Стивенс единственный представлял все смертоносное совершенство той картины, крохотные кусочки которой могли видеть сотни тысяч людей в форме вооруженных сил Соединенных Штатов. Вместе с группой офицеров, также прилетевших в Рамштайн из-за океана, генерал в эти минуты выслушивал торопливые доклады, которые поступали в командный пункт, разместившийся на крупнейшей американской военной базе на территории Европы буквально каждую минуту.

В изолированных от внешнего мира казармах, окруженных тройным кольцом постов, защищенных от вторжения с суши, с неба и даже из-под земли всеми возможными средствами, уже несколько часов кипела напряженная работа, непонятная большинству из тех, кто находился на огромной военной базе. И потому только генерал Стивенс, получивший особые полномочия от самого президента Соединенных Штатов, знал о причинах томительного ожидания тысяч моряков и летчиков, а также о том, чем оно могло закончиться.

В спешно развернутый в Рамштайне командный центр не начавшейся еще операцией, которой предстояло стать самой грандиозной и самой рискованной акцией американской армии за всю ее историю, если не считать, пожалуй, удара по японским городам в августе сорок пятого, стекалась информация из сотен источников. Данные со спутников, пролетавших над Восточной Европой и Атлантикой, с десятков разведывательных самолетов, с многочисленных кораблей и субмарин, минуя все промежуточные звенья, хлынули в штаб Стивенса могучим потоком, заставляя аналитиков до рези в глазах всматриваться в мониторы, изучая космические снимки и донесения всех существующих разведок.

Не выдерживала техника, и мощные компьютеры, обрабатывавшие весь этот массив информации, начинали "зависать", перегревшись от такой интенсивной работы. Люди глотали кофе и аспирин, едва держась на ногах. И только Эндрю Стивенс сохранял выдержку, став этаким гранитным утесом посреди бушующего моря.

В прочем, спокойствие это было обманчивым, лишь внешним, а на самом деле в сознании генерала, оказавшегося центром огромной паутины, кипела буря. Каждое новое донесение, каждый доклад, пришедший по линиям коммуникации из дальних уголков Европы и даже из океана, в корне менял ситуацию, заставляя спешно продумывать возможные ходы, искать альтернативы. Времени было исключительно мало, и это было одним из условий сохранения секретности, ибо утечка информации могла вызвать катастрофу. А потому приходилось в значительной степени импровизировать.

– Генерал, сэр, – один из офицеров отвлек Стивенса, непонимающе взглянувшего на своего подчиненного. – Прибыли самолеты "Найтхок" из Инжирлика, сэр, – браво отчеканил моложавый полковник – кажется, слишком молодой для своих звезд, – стоя навытяжку перед командиром. – Они только что совершили посадку здесь, в Рамштайне.

– Да, замечательно, – кивнул генерал. – Спасибо, Джим. Передайте аэродромным службам приказ начать проверку всех систем самолетов и подготовку их к вылету немедленно.

– Но, сэр, пилотам нужен отдых, – заметил офицер. Для него, как и для многих из тех, кто участвовал в подготовке к операции под руководством Стивенса, это была только сложная игра, очередные учения, пусть и весьма неожиданные и очень масштабные, судя по тому потоку данных, который приходилось обрабатывать этим людям.

– Выполняйте, полковник, – приказал Эндрю Стивен. – С каких пор, черт возьми, вам дали право обсуждать мои приказы? – Напряжение было слишком сильно, и порой генерал уже не мог сдерживать себя, хотя он никогда не считал нормой кричать на подчиненных, ведь от них и зависел, по большему счету, исход предстоящего действа, которое, в этом Стивенс не сомневался, состоится непременно, начавшись в ближайшие часы.

Полковник метнулся исполнять распоряжении, больше всего в этот миг будучи похож на пришпоренного скакуна, а Эндрю Стивенс вернулся к размышлениям. Сейчас мозг его по некоторым параметрам не уступал тем суперкомпьютерам, что находились на самой глубине простиравшихся под Пентагоном подземных лабиринтов. В сознании генералы сменяла друг друга с громадной частотой череда образов. Офицер начинал ощущать усталость, но знал, что если все пойдет так, как задумано, ему просто не придется еще долгие часы.

