— Ну, — сказал Кленси, тоже поднимаясь с места, — можно смело сказать, что вы меня поняли!

Вторник, 20 часов 40 минут

Судья Эмиль Кейль жил в одном из тех монолитов, которые тянулись вдоль Восточного центрального парка. Как только судье удалось выгодно употребить свои сбережения, он забрал дочь, библиотеку, кое-что из мебели и переселился в этот более шикарный район.

Когда Кленси вышел из такси, дождь уже кончился. Лейтенант вошел в загроможденный холл. Еще влажный от прикосновения мокрых туфель и зонтов, ковер издавал слабый запах болота. Под укоризненным взглядом человека, сидевшего за столиком, Кленси пересек холл и вошел в лифт.

Лакей открыл дверь и взял у него шляпу и дождевик. Когда он ввел Кленси в салон, судья Кейль с протянутыми руками бросился ему навстречу.

— Здравствуйте, лейтенант, как поживаете?

— Очень хорошо. Спасибо, сэр.

Кленси пожал его маленькую, но сильную руку, думая о том, что у него самого рука еще мокрая от дождя. Он также был поражен контрастом между своим поношенным костюмом и несколько мятым галстуком и безупречным смокингом судьи, с атласными отворотами, элегантным жилетом и поясом. Кленси удрученно вздохнул.

— А как вы поживаете, сэр?

Судья счел этот вопрос риторическим.

— Мы как раз собирались выпить коньяку, — непринужденным тоном сказал он. — Вы разделите с нами компанию?

— Благодарю, сэр.

Судья был крупным, седовласым мужчиной. Кленси прошел за ним в огромный салон и понял, что означало «мы».

Сидя на пуфе перед столиком, он разглядывал молодую женщину с серьезным лицом, в совершенно простом платье, и красивого мужчину с усами, лет приблизительно тридцати пяти.

— Лейтенант, — сказал Кейль, — разрешите представить вам мою дочь, миссис Уэлс, и ее мужа Джона Кэрола Уэлса. Дорогая моя Джен, представляю тебе лейтенанта Кленси.

Кленси вежливо поклонился молодой женщине и пожал руку ее мужу.

— Джон, коньяк, пожалуйста.

— Сейчас.

Уэлс поспешно кивнул, улыбнулся жене и направился к бару, устроенному между двумя кожаными диванами. Кейль сел напротив Кленси.

— Ну, лейтенант. — Голос судьи уже не был таким дружественным, он вдруг принял официальный тон, который Кленси очень хорошо помнил. — В чем же дело?

Кленси взял коньяк, который ему подал Джон, и поблагодарил его кивком головы.

— Вы, конечно, слышали о побеге, сэр?

— Разумеется, — сказал Кейль. — И я думаю, что вы пришли ко мне потому, что Сервера на свободе.

Да?

Кленси неуверенно посмотрел на дочь и зятя судьи.

— Вы можете свободно говорить при них, — сказал судья. — Они знают, что Сервера в свое время угрожал мне. Джон в курсе всего этого дела! В самом деле я пригласил его сегодня не только затем, чтобы пообедать. Джон член комиссии, которая освобождает заключенных под честное слово. Я подумал, что он может быть нам полезен.

— Это верно, — сказал Джон. — Но я не вижу, чем я могу помочь вам. Однако судья подумал, раз вы к нему придете, я смогу сделать…

— Да, — нетерпеливо перебил его Кейль. — И я хочу уточнить одну деталь, лейтенант. Я думаю, вы пришли, чтобы предупредить меня, что Сервера на свободе и что я должен быть осторожен. Думаю, что вы собираетесь организовать мне охрану из своих людей и все прочие глупости. Честное слово, если я разрешил вам прийти, то только для того, чтобы сказать — я этого не люблю, не нуждаюсь в этом и не хочу этого. Если бы я все время прятался в течение двадцати лет своей работы каждый раз, когда мне угрожали в зале суда, я чаще сидел бы в четырех стенах.

— Я очень хорошо это понимаю, сэр, но только…

— Только так, — продолжал судья, бесцеремонно прерывая Кленси, — я веду сейчас предвыборную кампанию, и полицейское окружение будет немного стеснять меня, когда я буду произносить речи…

— Ваш противник сказал мне то же самое, — ответил Кленси с улыбкой.

