Ну, а сахалинцы с дарами путины, были восприняты посланцами богов обрушившими свою щедрость на верующих. Нужно ли говорить, что теперь их каждый год ожидали с радостью и нетерпением. В общем, я стал своим человеком в коммуналке. Со всеми хорошими и не очень сторонами почти семейных отношений. Соседи совали свой нос во все мои дела, правда по доброму.

  В отпуск приезжала и семья владельца комнаты из Тюмени (из троих человек, вместе с шестилетней Натой) и меня тут же спроваживали в комнату к тете Ане и дяде Пете. По семейному, так сказать. Одним словом, на хороших людей мне везло.

  Кстати стрелялки я так и оставил в захоронке на Сахалине, проведя полную консервацию. А вот подаренные корешами барачниками, финку и гладкие кастеты на обе руки зековской выделки, привез с собой. Все-таки был пацан, пацаном. "Вооружен и очень опасен", блин. Смешно. А тем не менее как-то пригодилось.

  Кроме радости от приезда родных, последовал и вообще королевский подарок от Семеныча. Он отправил малой скоростью контейнер с цундапиком, вместе с оформленными на меня документами. Мотоцикл я и получил в конце сентября, вместе с мотоциклетным шлемом "Каска", черной курткой с капюшоном для пилотов палубной авиации США - "Аляска" и самопальными широкими брюками на ватине из брезентухи. Были в наличии и хитро упрятанные дары моря, в очень приличном количестве. На Сахалине нет такой тары - баночка. Есть литровые банки или трехлитровые бутыли. С помощью командира товарища Борельской, я достаточно быстро получил права и зарегистрировал мотоцикл. Она же разрешила держать его в теплом гараже института, где размещал свой служебный ЗИС-111 сам Генерал. Места там хватало, но я понимал, что теперь любое поручение Валентины Ивановны будет для меня законом.

  Поэтому когда, в середине октября, она попросила меня съездить узнать почему ее лаборантка Аня третий день не выходит на работу. Я сразу прихватил москвича Серегу из студентов полставочников и рванул по выданному адресу в Кузьминки. Правда я заметил, что Серега погрустнел, когда я сказал ему куда мы едем. Но я тогда не обратил на это внимания. А его гонор героя-пограничника самых южных рубежей нашей Родины, не позволил ему рассказать мне об этом очень криминогенном районе Москвы.

  С работой штурмана Серега справился на отлично. Я оставил его охранять мотоцикл и поднялся на второй этаж двухэтажного восьмиквартирного дома . И совершенно не обратил внимания на трех парней, куривших на лестничной площадке. В коммунальной квартире гуляли, дым стоял коромыслом и чувствовалось, что скоро заспивают или подерутся. Однако до "мордой в салат" было далеко. Аня была на недельном больничном листе по уходу за ребенком и как сказал ее муж, обреталась у тещи вместе с детьми. Я знал, что ей девятнадцать, но не знал, что у нее двое детей погодков. Вопрос был прояснен и я вышел во двор, а там начиналась драчка. Серега отбивался от троих парней, оттеснявших его от цундапика. "Картина маслом" - пограничник на посту. В куртке "Аляска" имелась впереди парочка высоких карманов и в одном укромно находился один из даренных кастетов. Одел я его в секунду, прямо на перчатку. Все таки десять лет жизни через пустырь от жилых бараков настоящих каторжников, из расформированного в 1954 году Сахалинлага, оставляет след. Шустряк который рванул ко мне на перехват, получил сапогом в голень , кастетом по голове и ушел в аут. Самый малый, ну а кто бы еще, достал нож. Ну да и ладненько, мне пришлось взять шлем в левую руку и из правосторонней стойки сбить его удар ножом, а кастетом пробить в скулу, этого хватило. Серега, с оставшимся третьим участником сшибки, следили друг за другом. Ожидая дальнейшего развития событий. Обстоятельства сложились не в пользу третьего урки. Поэтому и руки он из кармана не вытащил, а отступил к выбывшим из строя приятелям. Не обращая внимания на угрозы типа, да ты знаешь на кого..., быстренько моторизовано слиняли с места происшествия. И тут меня достал отходняк, ведь та мелкая падаль, пытался ткнуть меня ножом в печень. И этот гад, был очень быстр и уверен в своем умении владеть финкой. Ведь эта тварь била на поражение.

