В седлах скачем туда. Взбираемся по единственной узкой каменистой дороге вверх. Мы у массивных деревянных ворот крепости, которые когда-то разбивались только таранами противника. Увидев казачьих офицеров в серебряных погонах — в нашем полку за всю войну никто из офицеров не надел защитного цвета погон, — армянский караул беспрепятственно открыл все ворота.

Со стен крепости — чудесный вид во все стороны. В складах огромное количество старинного огнестрельного оружия, до кремневого включительно. Мы стреляем из них «по атакующему противнику». Оглушительный с дымом звук и сильная отдача в плечо. Пуля летит на сто шагов. Летит и шуршит, как птичка крыльями, и ее полет виден в траектории… Мы весело смеемся и восхищаемся поэтической «легкости» старинных былых войн.

Молодость бьет в нас полным, неиссякаемым ключом. Мы хотим физически ощутить все прелести веселого времяпровождения в восточном городе, но — увы! — их здесь не найти…

Мы пьем настоящий турецкий кофе — пьем на улице у кофейных, — но он нам совершенно не понравился: густой, черный, горький.

Мы пробуем курить кальян, также у кофейной и на улице, но он совсем отвратительный.

В городе две гостиницы. Одна из них носит имя «Франция». Скачем туда, чтобы хорошо, с вином, «по-кавказски» поужинать и, может быть, поухаживать за хорошенькими кельнершами, но… блюда только восточные, а прислуга — вся мужская.

И только единственный граммофон с громаднейшей трубой услаждает наш слух мало мелодичными восточными мотивами.

Здесь много красивых и причудливых янтарных мундштуков для папирос, через которые курят все турки и армяне, но — большинство из нас некурящие.

Мы покупаем дамасские клинки, но они куда хуже по крепости обыкновенных казачьих клинков Златоустовского оружейного завода.

Здесь дивные виноградники. У жителей много домашнего вина. Оно продается полуведерными глиняными кувшинами по 20 копеек, но вино кислое, терпкое.

Да мы, кавказская молодежь-хорунжий, тогда спиртного почти и не пили, как и не интересовались им.

Турецкие армянки красивы/ С тонкими чертами лица. Они — темные шатенки с красивыми глазами. Но их совершенно не видно на улицах города, не говоря уже о кофейных и ресторанах.

Здесь восток — и вот даже армяне, христиане, в своем быту живут по-мусульмански. Так мы и не смогли повеселиться «как следует», по-холостяцки — мы «нич-чего» не нашли…

Через два или три дня в Ван вступила 2-я Забайкальская казачья бригада генерала Трухина и прибыл новый начальник штаба нашей бригады Генерального штаба подполковник Шумилин, родом донской казак. Среднего роста, хорошо сложенный жгучий брюнет, щегольски одетый в форму офицеров Генерального штаба, он оказался очень компанейским человеком, всегда доступным для младших, критикующий старших, он любил весело провести время, если к тому была возможность.

Две отдельные казачьи бригады — Закаспийская и 2-я Забайкальская — отдыхали в Ване.

Мы были рады, что попали в благодатный город, где всего вдоволь и где могут отдохнуть и казаки и лошади. Это — главная забота командиров сотен. Но… наш отдых продолжался всего лишь несколько дней. Полки вновь выступили на фронт, на юг.

«В середине апреля 1915 года. — пишет генерал Масловский. — в район Тавриза, в Персию, для усиления отряда генерала Чернозубова были направлены:

1. 4-я Кубанская пластунская бригада генерала Мудрого для следования в город Хой.

2. Кавказская кавалерийская дивизия генерала Шарпантье, в составе 16-го Тверского, 17-го Нижегородского. 18-го Северского драгунских полков и 1-го Хоперского полка Кубанского казачьего войска, а также Кавказского конно-горного артиллерийского дивизиона. Дивизии приказано двигаться в Тавриз.

3. 3-я Забайкальская казачья бригада генерала Стояновского (кубанский казак), в составе 3-го Верхнеудинского казачьего, 2-го Аргунского казачьего полков и 2-й Забайкальской казачьей батареи. Генералу Стояновскому приказано двигаться в Тавриз и войти в подчинение генералу Шарпантье».

Этот конный отряд Шарпантье сосредоточился в Тавризе б мая, то есть ровно в тот день, когда наш Араратский отряд занял город Ван и весь его вилайет, о чем в книге Масловского ничего не сказано.

«В Персии… генерал Назарбеков продолжал оставаться в районе Дильмана, но, когда решил вновь овладеть городом… в ночь на 19 апреля, турки спешно и весьма скрытно ушли…

Между тем войска Халил-бея, по-видимому, под впечатлением движения конницы 4-го Кавказского корпуса с севера к Вану, несмотря на успешность их действий до того времени — быстро очистили всю Урмию и ушли на запад в пределы Турции».

Масловский не указал, какая двигалась конница 4-го Кавказского корпуса. Это двигалась Закаспийская отдельная казачья бригада, являясь основой Араратского отряда, в котором опасными и непримиримыми врагами турецкой армии были три армянские добровольческие дружины, насчитывающие в своих рядах около 3000 штыков.

Восточнее Араратского отряда, параллельно, шла 2-я Забайкальская казачья бригада генерала Трухина.

С занятием Вана 6 мая 1915 года Араратский отряд фактически перестал существовать. Все три армянские дружины через два-три дня устремились по южному берегу озера Ван. 12 мая туда же выступили 1-й Таманский полк и 4-я Кубанская казачья батарея. На юго-восток от Вана — наш 1-й Кавказский полк, Кавказская конно-горная батарея и одна конная сотня пограничников. Все эти незначительные силы возглавил генерал Николаев, имея свой старый штаб Закаспийской бригады.

Отряд охотно и бодро выступил из города, провожаемый ликующей толпой армян, в том числе нарядно одетыми в белые платья молодыми женщинами и подростками.

Несчастные… Они, безусловно, были уверены, что теперь-то, при помощи русских победных войск, будет освобождена и построена их Великая Армения.

Но и мы, победители и освободители, тогда не думали и не гадали, что не позже чем через два месяца все жители города Ван и всего округа переживут жуткую трагедию и их дивный город будет разграблен курдами и сожжен…

Наш полк, как всегда, шел с бравурным маршем полкового оркестра трубачей, сотни распевали песни.

Через каких-нибудь пять верст окончилась благодатная Ванская долина, и мы вступили в горы. А через пару дней полку преградили путь скопища курдов какого-то Мансур-бека. Отступая со всем своим племенем, с пожитками и с многочисленными стадами овец из-под города Сарай, при поддержке турецких отступающих частей из Персии Мансур-бек занял обширный горный район.

17 мая, перейдя перевал, отряд спустился в небольшую долину. С отрогов хребта нас встретила жарким огнем турецкая пехота, чего мы не ждали. Спешенный полк втянулся в бой. Сотни, разбросанные по разным отрогам, связанные коноводами и двумя штабами — бригады и полка, — действовали неуверенно и не смогли сбить турок. Заночевали на позициях. К утру, не обнаружив турок, вошли в село Касрик.

В нашем штабе нам тогда сказали так: «Турецкие войска генерала Халил-бея, разбитые отрядом генерала Чернозубова под городом Сарай, отступили на юго-запад. Чтобы не быть отрезанным и не нести ненужных потерь, Халил-бей разбил свои отряды побатальонно и приказал спешно самостоятельно, без втягивания в бой, по тропам проскользнуть мимо русских войск и сосредоточиться у Битлиса. С одним из этих батальонов мы и вели бой».