Разумеется, эпоха Возрождения не настала бы никогда, ибо необходимость в возрождении классической культуры возникла в результате гибели последней в период раннего средневековья. Остается вопросом, что побудило бы Колумба отплыть из Испании через Атлантику (ведь тогда отсутствовал бы исследовательский и коммерческий дух Возрождения). В любом случае ясно: в новой Римской империи принцип личной свободы за океаном был бы отнюдь не в такой чести, как в колониях Англии. Управляемые проконсулом Нового Рима (возможно, нынешнего Нью-Орлеана), Соединенные Провинции Америки являли бы собой воплощение провозглашенного Цицероном идеала Otium cum dignitate, то есть «мир с почтением к иерархии»[114]. Безжалостные к врагам, но никогда не бывшие расистами, римляне, возможно, отнеслись бы к индейцам так же, как и испанцы, жестокость и миссионерский пыл которых соседствовали с поразительной терпимостью к смешанным бракам.

 Подобно своей метрополии, СПА стали бы не демократическим, а олигархическим государством. По правде сказать, действительные американские «отцы-основатели» питали немалое уважение к Риму, но находили чистую демократию опасной. Разрабатывая принципы государственного управления, они в известной степени следовали римскому образцу. Но это был скорее образец Римской республики, нежели централизованной монархии имперского периода. Американская конституция содержит Билль о Правах, культура базируется на идее революции во имя свободы, а американское общество ценит равенство, хотя на практике может обеспечить его далеко не всегда. Будь Америка Новым Римом, неравенство, существующее в ней и сейчас, принималось бы как нечто само собой разумеющееся, не требующее изменений. Судебная система не знала бы таких понятий, как гарантии против самооговора или habeas corpus, и у нее не было бы причин отменять процветавшую в Новом Свете прибыльную рабовладельческую систему. В Новом Риме хватило бы и хлеба, и зрелищ, но его жители не стали бы свободными гражданами, выражающими свою волю на форуме.

* * *

Изложенное выше дает основание предположить, что Рим смог бы устоять и против мусульманской экспансии, потрясшей Старый Свет в раннем Средневековье. Первый удар воителей ислама пришелся по уцелевшему Византийскому, то есть Восточно-Римскому, государству. Хотя арабы изгнали византийцев из Леванта и других восточных провинций, на Балканах те сумели перегруппироваться и местами даже перейти в наступление. Возможно, это не так уж удивительно, ведь византийцы называли себя римлянами и в известном смысле оставались ими. Унаследовав тысячелетний военно-политический опыт, они сумели в критический момент пустить его в ход. Сохранись империя и на Западе, существовала бы возможность совместными усилиями отбросить мусульман, оставив Средиземноморье и всю Европу Риму. Но на деле все произошло иначе.

В военной истории не так уж много примеров столь стремительной и успешной экспансии, как расширение исламских владений. После смерти Мухаммеда (632 г.) армии ислама в течение жизни одного поколения выбили византийцев с Ближнего Востока и угрожали самому Константинополю. В 711 г., после завоевания Египта и Северной Африки, мусульмане переправились через Гибралтарский пролив в Испанию. Там они обрушились на христианское королевство, основанное потомками тех самых вестготов, которые разгромили римлян при Адрианополе. Вестготы были разбиты, их король Родерих погиб. Менее чем за десятилетие под власть завоевателей попала большая часть Иберийского полуострова, получившего арабское имя Аль-Андалус. В 720 г. арабы перевалили через Пиренеи и вторглись в так называемую Септиманию, которая находилась на территории нынешнего Лангедока и являлась частью еще существовавшего в Галлии вестготского государства. Перед завоевателями открывался путь в «Великую Землю» (этим не вполне конкретным географическим названием арабы обозначали не только Галлию, но и всю Европу). Иные апологеты ислама уже представляли себе победный марш к Константинополю и нападение на столицу Восточной империи с запада[115].