  Я остановился у обочины , переждать заколотившую меня дрожь. Серега был не в лучшем состоянии. Почти попали.

  Через пару дней вместе с Аней, закрывшей больничный, пришел ее муж, позвавший меня переговорить. В курилке он доходчиво разъяснил мне сложившуюся ситуацию. Мол те бакланы, в общем сущая мелкота. А вот главарем у них был серьезный дядя, имеющий авторитет в преступном мире Москвы. Поэтому мне нужно оглядываться. То, что я работаю вместе с Аней, известно уже многим.

  Аня уже доложила обо всем произошедшем своей начальнице и та меня вызвала для разговора. Я пробовал прикинуться фуфайкой, но это не прошло, пришлось "признаться", что бил гаечным ключом. Как оказалось это недостойно комсомольца. Женщины...

  Меня срочно "вступили" в комсомол перед отъездом с Сахалина, для повышения рейтинга абитуриента. И вот сейчас это аукнулось у Валентины Ивановны.

  Ситуацию с уголовниками нужно было разруливать и поэтому в воскресный день я напросился в гости к Ане, точнее к ее мужу. Ее муж в свое время отбывал срок и не один, по малолетке. Но резко завязал с уголовным прошлым , женившись на Ане. А в своих сыновьях души не чаял, но...иногда срывался в загул с бывшими дружками.

  Дома Аня накрыла стол на общей кухне и не успели мы поднести ко рту вилку, после первой (я вообще то почти пил и не курил, но мог), как народец и заявился. Страдальцы остались во дворе. А на кухню вошли двое мужчин, один лет тридцати пяти с волчьим взглядом, другой седой и морщинистый с полным ртом нержавейки. Типичный Акела. Они вдвоем по хозяйски прошли к столу. На столе стояло три бутылки на пятерых, пришедшим налили по три четверти стакана, нам по сто грамм и на третьем заходе водка закончилась. Я залез в сумку и достал еще три бутылки и сахалинскую закусочку. Народ повеселел. Закончив и эту троицу бутылок, меня попросили выйти перекурить. Вышел под тревожным взглядом Ани и виноватым взглядом ее мужа.

  - Мужичок, ты каковских и чего такой отмороженный, что валишь людей в их доме? - спросил Акела.

  Пришлось излагать свою биографию с Сахалина и упоминание о месте жительства в городе Южно-Сахалинск. Вызвало не поддельный интерес старика. Он сам оказывается жил в тех бараках на ул. Рабочей и вполне возможно мы с ним там пересекались. Хотя бы взглядами. Нашли много общих знакомых.Он уехал на материк лет пять назад,поэтому спрашивал с интересом о барачниках и изменениях на районе. Оказывается он многих знал и в корейском поселке. А когда я упомянул Семеныча, то старик сразу насторожился.

  -Семеныч - кореец, который работал в депо бригадиром? - спросил он.

  - Да, - ответил я.

  - Он тебе кто?

  - Муж маминой сестры.

  - Ну и как он живет-может?

  - Нормально, приезжали ко мне полтора месяца назад.

  - Так, значит... ну у тебя там еще есть чего?

  - Найдется, - я старался быть немногословным и всем своим организмом чувствовал, что старик очень опасный человек.

  - Иди позови этих..., - сказал он младшему.

  Дождавшись страдальцев, бросающих на меня злобные взгляды, мы вернулись за стол. На котором все осталось, как и до нашего ухода. Я достал оставшиеся шесть бутылок "Московской", а дед налил молодым по стакану. Остальным разлили по сто и женщинам по пятьдесят.

  - Будем, - сказал старик и все выпили.

  Было видно, как малому ноженосцу очень больно разевать пасть. Челюсть я ему таки выбил.

  - А теперь иди и впредь не гадь в чужом доме. - разрешил мне дед.

  Я взял сумку, выложил остаток закуски и пошел на выход.

  -Корейцу привет передавай от Сивого, - сказал он мне в спину.

  А она у меня была мокрая. Ну и где же они пересекались, подумал я.

  После этих событий Аня стала поглядывать на меня с опаской, а я не озабочивался этим. Я вообще считал, что придя на "стрелку" в Кузьминках я совершил самый отчаянный поступок в своей жизни. И это была правда, наверное. А вот привет Семенычу передавать не стал. Прочувствовав подсознанием , что это не нужно ни Семенычу, ни Сивому. Это было сказано для молодых волчат стаи.