Вошел секретарь.

  - Что тебе, Костя, - спросил Сосновский.

  - К вам Дипломатская.

  - Странно, что ей надо?

  Секретарь пожал плечами.

  - Ладно, зови.

  Настроение испортилось. Он презирал эту русскую журналистку с украинским происхождением, хоть и встречался с ней уже несколько раз. Но тогда он был инициато-ром встреч. Когда стерва по характеру и образу действий является журналисткой - это становится опасным для общества.

  Дипломатская вошла, поздоровалась. Сосновский не ответил, но сделал, пригла-шающий присесть, жест рукой. Она знала, что ей здесь рады не будут, и удивилась бы скорее обратному. Устроилась в кресле, приняв вульгарную позу, и скривила рот в ус-мешке, давая понять, что тоже не лыком шита. Начала без обиняков:

  - Не плохо было бы доплатить мне соточку...

  Сосновский внешне ни как не отреагировал, нажал кнопку вызова секретаря.

  - Дама уже уходит, - объявил он.

  Дипломатская встала, так и не сбрасывая с губ презрение.

  - А вы подумайте, сэ-эрр...

  " Вот, сука, - злобно прошептал Сосновский, когда она ушла.

  В "своей" газетенке она опубликовала несколько скандальных статеек. Такой от-кровенной лжи не ожидал никто. Дипломатской пришлось потом давать опровержение. Но своим коллегам объяснила все просто - в запарке перепутала федералов с бандитами. Хотела описать, как бандиты держат пленников, по сути рабов, в зинданах, а получилось, что это делают федеральные войска. Извините - описка. Рейтинг популярности она зара-батывала не литературным талантом, а скандальными статейками. Умела манипулировать сторонами. Одну и ту же ситуацию могла обосрать по-разному и ловко этим пользовалась, то обвиняя федералов, то чеченские бандформирования. Конечно, российские воины иногда пускали в ход кулаки, находя отрезанные головы или вспоротые животы. Она описывала, например, избиение чеченского бандита, но ни слова о том - за что. Потом очередь менялась и на ее подленьких статейках уже "красовались" бандиты. Она не проверяла сообщенную информацию, как это делали другие журналисты, писала со слов, разбавляя свою поганую статейку на семьдесят процентов водой. Иногда усмехалась - а человек и состоит на семьдесят процентов из воды. Обычная проститутка сенсации, пишущая на заказ и поднятие своего рейтинга подонскими способами.

  Несколько статеек обошлись Сосновскому в двести тысяч долларов, но ей этого показалось маловато. Понимала ли она, что ее недолюбливают все - и менты, и прокуро-ры, и бандиты, и солдаты?

  Через некоторое время Дипломатскую нашли застреленной у собственного дома. Слишком много желающих - теперь усмехнулся Сосновский.

  "Вот дура-баба, работала бы в своей паршивой газетенке... Нет, ей все деньги по-давай, сенсации, на виду чтобы была, на слуху. Сейчас коллеги раздуют скандал и никто не вспомнит, какой стервой была. Одним словом - проститутки все. Только и отличаются клановостью, да на смерти новую сенсацию делают".

  Сосновский отогнал неприятно-навязчивые мысли. Надо бы и поработать, да только настроение изгажено. Нет, не смертью Дипломатской, а что вообще приходится вспоминать о ней. Он отвернулся от окна, вздрогнул - за столом сидел незнакомый муж-чина. Странно, как это не услышал доклад секретаря о нем, задумался, видимо.

  - Извините, не расслышал кто вы и цель вашего визита? - спросил хозяин кабине-та.

  - Кто я - не важно. А цель проста - вернуть награбленное, уворованное тобой имущество. Вернуть деньги России и ее народу.

  Низкий металлический голос незнакомца вселял страх, но Сосновский и не такое видывал, быстро взял себя в руки. Заговорил, наклонившись вперед и раздражаясь:

  - Русский... еще один воздыхатель денег. Вали отсюда, придурок, - Сосновский сорвался на крик.

  Незнакомец внешне никак не среагировал, только губы слегка покривились в еле заметной усмешке.

  - Пошел вон, - продолжал кричать Сосновский, одновременно нажимая на кнопку вызова секретаря. - Костя, гони этого в шею. Костя, черт возьми, куда ты пропал?