– Сэр, донесение от адмирала Бриджа, – торопливой скороговоркой произнес кто-то из сопровождавших Стивенса людей. – Его соединение на исходных позициях. Авиация готова взлететь немедленно, как только поступит приказ.

– Великолепно, – кивнул Стивенс. – А что слышно от Свенсона?

– Транспорты уже прошли две трети пути, – поспешно сообщил моложавый майор. – Они на траверзе Лиепаи, генерал.

Стивенс лишь молча кивнул. Все идет, как и задумывалось. Происходящее больше всего напоминало генералу грандиозную шахматную партию, и суета, происходившая сейчас, сопровождала только расстановку фигур. Однако, полагал Эндрю Стивенс, если сейчас поднапрячься, занимая исходные позиции, то потом придется приложить меньше усилий, ведь очень часто исход игры решает первый ход, который может привести к поражению, но может заставить противника совершить целую череду ошибок, в конечном итоге ведущих именно к его разгрому. Генерал Стивенс считал себя не худшим игроком, и верил, что правильно расставил свои фигуры.

– Что ж, – произнес, наконец, генерал, чувствуя, как усталость, вызванная напряжением последних часов, гнетет его, порождая в сознании пустоту. Этого нельзя было допустить, ведь предстояло сделать еще столь многое, и невероятным усилием воли Стивенс отмел прочь утомление. – Пора связаться Пентагоном.

Генерал Дональд Форстер, глава комитета начальников штабов, в это утро тоже не спал, и ему, пожалуй, было еще труднее, чем Стивенсу, ведь последний оказался целиком поглощен работой, не имея времени на посторонние мысли. А Форстер, просто терпеливо ожидавший вестей из-за океана, только и мог, что размышлять, в голову его постепенно начали закрадываться сомнения. Он был солдатом, он готовился к войне, жил ею и во имя ее, верно, но то, что они задумали, то, к чему так напряженно готовились, при этом сохраняя все в тайне до последнего мгновения, уже не было войной.

Самоубийство, вот как мог назвать это председатель комитета начальников штабов, фактически командовавший вооруженными силами страны, в отличие от министра обороны, больше выполнявшего административные функции и являвшегося лицом сугубо гражданским. Возможно, думал Дональд Форстер, именно это и мешало Джермейну а также прочим, тем, кто окружал президента, понять суть замысла и осознать опасность, которую он таил в себе. Но именно из-за того, что Форстер был солдатом, воином, искренне преданным своей стране, он сейчас делал все, дабы воплотить в реальность рожденный "стратегами" в Белом Доме замысел и исполнить его наилучшим образом. Просто он не привык сомневаться в приказах, а даже если и сомневался, то все равно выполнял их, следуя данной некогда присяге.

– Генерал, сэр, – от размышлений Форстера отвлек его адъютант, словно материализовавшийся на пороге кабинета прямо из воздуха. – Генерал Стивенс, сэр. Из Рамштайна.

– Переведите сюда, – приказал глава комитета начальников штабов. И, увидев на мониторе подергивавшееся полосами помех лицо своего заместителя, пребывавшего в эти секунды по другую сторону Атлантики, коротко спросил: – Есть новости, Эндрю?

– Доброй ночи, сэр, – произнесло, шевельнув губами. Изображение Стивенса. Расстояние, разделявшее собеседников, давно уже перестало быть помехой благодаря спутниковой связи и прочим новшествам двадцать первого века, хотя качество связи все же не было идеальным. – Да, новости есть. Мы завершили все приготовления. Все подразделения заняли свои позиции и готовы действовать!

– Противник по-прежнему не проявляет активности? – если произошла утечка информации, или чужая разведка оказалась чуть расторопнее, чем хотелось бы, в любое мгновение и Рамштайн и прочие базы, сейчас заполненные до отказа американскими солдатами и оружием, могли в любой миг превратиться в вихрь ядерного пламени. А затем та же участь должна была постигнуть и Вашингтон.