— А сам-то ты чем болеешь? — спросила она.

— Ах! — Пеэтер махнул рукой. — Высокое кровяное давление. Это не заразно. Только нельзя есть солёного и низко нагибаться.

— А почему нагибаться нельзя? — поинтересовалась Марью.

— Кровь может прилить к голове.

Что можно и чего нельзя при высоком кровяном давлении Пеэтеру было хорошо известно, потому что от гипертонии сильно страдала его бабушка.

— Жуткое дело, если совсем нельзя нагибаться, — посочувствовала Марью.

— Да-а, — согласился Пеэтер. — Кое-чего вовсе нельзя делать. Полоть, например, категорически запрещается.

Марью ещё спросила о высоком кровяном давлении, потом вроде бы собралась уйти, но не смогла побороть любопытства и сказала напрямик:

— Может, в письме Рихо написаны какие-нибудь подробности про красную оспу?

— Может быть… — Пеэтер не возражал, но по-прежнему вертел запечатанный конверт в руке.

— Может, вскроешь письмо?

— М-м-да, — пробормотал Пеэтер и глубокомысленно уставился на жёлтые пуговицы платья Марью.

Он совсем не хотел обижать Марью. Она всё-таки молодец, аккуратно доставила ему письмо. Другая, не спрашивая разрешения, сама прочла бы его и потом снова заклеила. Но Марью была не такой, она была честной. И совершенно естественно, теперь она хотела узнать чуть побольше о страшной красной оспе. Однако, несмотря на всё это, нельзя же прямо при ней…

— Так ты вскроешь конверт? — спросила Марью.

— Да я бы вскрыл, но…

— Что?

— Видишь ли… — начал объяснять Пеэтер. Ему казалось, что, разглядывая жёлтые пуговицы, он придумал весьма подходящую отговорку. — Если у человека высокое кровяное давление, ему абсолютно запрещается волноваться. А в письме могут быть всякие волнующие новости, понимаешь? В таком случае давление у меня мгновенно подскочит, а это очень опасно, честное слово.

Марью недоверчиво смотрела на него. Видимо, объяснение не показалось ей достаточно убедительным.

— Зачем же я вообще несла тебе это письмо, если ты не собираешься его читать? — спросила она.

— Собираюсь! — возразил Пеэтер. — Но позже. Сперва я должен постепенно приготовиться к самому худшему.

Марью засмеялась.

— Ну тогда давай письмо мне, — сказала она. — Я прочту его тебе вслух, а самые страшные места пропущу.

Пеэтер понял: Марью не верит ему. Зря он вообще начал выкручиваться. Ладно, пусть. Наверняка особых тайн Рихо письмом сообщать не станет… Он решительно вскрыл конверт.

— Собрался с духом? — не скрывая насмешки, спросила Марью.

— Ну слушай! Иначе ты не отстанешь!

Пеэтер решил, что, если в письме окажется что-нибудь такое, он сам пропустит это место. Но пропускать было нечего, письмо оказалось совсем коротеньким.

— «SOS! Сижу взаперти. Старик засадил меня на 15 суток под домашний арест за хулиганство. Немедленно приходи и выручи меня! Рихо».

Ах вот, значит, как обстоят дела!

— А сам сказал: красная оспа! — обиделась Марью. — Это он, конечно, специально для меня придумал.

— Постыдился сказать правду. Ясно.

— Рихо — и чего-нибудь стыдится?..

— Марью!

— Ну?

— Об этом домашнем аресте всё же не стоит никому рассказывать.

— Ладно, мне нет до этого дела.

— Обещаешь?

— Ладно.

Сидит под замком? Такое иногда случается с мальчишками. Она-то надеялась, что вдруг узнаёт нечто захватывающее о красной оспе. И Марью ушла.

Пеэтер медленно возвращался в дом. Значит, вот как. Домашний арест. Известно, за что. Марью обещала помалкивать, и если так, хорошо, может быть, эту историю не раззвонят по всему посёлку. Всякое наказание имеет свою причину, и, если слишком широко начнут обсуждать, почему Рихо посажен под домашний арест, могут без особого труда добраться и до истории о том, как одного маленького мальчика сдали напрокат. Ясно.

Пеэтер вернулся в комнату. Сложил шашки в коробку. Вот, стало быть, как. Теперь, когда известно, что Рихо сидит под домашним арестом, Пеэтер, конечно, сразу же должен побежать туда. А о Мадисе не написал ни слова! Даже не поинтересовался, вернулся ли он домой! Что ему Мадис! Что стало с ним и с Пеэтером, его не интересует! Только о себе заботится! Сижу, мол, спасай меня! Теперь, конечно, вспомнил о Пеэтере! Теперь Пеэтер нужен ему! Ясное дело, пятнадцать суток — вовсе не шутка!

