Трудно было установить, был ли он раньше французским агентом и собирался ли он выполнить свое поручение в Англии; но по большей части такие упитанные люди не особенно склонны к опасным приключениям. Тем не менее, он был присужден к пяти годам каторжных работ за приезд в Англию после того, как он был в сношениях с неприятельским агентом. Тюрьма была для него убежищем в продолжение всей войны. Когда его выслали на родину в октябре 1919 г., он рассыпался в благодарности за все, что для него было сделано. Кажется, никто еще никогда не сидел в тюрьме с таким удовольствием.

Крайнего предела подлости достиг один молодой фламандец, которого я допрашивал в 1917 г. Он состоял на службе у бельгийцев, и ему было поручено провожать молодых бельгийцев через границу до Голландии. Он предложил одному французскому гражданину продать эту тайну немцам и поделить полученные за это деньги. В эту ночь восемь человек должны были перейти через границу. За несколько гульденов он охотно был готов пожертвовать жизнью своих восьми соотечественников, которые ему доверились. С огромным присутствием духа француз дал ему понять, что он немецкий агент и возьмет на себя выполнение всего этого дела, и, сверх того, сказал ему, что если тот согласится теперь же поехать с ним в Англию, то получит за все это еще больше денег. Алчность фламандца была настолько велика, что он сел на пароход без колебания и по приезде был тотчас же передан в руки полиции.

До войны наше внимание было привлечено одним голландцем, Лео Пиккардом, разъезжавшим по всей стране с труппой карликов. Было замечено, что крупные центры, как Бирмингем и Шеффилд, его совершенно не интересовали, но что он охотно и часто останавливался в военных портах и по соседству с лагерями, как, например, лагерь Альдершот и лагерь Солсбери-Плэн. Он довольно часто ездил в Голландию, но эти поездки можно было легко объяснить требованиями его ремесла и необходимостью постоянно обновлять и пополнять труппу.

Как-то раз его застали в беседе с немецким агентом в Роттердаме Штейнгауэром. Кроме того, за несколько недель до объявления войны, в летнем лагере, в котором труппа Пиккарда давала свои представления, исчезли секретные военные документы, и подозрение пало на одну из его артисток, карлицу по имени Мария. С тех пор Пиккард находился под подозрением, но прямых улик против него не было.

В последние дни, предшествовавшие объявлению войны, он покинул свою бродячую труппу и получил место заведующего театром «Бижу» в северной части Лондона. Вскоре он без всякой видимой причины снова переменил занятие и стал выдавать себя за агента по распространению американских фильмов. В течение первых двух лет войны дела его, по-видимому, шли довольно вяло, хотя он и объезжал все прибрежные города. Он не подозревал, что за ним следили и что его привычка тратить деньги без счета была замечена. В начале 1916 г. он стал торговать фильмами, которые он по случаю покупал в Англии и вывозил их затем в Голландию. Он настаивал, чтобы цензура разрешила ему экспортировать 15 тыс. м пленки в Голландию по адресу господина Блома. Мы же располагали некоторыми сведениями об этом Бломе и посоветовали цензуре не давать разрешения на вывоз.

Мы решили более тщательно следить за Пиккардом, и дело было поручено одному из моих лучших сыщиков. Вскоре после представления своего последнего ходатайства в цензуру Пиккард зашел однажды в дешевый ресторан и сел за единственный свободный столик. Через несколько минут какой-то человек вошел в тот же ресторан и стал искать глазами свободное место; так как все столики были заняты, он сел за стол Пиккарда, предварительно извинившись перед ним за эту смелость, но Пиккард очень охотно завязал с ним разговор и стал особенно словоохотливым, как только узнал, что его собеседник был также представителем кинофирмы. Он пустился даже на откровенность. Обругав цензуру за ее глупое отношение к торговым делам, он заявил: «Все-таки мне никто не может помешать посылать товар в Голландию, и я могу заработать много денег». С этими словами он вынул из кармана пачку банковых билетов, показывая ее своему новому знакомому.

