2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на том спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 14 от 19 ноября 1941 года).

В результате под командованием этого генерала, словно бы сошедшего со страниц книг М.Е. Салтыкова-Щедрина, даже и переход до линии фронта дался 2-й Ударной армии нечеловеческими усилиями.

«Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду.

Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью на поверхности. Обувь промокала и промерзала.

Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе»

Вот этим солдатам, смертельно уставшим уже по пути к фронту, и предстояло, согласно директиве Ставки, «прорвать… укрепленные позиции, разгромить… живую силу, преследовать неотступно остатки разбитых частей, окружить и пленить их»…

Сохранилась запись телефонного разговора К.А. Мерецкова со Ставкой.

«10 января 1942 года. У аппарата Сталин, Василевский.

По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить на день или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. У русских говорится: поспешишь — людей насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с наступлением, не подготовив его, и насмешили людей. Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь пожинаете плоды своей поспешности»…

Следуя примеру нынешних антисталинистов, тут самое время порассуждать о коварстве Сталина, который, отправив две недели назад личное письмо Мерецкову, спровоцировал командующего Волховским фронтом на неподготовленное наступление, а теперь отстраняется от ответственности, перекладывая ее целиком на плечи командующего.

Но можно взглянуть на вопрос и с другой стороны…

В письме И. В. Сталина даже и намека нет на необходимость ускорить начало операции. Напротив, Сталин подчеркивал, что наступление не должно размениваться на мелкие стычки. Вот и сейчас он сдерживает Кирилла Афанасьевича, даёт дни, чтобы все-таки подготовиться к прорыву.

Другое дело, что Мерецков от страха уже не способен был адекватно воспринимать слова Сталина.

Кирилл Афанасьевич не понимал даже, что Сталин ждет от него не рапорта о начале наступления, а конкретного результата — прорыва блокады Ленинграда.

Реакция Мерецкова на разговор со Сталиным была мгновенной.

1 Герасимов П. Для советских солдат не было непреодолимых преград. «Военно-исторический журнал», 1967, № 7.

3 Коняев H. М.

В этот же день он сместил командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Г.Г. Соколова. Но сместил не за пригодные только для фельетона приказы по армии, не за неумелое управление войсками, а за промедление с наступлением…

«В ночь на десятое января, — вспоминал о своем назначении генерал Н.К. Клыков, — меня вызвали в Папоротино, где размещался штаб 2-й Ударной армии. Здесь уже находились Мерецков, Запорожец и представитель Ставки Мехлис.

Выслушав мой рапорт о прибытии, Мерецков объявил:

— Вот ваш новый командующий, Генерал Соколов от должности отстранен. Генерал Клыков, принимайте армию и продолжайте операцию.

Приказ был совершенно неожиданным для меня. Как продолжать? С чем? Я спросил у присутствующего здесь же начальника артиллерии:

— Снаряды есть?

— Нет. Израсходованы, — последовал ответ».

Далее Н.К. Клыков рассказывает, как он торговался с Мерецковым из-за каждого снаряда, пока тот не пообещал армии три боекомплекта.

Для справки отметим, что по штатному расписанию для прорыва обороны противника требовалось пять боекомплектов, и еще по два боекомплекта полагалось на каждый последующий день наступления… Мерецков отправлял армию в наступление практически безоружной. Снарядов не хватало даже на прорыв…

Еще печальнее обстояли дела с обеспечением медицинской помощью.

«Войскауже в бою, — вспоминал потом А.А. Вишневский, — а две армии не имеют ни одного полевого госпиталя».

Вот так и начиналось это роковое для 2-й Ударной армии наступление.

Очень скоро, уже 17 января, 54-я армия, израсходовав весь боезапас, остановилась, и все усилия по прорыву сосредоточились на направлении Спасская Полисть — Любань. Справа наступала 59-я армия, слева — 52-я.

2-я Ударная армия шла в центре.

«В девять часов вечера выехал во 2-ю Ударную армию. Днем туда ездить не разрешают. Самолеты и минометы противника не пропускают ни одной машины. Холодно, густой туман. Дорога узкая, слышна артиллерийская канонада. Переезжаю Волхов. Проезжаю район “горла” — узкое место прорыва».

Эта запись (сделана 12 февраля 1942 года) — тоже из дневника фронтового хирурга А.А. Вишневского.

А вот воспоминания рядового участника прорыва, лейтенанта стрелкового полка 382-й стрелковой дивизии.

Посмотрим на происходящее его глазами…

РАССКАЗ ИВАНА НИКОНОВА НАЧАЛО

«Наша дивизия передавалась сначала в 54-ю армию (командарм Фе- дюнинский), потом с продвижением в 59-ю армию (командарм Галанин), далее во 2-ю Ударную армию (командарм Клыков, потом Власов).

Двигались в направлении на Грузино. Под Грузином наш полк встретил сильное сопротивление противника. Один батальон имел потери состава. Был получен приказ сняться и двигаться в направлении Дубцы.

Немцы закрепились на левом берегу реки Волхов. Полк продвинулся по правому берегу Волхова южнее Селищенских казарм. Остановился в вершинках оврага для наступления и прорыва обороны противника и форсирования Волхова. Мороз был выше 40 градусов.

Здесь подвезли в бочках водку, и бойцы пили ее из ковша. Я не рекомендовал своим бойцам пить, сказав, что в такой мороз сейчас выпьешь, будет тепло, а к утру похмелье пройдет и замерзнешь. Они послушали и не пили. Когда перед утром была команда двинуться в наступление, то некоторые бойцы других подразделений лежали замерзшими кочерыжками.

Подошли мы к Волхову по оврагу. Когда пошли в атаку, противник открыл огонь, но держался недолго и бросился наутек, так как у него больших укреплений не было, а только в берегу реки снежные ячейки. Мороз был сильный, и немцы не выдержали.

Когда продвигались к Спасской Полисти, при занятии одной деревеньки были взяты пленные.

Это было в начале 1942года…

Наш полк начал наступление на укрепления немцев в Спасской Полисти. Шли врассыпную по открытой местности, связисты наступали вместе с пехотой. Противник открыл по нам автоматный, пулеметный, минометный, артиллерийский огонь, и самолеты летели по фронту, стреляли из пулемета и бомбили. Все летело вверх, заволакивало снежной пЫлью и землей. Ничего было не видать. Падали убитые, раненые и живые.

Первый раз некоторые вместо того, чтобы упасть в воронку, стали бегать от снарядов, несмотря на команду: «ложись». Так погиб, казалось, неглупый, мой командир отделения и некоторые бойцы других подразделений.

Ползли вперед и стреляли.

От огня противника бойцы залегли в воронках или подгребали перед собой кучку снега и спасались за ней. После такого огня ничего не разберешь, кто тут живой и кто мертвый, не знаешь и не поймешь сразу, кто, где и что с ним. Обыкновенно на вторые или третьи сутки приходилось ночью ползать и проверять, сколько осталось живых. Подползешь, пошевелишь, который не убит, а замер — мертв, так как были сильные морозы. За дни наступления пищи никакой не получали. Кухня подходила за километры. Как только противник заметит ее — разобьет артогнем. После больших потерь и прекращения наступления оставшийся состав отводили на исходные позиции или дальше к кухне и там кормили, так как термосов еще не было. Подальше от переднего края разводили костры, грелись, засыпали и зажигали одежду и валенки, потом шли на передний край, снимали с убитых и одевали.