Пеэтер положил коробку и доску в ящик стола. Стало быть, Рихо не может выйти из дому? Ладно! Он пойдёт к Рихо. Но не для того, чтобы выпустить его из-под замка. На это пусть и не надеется. Пеэтер пойдёт, чтобы высказать правду, горькую правду. Теперь приход Пеэтера не будет унизительным. Пеэтер пойдёт и бросит в лицо Рихо всё, что заслужил этот бывший ДРУГ.

И Пеэтер живо представил, как под его бетонно тяжкими словами Рихо всё больше и больше ссутуливается и, наконец, с отчаянием в голосе просит прощения. А он, Пеэтер, холодно произносит в ответ: «Наша дружба кончилась!» Именно так он произнесёт, ибо после того, как Рихо кинул Мадиса на произвол судьбы, ему нет прощения. И затем… Пеэтер достойно повернётся к Рихо спиной и уйдёт. Своей дорогой.

Примерно через полчаса, поднявшись по лестнице, Пеэтер остановился перед дверью квартиры Рыуков и собирался позвонить, но из-за двери донёсся приглушённый голос:

— Звонок не работает. Ключ под ковриком, отопри сам!

Пеэтер сделал, как было велено, и вошёл в квартиру. Очевидно, Рихо заметил его в окно, иначе почему бы он так сразу оказался за дверью.

— Здорово, старик! Только потише, а то могут услышать соседи.

— Здравствуй.

Похоже, арест весьма строгий.

— Значит, получил моё письмо?

Они вошли в комнату и сели в кресла.

— Ну да, потому и пришёл.

Со швырянием горькой правды в лицо Рихо Пеэтер решил немного повременить. Разумнее было сначала выслушать, что может сказать Рихо в свою защиту. И вообще Пеэтеру показалось, что бросать в лицо правду приглушённым голосом довольно неудобно.

— Марью сказала, что у тебя красная оспа.

Рихо кивнул.

— Так и есть.

— Не трепись! Против оспы делают прививки!

Рихо горько усмехнулся:

— Как раз мне и сделали. Ремнём.

— А-а-а, — протянул Пеэтер.

Наконец дело прояснилось. Известно, на каком месте бывает оспа от ремня.

— А я уже почти забыл, что такое ремень, — продолжал Рихо. — В последний раз меня выпороли, когда я учился, кажется, во втором классе…

— Было очень больно?

— А ты как думаешь? Обстоятельная прививочка! Я на часы, конечно, не смотрел, но… четверть часа или около того.

— Ого! — удивился Пеэтер. — Значит, действительно была солидная работа.

— Ещё бы! — сказал Рихо и внимательно посмотрел на Пеэтера. — Я ведь и твою долю принял на себя.

— Мою?

— За платье. Ведь платье взял взаймы ты, разве не так? Но именно из-за платья и разгорелся весь сыр-бор.

Пеэтер искал слова. Как же так?.. Пришёл, чтобы бросить в лицо Рихо тяжкие слова правды, и вдруг… Похоже, вместо того чтобы обвинять, придётся защищаться.

— Но это же ты придумал взять платье, — сказал он наконец. — Я возражал, а ты настаивал.

Рихо засмеялся.

— Если я буду настаивать, чтобы ты прыгнул в колодец или полез в огонь, ты тогда тоже уступишь?

Пеэтер пыхтел. Какая подлость. Ещё издевается…

— Каждый человек должен сам знать, что он делает, — сказал Рихо с умным видом. Он считал, что всё ясно и говорить больше не о чём. Но он ошибся.

Пеэтер неожиданно вскочил с кресла и крикнул:

— А где ты бросил Мадиса?

Рихо тревожно посмотрел на Пеэтера.

— Ты не нервничай, это вредно для здоровья.

Пеэтер вспомнил, что он сам говорил Марью об опасности волнения при высоком кровяном давлении, и слова Рихо прозвучали для него насмешкой.

— Куда ты дел Мадиса? — крикнул он ещё яростнее.

— Да не ори ты! — сказал Рихо совсем испуганно.

Он подошёл к радиоприёмнику и включил его громко, чтобы музыка заглушала голос Пеэтера. На время ареста Рихо было строжайше запрещено принимать гостей, и об этом были извещены соседи. Если сейчас Пеэтер не успокоится и будет продолжать орать, то шум легко могут услыхать за стеной, и тогда жди вечером новых объяснений с отцом.