  Незнакомец наблюдал с легкой усмешкой, как заметался Сосновский. Он подско-чил к двери, пытаясь открыть ее и позвать секретаря, охрану. Но, дверь, почему-то, не от-крывалась.

  - Да что это такое, что, черт подери, - он продолжал дергать дверь. - Весь день на-смарку...

  - Это правда - день будет непростым и длинным. Не надо хвататься за телефон. Он не работает, как не работают кнопки вызова секретаря и охраны. Кабинет закрыт, есть только я и ты.

  - Да как ты смеешь?..

  - Стукнуть тебя что ли, Сосновский, или сам задницу прижмешь? Надоел уже своим зудом. Сядь, - повысил голос незнакомец. - Вот так, хорошо, а теперь слушай. Ты сегодня умрешь, но у тебя есть два варианта. Первый...

  - Да пошел ты... много вас тут таких было, - Сосновский искал глазами - чем бы стукнуть незнакомца. На удивление: он не испугался, по крайней мере, по нему видно не было.

  - Первый, - продолжил незнакомец, - умрешь быстро. Второй - умрешь мучитель-но, очень мучительно и долго, очень долго подыхать станешь. Можешь орать сколько угодно - в здании никого нет, кроме нас.

  Нервозность Сосновского изменила качество, она перешла из раздражительности в обеспокоенность. Но страха, страха еще не было.

  - Значит, если что-то сделаю, то умру быстро. Не сделаю - умру болезненно и длительно. Старый трюк шантажистов. На-ка, выкуси.

  Сосновский сложил пальцы в фигу и с удовольствием вертел ею в сторону незна-комца. Уверовав за многие годы в свою безнаказанность, он и сейчас не чувствовал, не ощущал кожей реальной опасности.

  - Что ж, видимо надо показать, а потом уже продолжить разговор.

  Незнакомец встал, подошел к креслу Сосновского, крутанул резко, обматывая ту-ловище и руки скотчем.

  - Вот, теперь можно и дальше общаться, а то одно недопонимание. - Он взял пальцами левый мизинец Сосновского. - Правая рука нам еще пригодится. - Сжал с такой силой мизинец, что кости захрустели, словно под прессом.

   Сосновский дико взвыл, его глаза округлились, наполненные ужасом и болью. Он не ожидал, никак не ожидал, что такая участь может постигнуть и его. Через некоторое время крики перешли в стоны и всхлипывания.

  - Окей, теперь можно и продолжить разговор. Любой твой неверный ответ, любая ложь будет стоить очередного пальца. Собственно мне нужен твой один глаз, одно ухо, правая рука и, может быть, рот, чтобы мог сказать что-нибудь. А остальные части тела мне не нужны. Буду ломать, крушить... или ты готов к первому варианту?

  Сосновский закивал головой, вымолвил с хрипотцой, все еще морщась от боли:

  - Я согласен, - он снова закивал головой.

  - Хорошо. Я приехал забрать наворованное тобой, украденное у российского на-рода. Все, что ты смошенничал, стащил, выбил рэкетом, убийствами и террором - надо вернуть.

  - Я никого не убивал, не рэкетировал, а терроризм - это вообще смешно.

  Незнакомец подошел и размозжил Сосновскому следующий палец. Когда он не-много успокоился от крика, продолжил.

  - Да, своими руками ты не убивал ни кого. Но по твоему приказу, от жадности твоей, погибло много людей. Ты лично не занимался рэкетом и террором, ты руководил, приказывал, даже Президентов тасовать пытался. Но пришло и твое время. Зло, совер-шенное тобой, не вернется сторицей - лишь мелкой крупицей. Просто его слишком много - твоего зла. - Незнакомец закурил, пододвинул какое-то блюдце вместо пепельницы к себе. - Однако, продолжим. Какая у тебя сумма на счетах, на всех счетах?

  Сосновский завозился в кресле, заерзал. Видимо, раздумывал - может ли действительно незнакомец знать все? Пальцы ведь тоже жалко. Потом спросил:

  - Скажи - кто ты? Что тебе надо - я уже понял.

  Незнакомец ухмыльнулся.

  - Кто я? Зачем тебе это? Считай, что совесть людская. Совесть тех, кого ты обоб-рал и убил. И сужу я тебя не по закону - по совести, по их совести и праву.