Получив это донесение, мы предупредили почтовую цензуру, что в корреспонденции, отправляемой в Голландию, надо тщательно следить за всеми письмами, адресованными на имя Блома. Через несколько дней было задержано письмо, подписанное «Лео Пиккард». В этом письме не удалось обнаружить никакого следа секретного текста, и содержание его было совершенно невинным. Пиккард жаловался на препятствия, которые ему ставила кинематографическая цензура, и добавлял, что рыночные цены на фильмы были в Лондоне очень низки. Это письмо было отправлено, и через несколько дней цензура натолкнулась на ответ П. Блома, который советовал Пиккарду попробовать счастье в провинциальных и особенно в прибрежных городах. Вслед за этим за Пиккардом был послан около шести часов утра инспектор. Растрепанная женщина отворила дверь и заявила, что мужа ее нет дома. Посетитель показал тогда свой мандат и потребовал, чтобы его допустили к обыску квартиры. Сначала женщина хотела захлопнуть дверь перед его носом, затем раздумала и впустила его. Поднимаясь по лестнице на первый этаж, она ворчала, что муж ее, находившийся еще в постели, будет страшно зол, что его побеспокоили в такой ранний час. Пиккард действительно лежал в постели и бросил угрожающий взгляд на свою жену, когда она впустила инспектора, сразу приступившего к обыску в комнате.

Пока его везли в такси по направлению к Скотланд-ярду, Пиккард, оставив свой нахальный тон, заявил, что может доставить весьма полезные сведения о шпионах. А подъезжая к темному гранитному зданию, он был уже готов работать для Англии, только бы ему платили за его информацию.

За время всей войны я не видел более отталкивающей личности, чем этот Лео Пиккард. Это был человек огромного роста с бегающими по сторонам глазами. Он вполне отдавал себе отчет в опасности своего положения, и мундиры сухопутных и морских офицеров моих товарищей его сильно смущали. Он не отрицал, что поддерживал переписку с немецким агентом в Голландии (П. Блом), и выразил полную готовность его предать. Нас совсем не соблазняло предложение этого неисправимого лжеца, но мы тем не менее записали одно из его сообщений. В нем было столько же лжи, сколько и правды, но впоследствии оно оказалось нам все-таки довольно полезным. Этот факт был отмечен в его пользу, и поэтому он был присужден к пожизненным каторжным работам. Тогда было неблагоразумно по многим причинам казнить голландского подданного. Я нисколько не удивился, узнав по окончании войны, когда Пиккард был уже на свободе, что он хвастал в Германии тем, что был орудием потопления королевского крейсера «Гемпшир». Это как раз был тот род лжи, на которую был способен человек его характера.

Тот же инспектор, который арестовал Пиккарда, был послан в Дублин, чтобы привезти оттуда американского журналиста Джорджа Вокс Бэкона, деятельность которого в конце 1916 г. возбуждала серьезные подозрения. Американские корреспонденты путешествовали по всем воюющим странам, и им показывали гораздо больше интересного, чем простым гражданам. Впрочем крупные американские газеты с большой осторожностью назначали своих корреспондентов, и только в конце 1916 г. некоторые из них навлекли на себя подозрение. В данный момент довольно серьезное подозрение возбуждал корреспондент, фамилию которого я буду обозначать Р.; он находился тогда в Голландии, и его должны были арестовать, как только он окажется в Англии или на территории союзной страны. Бэкон же провел некоторое время в Англии в качестве представителя нью-йоркского агентства и просил разрешения отправиться в Роттердам. Прежде чем покинуть Лондон, он указал свой адрес в Роттердаме, как раз тот, который нам был известен как адрес центра немецких шпионов. С другой стороны, он написал одному подозрительному типу в Амстердаме письмо, в которая часть слов была слегка подчеркнута. Но, когда это было обнаружено, Бэкон уже покинул страну. Теперь оставалось только следить за ним в Голландии, и вскоре мы узнали, что он находится в постоянных сношениях с Р. и еще другим подозрительным американцем. 3 ноября он высадился в Гревсэнде и, вероятно для того, чтобы не возбуждать подозрений, пришел сообщить нам, что ему предложили в Голландии поступить на службу германского шпионажа и что, разумеется, он с негодованием отверг это предложение. Произвели осмотр его багажа, но так осторожно, что не привлекли его внимания. Он провел несколько часов в Лондоне, затем объездил всю страну, посылая время от времени статьи в Нью-Йорк. Затем он отправился в Ирландию. Между тем следствие, произведенное в Голландии, указало нам, что лицо, которому он отправил письмо с подчеркнутыми словами, находилось на службе у неприятеля. Поэтому мой инспектор, проводив Бэкона в Ирландию, остановился с ним в Дублине в одной гостинице, где уже находился и другой американский журналист, собиравшийся уезжать в Нью-Йорк. Оба коллеги обедали вместе.