Что и говорить, монгольские агаты из великой и таинственной Гоби произвели на меня неизгладимое впечатление. Они заслонили собой все до сих пор виденные мной агаты Тимана, Урала, Казахстана и Закавказья. И вместе с красотой агата из далекой Монголии в память врезалось это интригующее название «Их-Джаргалан» — «Большое счастье». Мог ли я думать тогда, что, спустя четыре года, окажусь в Монголии и побываю на всех ее чудо-месторождениях. По счастливой случайности я приехал работать в ту самую геологическую партию «Цветные камни» (по-монгольски она называлась «Унгут чулуу»), основанную в 1968 г. Б. И. Берманом, которая занималась поисками, разведкой и добычей самоцветов в республике.

Эта специализированная организация находилась в самом центре монгольской столицы, где занимала большое благоустроенное помещение в угловом доме, выходящем на центральную магистраль Улан-Батора — проспект Мира.

Основной персонал партии размещался в большой комнате и состоял из ее дарги (начальника) С. Мунхтогтоха, старшего геолога Т. Намсарая, начальника отряда З. Томурсуха и молодых техников-геологов Дамбы и Олзвоя.

Еще при первом знакомстве мое внимание привлекла огромная, во всю стену, геологическая карта Монголии, отражавшая результаты работ этой небольшой партии. Карта пестрела маленькими аккуратно приклеенными к ней квадратиками, треугольниками и кружками. На всех значках, отражавших три основные группы самоцветов (ювелирные, ювелирно-поделочные и поделочные), была поставлена нумерация, а некоторые из них (месторождения или перспективные проявления) были обведены цветной тушью. Я насчитал свыше 70 таких значков — столько проявлений и месторождений было изучено этим небольшим, но исключительно трудолюбивым коллективом.

Рис. 1. Схема размещения основных месторождений самоцветов на территории Гоби.

1 — Далан-Джаргалан (агат), 2 — Их-Джаргалан (агат), 3 — Далан-Туру (агат), 4 — Гашуун (сапфирин), 5 — Ундурийн-Буц (родонит), 6 — Оют-Хар (лиственит), 7 — Алаг-Уул (окаменелое дерево), 8 — Эрдэнэ-Цогт (окаменелое дерево), 9 — Барингийское (карнеол), 10 — Хуцын-Булаг («белый коралл»), 11 — Баян-Далай (нефритоподобный змеевик), 12 — Их-Шанхай (агальматолит), 13 — Эрдэнэ (агальматолит), 14 — Алтан-Худук (гранат-альмандин), 15 — Унгуц-Толгойт (пушкинит)

За четыре полевых сезона (с начала создания) партия «Цветные камни» собрала неплохой геологический урожай. Глядя на карту, нетрудно было заметить, что абсолютное большинство значков, которыми были отмечены месторождения, группировалось в южных районах Монголии — на территории Гоби. Здесь, судя по всему, находился новый перспективный район, изобилующий самыми разнообразными самоцветами. В Гоби-Алтае, например, было открыто первое месторождение ювелирного камня — малиново-красного граната-альмандина. Затем в Гоби были открыты рубиново-красный карнеол, янтарно-желтый агальматолит, зеленый лиственит, нефритоподобный змеевик и другие самоцветы. Но самый большой успех выпал на долю монгольского агата, лучше которого трудно сыскать. В Восточной Гоби, неподалеку от курорта Далан-Туру, было открыто уже упомянутое выше месторождение «Их-Джаргалан», вполне оправдавшее свое название. Вскоре геологи партии «Цветные камни» открыли в том же районе еще одно аналогичное месторождение «Далан-Джаргалан», а затем проявление серо-белого агата «Далан-Туру», россыпи золотисто-оранжевых и каштановых агатов «Их-Хэт» и «Убур-Улан», лимонно-желтых агатов «Бумбар», пестроцветного агата «Хамар-Ховур» и другие. В Южной Гоби сотрудниками партии — геологом Т. Намсараем и советским консультантом С. В. Юровым — было открыто уникальное Барингийское месторождение карнеола. Все открытые геологами агатовые месторождения располагались на значительной площади, образуя своеобразное агатовое ожерелье, — от Восточной до Юго-Западной Гоби. В той же самоцветной полосе среди песков Гоби были найдены и целые россыпи обломков окаменелого дерева разнообразной окраски, местами напоминающего агат (рис. 1).

