руки парня от себя.

– Как ты мог?! – выдала я ему в лицо, стараясь перекричать дождь.

– Что? – кажется, он был действительно растерян.

– Почему ты не сказал мне про разницу во времени?! Четыре года!!!

Алекс поджал губы, а лицо его приняло суровый вид, который у него был каждый раз, когда он обучал меня.

– Четыре года!!! И ты смеешь говорить, что ты мой друг?! – гнев сочился из меня, как пожирающий изнутри яд. И весь его я собиралась выпустить на своего, так называемого, приятеля.

– Что изменилось бы, если бы я тебе сразу сказал? Ничего! Кроме того, что ты стала бы неуправляемой, не смогла бы сдерживать своих эмоций. Как сейчас! И натворила бы глупостей, навредила бы себе и окружающим.

– Я не хочу сдерживать эмоции! Ты намеренно молчал об этом! Ненавижу тебя! Я не хочу тебя видеть! – вскричала я, тряхнув рукой в его сторону.

По подушечкам пальцев прошлись иглы и, заискрившись синим пламенем, в следующий момент мелькнули ярчайшие голубые стрелы, метнувшись в сторону источника моего негодования.

Алекс, моментально сгруппировавшись, нырнул в сторону, но недостаточно быстро, поэтому синий свет зацепил его, повалив на спину в густые кусты. Оторопев на секунду от содеянного, я опомнилась и ринулась за ним, взмолившись о чуде.

– Алекс! Алекс! Ты в порядке?

Я кинулась на колени, заключив его голову в ладони, и жадно всматривалась в него, опасаясь не увидеть признаков жизни. Глаза Алекса были открыты, а сам он улыбался во весь рот. Я не помню, чтобы видела когда-нибудь прежде его искреннюю и широкую улыбку, делающую его лицо добрым и милым.

– Знаешь, в детстве мне от тебя и посильнее доставалось, – сказал он, накрыв мои руки своими ладонями.

Я расхохоталась от облегчения, что все обошлось… Или от радости, что наконец вновь почувствовала силы, которых мне так не хватало. Они являлись частью меня, и теперь начали возвращаться, даруя мне новые надежды. А, может, я смеялась от того, что на самом деле схожу с ума. Я упала на спину рядом с ним и не могла успокоиться до тех пор, пока не начал болеть живот и икота не поглотила меня в попытках остановить истерию. Дождь щедро поливал нас, не оставив ни одного сухого места на теле.

– Алекс, какой же ты засранец, – заявила я заикаясь, когда немного успокоилась.

– Может быть, но я единственный засранец, которому ты можешь здесь доверять.

– С этим не поспоришь.

– Нам пора. Надо привести тебя в порядок.

– Я тебя не простила, – возмущенно заявила я, но тут же сама поняла, что сказала неправду. – Тебе больно?

– Ерунда. Не думай об этом.

– Тем более, что ты заслужил, – подытожила я его слова.

Он кивнул, все еще улыбаясь.

– Завтра мы не увидимся, придется пропустить занятие. Будет очередное закрытое заседание по делу Земли. Отец вроде начал мне доверять, и я смогу присутствовать в суде.

– Ты будешь держать меня в курсе?

– Да. И, Киара, скрывай свечение, – раздраженно заметил он.

– Хорошо. И Александр, – передразнила я и тут же вернула на лицо серьезное выражение. – Не скрывай от меня ничего, кроме свечения, пожалуйста.

– Постараюсь, – он отвел взгляд, подтвердив мои опасения, что есть еще нечто, сокрытое от меня, и поспешно зашагал в сторону выхода из нашего родового приусадебного парка.

Следующий день, не в силах ничего предпринять, я прожила с трудом, ощущая, как тянется каждый час, увеличивая время между мной и Максом. Одни мои сутки стоили ему сорока восьми, минуты здесь для него часы, а часы – безвозвратно пролетающие дни. Не продержавшись и половины оговоренного срока, я стала пытаться связаться с Алексом, но безуспешно. Он блокировал меня, вызвав новую волну бессильного гнева, который я собиралась вылить на него при встрече. Не выдержав напряжения, я вышла в парк и направилась к озеру. Великолепный вид не приносил мне привычного успокоения. Мысли перемешались, то и дело выдавая образ Макса. В конце концов, я просто села у воды и выплеснула все свои, неприличные для моего нового дома, эмоции в горьком плаче. Слезы катились по щекам и оплакивали мои чувства к Максу.

Когда они высохли, стало противно от себя, бездействующей, расквашенной и жалкой. Я смотрела на свое четкое отражение в озере, ощущая необходимость предпринять какие-то действия, но не понимала, что я могу сделать в этом незнакомом мире, не принимающем меня. Вывод напрашивался один: такое состояние бесполезно, поэтому я должна успокоиться и рассуждать здраво.

Сбросив платье, я начала заходить в воду. Легкий материал не успел коснуться земли, как был подхвачен ветром и устремился к озеру. Я не сделала ни движения, чтобы предотвратить его падение, и оно опустилось у самой кромки берега, оказавшись наполовину в воде. Я медленно подняла платье и повесила на ветку. Теперь оно уже не выглядело столь блистательно, как утром. При появлении на публике этот наряд являлся предпочтительным на Сварге для девушки из благородной семьи. В основном мой шкаф состоял из платьев и костюмов с юбками, поэтому часто я носила именно это. Конечно, когда дело не касалось тренировок. Сначала гендерный подход к дресс-коду мне показался варварским, но за последний месяц я привыкла, и мне даже стало нравиться отражение в зеркале, всегда элегантное и очаровательное в искусно сшитых одеждах. Конечно, я скучала по своим джинсам и майкам, а особенно кедам, и даже периодически носила их, но старалась в это время не попадаться на глаза родителям и посторонним.

Приятная освежающая нега поднималась от щиколоток вверх по моим ногам по мере продвижения вперед. Когда влажная линия дошла до бедер, я, задержав дыхание, резко нырнула в воду, одновременно выбрасывая на несколько блаженных секунд все негативные мысли из своего мозга. Я оставалась там, пока желание вдохнуть не стало острым и причиняющим боль, как лезвие ножа, рассекающего кожу.

Выплыв на поверхность, я набрала полную грудь воздуха, ощущая резь в районе трахеи. Я не могла надышаться, а когда дыхание выровнялось, легла на спину, расслабилась в воде, погрузила уши под воду, перестав слышать мир снаружи, и окунулась в жизнь подводную.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Это единственные звуки, проникавшие в голову. Они помогали умиротворить тело, отпустить переживания и упорядочить мысли.

Когда я открыла глаза, вокруг было темно. Не совсем понимая, чем вызвано резкое изменение, я плавно двинулась к берегу.

– Так мы черпаем силу, – раздался надо мной знакомый голос.

– Мама? – я не знала, нарушила ли снова какие-то местные традиции, купаясь в озере, но на всякий случай извинилась и стала выбираться на сушу.

– Вода помогает нашей душе и телу быть единым целым. Мы – есть вода.

– Внутренне я всегда это знала, – улыбнулась я.

– Ты научилась скрывать свое свечение, но я все равно ощущаю, что твое единство нарушено. К сожалению, я не знаю причины…