С трудом оторвался от влажных и припухших губ, с чисто мужским самодовольством отметив учащенное дыхание и расширенные зрачки. Кроха качнулась на встречу, взгляд сосредоточен на моих удаляющихся губах. С тихим стоном прижал ее голову к своему плечу, лениво перебирая пальцами длинные пряди.
— Кроха, не играй с огнем. — грубое карканье вместо спокойного тихого голоса — Девочка моя, я ведь не железный, а твои прикосновения…
Ксюшка тут же отдернула пальчики, пробравшиеся под толстовку.
— Прости. Я думала тебе приятно.
Боже, этот низкий голос с хриплыми нотками отозвался волной желания по всему телу, заставив напряженный член дернуться, что не осталось незамеченным с ее стороны. Мягко отстранился, разжав сцепленные на талии ноги.
— Мне приятно, даже слишком, но к дальнейшим действиям ты еще не готова, а я не могу сдерживаться слишком долго. Если ты захочешь мы обязательно продолжим, только не сейчас и только после того как серьезно поговорим. А сейчас будь хорошей девочкой, разожми ручки, что бы я смог наконец-то сделать нам бутерброды.
Успокоиться до конца так и не получилось, стояк в штанах причинял дискомфорт, граничащий с болью. Хорошо что приходилось отвлекаться на нарезку хлеба, сыра и колбасы. Несколько раз косился на горячий чайник, серьезно опасаясь момента, когда придется наливать чай. Вроде бы ничего сложного, бросить в бокалы пакетики и залить кипятком, легко, но только не тогда, когда руки дрожат от сдерживаемого желания.
Пронесло, чай налит и мы наконец-то сидим за столом поглощая незамысловатую еду. Руки уже не дрожат, возбуждение улеглось. Можно вздохнуть с облегчением и обдумать слова Аида.
— Арт? Я и ты. Почему это происходит именно сейчас? — Вздохнуть с облегчением? Забудьте, покой мне только снится. Ксюша своим вопросом вновь выбила меня из колеи.
Неожиданно возвращаются старые страхи. Что ей ответить? Что питал к ней слабость с самого начала, а по мере ее взросления появлялась и страсть? Поначалу тихая, сейчас же едва контролируемая. Молчать не вариант, да и начинать отношения со лжи и недомолвок не хочу.
— Сначала еда, — указал кусочком сыра зажатым между пальцами на ее недоеденный бутерброд — Потом разговор — теперь кусочек сыра указывал в сторону камина и уютного дивана.
Мой ответ ей не очень нравится, это отчетливо видно по ее насупленной мордашке. Такая смешная, кидает раздраженный взгляд на свой недоеденный бутерброд, словно он виноват во всех смертных грехах. Недолго думая, запихивает его в рот от чего, начинает напоминать маленького хомячка с надутыми щеками. Запивает уже остывшим чаем и встает, показывая мне свои пустые руки. Ведет себя как нетерпеливый ребенок, была б на ее месте другая, отругал, так и подавиться не долго. Но Ксюшка… она другая, всегда собранная, без эмоциональная, каждое движение спокойное и неторопливое. То что она вытворяла сейчас вызывало во мне лишь теплую улыбку. Глядя на поведение девятнадцатилетней девушки приходилось постоянно напоминать себе о том, что она не более чем подросток, не по виду, по состоянию души.
Спешно дожевывая и кидая на меня нетерпеливые взгляды, кроха слегка пританцовывала на месте. С сожалением отодвинул от себя тарелку под ее взглядом и подавиться не долго.
— Пошли чудо мое пернатое.
— Почему пернатое?
— Ангела напоминаешь. — хмыкнул глядя на ее вытянувшееся лицо — маленького, наивного.
— Только крылья обломали. Да? — продолжает улыбаться, только улыбка становится натянутой и грустной.
— Крылья? — специально округляю глаза, продолжаю дурачиться, будто и не заметил смены ее настроения. — Будут тебе крылья, лучше прежних. Все будет, только пожелай.
Сидит, хлопает своими карими глазищами и абсолютно меня не понимает. Всего лишь подросток, напоминаю себе в который раз, пытаясь вспомнить как я пытался ухаживать за девочками лет в шестнадцать-восемнадцать. Легкие поцелуи, прогулки, держание за ручки. Перспективы не радужные. Неуверен, что не сорвусь.