В руках мусульман оказался важный в стратегическом отношении, основанный римлянами, город Нарбонн. Но в 721 г. под Тулузой арабы потерпели поражение. Они лишились своего вождя, правителя Аль-Андалус, Ас-Шаха-ибн-Малика, и не обратились в беспорядочное бегство лишь благодаря полководцу Абд-ар-Рахману. Он сумел прекратить панику, восстановить дисциплину и отвел остатки разбитой армии в Нарбонн. Вскоре арабы возобновили военные действия, постепенно прибирая к рукам земли к востоку от Роны и нападая на города от Бордо до Лиона. К началу 30-х гг. во всех важнейших городах Французского Средиземноморского побережья между Пиренеями и Роной стояли мусульманские гарнизоны. А около 730 г. к власти пришел Абд-ар-Рахман, спасший положение при Тулузе. Щедрость, самообладание и воинская отвага снискали ему популярность, но и враги у него нашлись по обе стороны Пиренеев.

Для раннего Средневековья сильная центральная власть являлась не правилом, а исключением. Это относилось и к Аль-Андалус, где арабская знать соперничала с недавно обращенными в ислам берберами, уроженцами Северной Африки. Берберы составляли основу войск, осуществивших вторжение 711 г. и позднейшие завоевания. Новообращенные полагали себя обделенными наградами и добычей, львиная доля которых досталась арабам, присвоившим плоды их побед. В 732 г. берберский вождь Мунуза сумел выкроить для себя крошечное, но занимавшее стратегически важное положение на границе с Галлией, государство. Согласно одному источнику, Мунуза вступил в союз со своим соседом, герцогом Одо Аквитанским. Герцог, хоть и числился христианином, но был как заноза для своего номинального государя, короля франков. Как и Мунуза, Одо добивался полной независимости своих владений. Осуществлению честолюбивых планов того и другого помешал Абд-ар-Рахман. Возглавив поход против Мунузы, закончившийся пленением и казнью последнего, полководец не остановился на достигнутом, а перевалил через горы и вторгся через Гасконь в Аквитанию. Точные размеры его войска нам неизвестны, но оно оказалось достаточно сильным, чтобы разбить Одо близ Бордо, разграбить и сжечь немало христианских крепостей и пленить множество мирных жителей. Некоторые историки исчисляют силы Абд-ар-Рахмана в пятнадцать тысяч воинов, что, вероятно, не так уж далеко от истины.

 Развивая успех, мусульмане двинулись от Пуатье на север. Видимо, их привлекли находившиеся неподалеку храм и усыпальница Св. Мартина Турского, национальное святилище франков. Там хранилось немалое богатство, скопившееся из щедрых подношений благочестивых верующих. Тур находился на расстоянии чуть больше двухсот миль от Парижа.

Но дальше мусульмане не прошли. Где-то между Туром и Пуатье, возможно на старой римской дороге близ Муссе, их путь преградило франкское войско под командованием Карла Пипина. Формально этот государственный и военный деятель назывался лишь майордомом, что примерно соответствовало первому министру. Но в действительности именно он, а не король, являлся подлинным правителем государства франков, располагавшегося на территории современной северной Франции и западной Германии. Герцог Одо, не так давно сам воевавший с франками, в отчаянии взывал к Карлу о помощи.

В ту пору франки представляли собой отнюдь не ту грозную силу, какой они слыли при своем первом великом короле Хлодвиге (481—511 гг.), однако правление майордомов Пипинов существенно укрепило пришедшее в упадок государство. Будучи незаконнорожденным, Карл, после смерти своего отца Пипина II (ум. в 714 г.), вынужден был вступить в ожесточенную борьбу за власть. Он изрядно поднаторел в этом и вполне преуспел. Когда Карл привел свое войско к Пуатье, он уже был популярным и опытным полководцем, одержавшим немало побед. А поскольку Абд-ар-Рахман имел такую же репутацию, встреча двух вождей обещала обернуться нешуточным столкновением.