Разумеется, мне первым делом хотелось увидеть образцы монгольского агата, и сотрудники партии «Цветные камни» показали мне свой музей. Он размещался в соседнем помещении, наиболее просторном и оборудованном специальными застекленными витринами и стендами. Здесь можно было увидеть все самоцветы, привезенные партией «Цветные камни» более чем с 70 месторождений Монголии. Помимо образцов были выставлены разнообразные изделия из самоцветов — полированные пластины, броши, кулоны, кабошоны, фигурки животных, выточенные из мягкого камня. Все это было изготовлено в небольшом камнерезном цехе партии умелыми руками его молодых мастеров. Экспозиция, со вкусом размещенная и оформленная, была хорошо освещена, а к некоторым экспонатам для пущего эффекта была подведена боковая, дополнительная, подсветка, так что камни сверкали и завораживали взор.

И вот здесь, в этом маленьком геологическом музее, я вновь встретился с уже знакомыми мне монгольскими самоцветами, впервые увиденными мной четыре года назад в Москве. Вот они! Та же форма, то же многообразие красок, те же необычайные рисунки и картины, застывшие в камне. Их нельзя было спутать ни с чем другим, и я произнес давно знакомое мне слово — Их-Джаргалан!

— Откуда Вы это знаете? — удивился Мой гид — старший геолог Т. Намсарай, невысокий, сухощавый, с широко раскрытыми умными глазами на бледном продолговатом лице.

И тогда я рассказал ему о московском тресте «Цветные камни», о пробе монгольского агата, исследовавшейся там, и о том впечатлении, какое она произвела тогда на всех нас.

— Ах вот оно что! — улыбнулся Намсарай. — Значит, Вы встретились со старыми знакомыми! Скоро, однако, Вы увидите это чудо в родной стихии: агатами Их-Джаргалана заинтересовалась наша местная промышленность, и мы уже получили заявку на поставку нескольких тонн разноцветных агатов. Осенью поедем добывать!

Созданный при партии «Цветные камни» музей пользовался популярностью не только у специалистов. Его посещали араты и представители творческой интеллигенции, школьники и просто любители камня. Сюда приходили не просто «поглазеть» на диковинки и «красивости», а соприкоснуться с миром прекрасного, увидеть одухотворенную красоту в застывшем камне.

Как-то раз к нам заглянул седой монгольский генерал в полной форме с лампасами и длинной колодкой орденских лент на груди. Он дотошно осмотрел музей и отдельные образцы самоцветов, а затем прошел в камнерезный цех, где долго наблюдал за работой молодых мастеров Сумдари и Батсуха. С этого дня генерал стал довольно частым гостем в партии «Цветные камни».

Что же привлекало профессионального военного в нашей работе? Разговор с ним, однако, не получался, он лишь молча кивал в ответ на мое звонкое приветствие и неодобрительно косился на мою рыжую бороду. Однажды, уже уходя, он обронил мимоходом несколько слов о том, что кое-кто, наверное, считает Монголию дикой страной, где можно не бриться.

Стрела была выпущена в меня, и я ее отразил, сказав, что ношу бороду и у себя дома, в Союзе, и даже, будучи бородатым, женился.

— Ну да! С бородой он женился!? — воскликнул недоверчиво генерал, обводя взглядом присутствовавших. — Так я и поверил.

— А фотографии Вы поверите? — ухватился я за единственный спасительный шанс.

— Этому я еще смогу поверить! — бросил генерал и, кивнув на прощание, пошел к выходу.

Думать было нечего — пришлось срочно писать домой и просить, чтобы выслали из семейного альбома фотографию невесты и жениха с бородой.

Вскоре фотография была получена и в качестве доказательства вручена генералу. Он надел роговые очки, долго разглядывал фотографию и, наконец, потеплевшим голосом произнес: — Ну ладно! Доказал все же! А вот скажи, как ты относишься к бодогу[1] из тарбагана?