— Звонил Игорь. Я рассказывал про него на твой день рождения. — Решил пока избегать столь щекотливой темы как наши отношения. Не в моих правилах, но мать твою впервые в жизни я не знал что сказать женщине, не от того что не было слов, а потому, что рядом со мной сидела девушка, молодая, невинная. Необходимо было собраться с мыслями, а для этого требовалось время.
— Есть новая информация. Ксюш, хочешь, я могу вообще ничего тебе не рассказывать, если тебе так будет спокойнее, захочешь сама спросишь. Мы справимся со всем сами и в обиду тебя больше никогда не дадим. Веришь? — к черту вопросы на которые может ответить только кроха, к черту всех и все. Только бы не видеть этих испуганных глаз, опущенных плеч и стиснутых до побелевших пальцев рук.
— Верю, — лицо бледное, губы плотно сжаты, а в глазах появляется уверенность в своем решении. — Я хочу знать. Все.
— В таком случае тебе придется ответить на несколько вопросов. — кивнул, давая понять что принимаю ее решение. — О себе, о своей маме и о дядь Паше. -
Перечисляю, внимательно следя за ее реакцией. Дыхание сбивается, кажется, я даже отсюда слышу быстрый стук ее сердца. Вновь поджимает губы, пытается перебороть свой страх. Кивает и я выдыхаю задерживаемый в легких воздух.
— Что ты хочешь знать?
Ночь, тишина, мерное сопение крохи под боком и громкие рулады пустого желудка. Романтика не иначе. Было бы смешно, если бы не было так печально.
Мысль доесть оставшиеся бутерброды с каждой минутой становилась все привлекательней, но пока еще не настолько, что бы покинуть кроху. Свет догорающего камина отбрасывали на комнату причудливые тени, танцующие в неровном отблеске огня. Они так же как и мои мысли, хаотично мечутся не желая выстраиваться в ряд.
Очередной всхлип и тоненькие пальчики сжимают в кулачке серую ткань моей толстовки. Зря я все же затеял этот разговор с Ксюшей, держалась сколько могла, да вот только оказалась не готова вновь столкнуться со своим прошлым. С прошлым, в котором все было просто и легко, которое наполнял смех, и ласка еще живой матери. Самое паршивое, наш разговор ни дал никаких результатов. Ксюша знала не многим больше нас. Вся ее жизнь прошла в разъездах; Франция, Германия, Россия. Бесчисленное множество городов и это только то, что помнила кроха. Мать никогда не работала, но и не страдала от отсутствия денег. Своего отца Ксюша ни разу не видела, а мать мастерски уходила от ответов на этот вопрос.
— Все было как обычно, — рассказывала Ксюша, сжимая ладони в кулачки — школа, дом, друзья. Пока в один из вечеров на пороге нашего дома не появился красивый мужчина с широкой улыбкой на губах. Я тогда стояла и не могла отвести от него глаз, мне четырнадцатилетней девочке он казался таким… не знаю как описать то, что творилось у меня внутри. Даже когда мама опровергла мои подозрения, я все равно продолжала думать, что дядя Паша мой отец. В тайне надеясь на то, что наконец-то и у меня будет нормальная семья, такая же как у всех. Воображала, что в жизни дяди Паши и мамы случилось что-то по настоящему страшное и маме пришлось от этого бежать, спасая наши жизни. Это бы объяснило, почему мы никогда слишком долго не задерживались на одном месте. Радовалась как маленький ребенок, что папа нас нашел и теперь заберет с собой в свой дом. Металась как бешеная белка по дому собирая вещи, ведь это был наш последний переезд! Только сейчас, вспоминая то время, понимаю, что мама совсем не была счастлива. Дядя Паша привез нас в Россию, поселил в небольшом домике, а потом исчез. Спустя несколько месяцев появился вновь, и нам пришлось опять собирать вещи. С тех пор, каждый его визит означал переезд. Мама все больше и больше замыкалась в себе, становилась нервной и дерганной. Я ничего не понимала, мои вопросы игнорировали или отвечали довольно размытыми словами и обещаниями. Как-то вечером раздался дверной звонок, так поздно мог прийти только один человек и это означало только одно — новый переезд. Я уже начала подниматься по лестнице в свою комнату, что бы собрать вещи, но крик мамы…