— Мой противник?! — усмехнулся судья. — Если вы хотите услышать о моем противнике, лейтенант, то слушайте радио в четверг вечером. Когда я закончу, то меня не удивит, что он не захочет больше никаких полицейских около себя.

Джон наклонился к Кленси:

— Лейтенант… — У него был почти извиняющийся вид. — Если я хорошо помню, Сервера угрожал и вам тоже?

— Да, — сказал Кленси, — он угрожал вашему тестю, Рою Кирквуду и мне.

— И какое это произвело на вас впечатление, лейтенант?

— Мистер Уэлс… — Секунду он колебался. — Я работаю под началом инспектора, которого очень уважаю. Он смотрит на эти вещи иначе, нежели я. А моя обязанность следовать его распоряжениям.

— Может быть, но это совсем меня не касается, — сказал Кейль.

Кленси пренебрег этим замечанием и снова повернулся к Джону Уэлсу.

— Мистер Уэлс, вы участвуете в работе комиссии по освобождению под честное слово. Не можете ли вы дать мне некоторые сведения о четырех сбежавших? Я имею в виду сведения, которых нет в их досье и которые могли бы мне быть полезны.

— Я очень бы хотел помочь вам, лейтенант, но думаю, что в комиссии нам известно не больше, чем вам. Однако посмотрим… Ведь дело идет о Вилльямсе, Маркусе, Блаунте и Сервере?

— Именно.

— Один из четверых, который был на комиссии, это Вилльямс. Было это около месяца назад. Он сидел в тюрьме за то, что ударил ножом одного типа во время ссоры в баре. Блаунт и Маркус были осуждены на двадцать лет, и к нам они могли попасть только через много, много лет. Сервера был осужден от пяти до десяти лет. Мы должны были рассматривать его дело не раньше, чем через шесть месяцев.

Кленси с удивлением посмотрел на Джона Уэлса.

— Вы так хорошо знаете дела всех заключенных?

— Разумеется, нет, — смеясь ответил Уэлс. — Это было бы просто невозможно. Но когда я узнал о побеге, я захотел узнать, имели ли мы дело с этими беглецами. А когда мой тесть пригласил меня для встречи с вами, я просто просмотрел их дела.

— Понимаю, — кивнул Кленси. — Что вы думаете о Вилльямсе?

— Он не был бы освобожден, — сказал Уэлс. — Решение еще не было принято, но все равно это точно. Его тюремное дело было не из блестящих, а потом — это рецидивист. Он уже и раньше ранил ножом человека. Нет, его бы не освободили!

— Понимаю. А Серверу?

Нахмурив брови, Уэлс вертел в руках свой стакан.

— Трудно сказать. Я не могу один решать за всю комиссию, поскольку она еще не рассматривала его дело. Лично я — это совершенно конфиденциально — думаю, что его преступление не так уж ужасно. Насколько я знаю, он Хорошо вел себя в тюрьме. Но, повторяю вам, официально его дело не рассматривалось. Ну, разумеется, теперь, когда он принял участие в побеге… Но почему вы спрашиваете меня об этом?

— Из простого любопытства. Он сбежал, хотя должен был предстать перед вашей комиссией и имелись все основания к тому, что его освободят. Многие находят это странным. В таких вещах у вас большой опыт. Как, по-вашему, что может толкнуть на побег человека, находящегося в такой ситуации? Что могло заставить Серверу совершить это?

— По-моему, у каждого человека есть граница терпения. Сервера, должно быть, дошел до точки. Именно поэтому я думаю так же, как ваш инспектор, что он может быть опасен и к его угрозам следует относиться совершенно серьезно. Я бы очень хотел, чтобы вы убедили в этом моего тестя. Постарайтесь сделать это.

Судья Кейль что-то Проворчал. Стакан его был пуст, а маленькие глазки блестели.

— Сколько слов и теорий по поводу такой простой вещи. Все сводится к следующему: заключенному представился случай бежать, и он им воспользовался. Глупо, не так ли? Но это так. И угрозы убить нас троих он забыл так же быстро, как забыл их я. Будьте в этом уверены.

Он взял бутылку коньяка, налил себе и поставил бутылку рядом.

— Кстати, Джон, вы поддерживаете идею освобождения на слово, вы даете им неразумную надежду и причиняете горчайшие разочарования. Вот и все.

Уэлс сжал зубы. Его жена подняла руку, как будто собираясь вмешаться, но потом опустила ее.