— Ты ведь действовал по приказу своего начальства. И все это понимают, и никто не хочет тебе зла, — горячо убеждала и успокаивала его Юлия.
Она была искренне уверена тогда, что ни один человек не может сознательно идти против революции, против свободы, равенства и справедливости. И всего менее может сделать это такой славный юноша с грустным и нежным лицом. Она мало знала Ярославцева, так же как и он мало знал ее, по она уже любила его и не могла да и не хотела думать иначе…
Ночь была на исходе, когда юнкер Ярославцев подошел к подъезду дома на Фурштадской, где жили Берги.
Ему открыла испуганная и заспанная горничная Глафира.
Он хотел подняться в комнату сестры, по Глафира сказала, что там не отапливается, и посоветовала пойти в кабинет Берга, где есть камин. Но Ярославцев недолюбливал мужа сестры. Олег Леонидович Берг всегда казался ему человеком заносчивым и надменным. И теперь Ярославцеву не хотелось идти в его кабинет. Постояв немного в нерешительности, он отворил дверь в детскую, где когда-то любил возиться с маленькими детьми Ксении. Тут еще стоял у стены игрушечный конь с нарисованным на спине седлом и под этажеркой валялась сломанная кукла-голыш. Юнкер опустился на канапе. Никогда еще он не был так близок к смерти, как в эту ночь, и никогда еще не испытывал такого счастья нежности и любви. Некоторое время он сидел неподвижно, все еще вспоминая о Юлии, затем внезапная усталость тяжело овладела им. Он лег, прикрылся шинелью и тотчас уснул.
Когда он проснулся, в комнате было сумрачно. Ярославцев догадался, что проспал целый день. Внизу, у входных дверей, напряженно и настойчиво трещал электрический звонок. Ярославцев поднялся и вышел в коридор. Звонок продолжал дребезжать. Кто-то, потеряв терпение, яростно бил каблуком в наружную дверь.
— Сейчас! — закричал Ярославцев.
Он спустился вниз, долго и неумело отодвигал какие-то засовы и распахнул дверь. Перед ним стоял высокий узкоплечий монах с длинным, странно знакомым лицом. Юнкер невольно попятился:
— Вам кого?
Монах раздраженно прошел мимо, на ходу расстегивая подрясник:
— Вы что тут, заснули?
Ярославцев с изумлением узнал мужа сестры.
— Олег Леонидович… — пробормотал он. — Откуда вы?
— У нас кто-нибудь есть из посторонних? — перебил Берг, снимая подрясник, под которым обнаружился его офицерский китель.
— Никого, как будто.
— Где же Глафира? Сбежала?
— Была здесь.
Берг подозрительно оглядел его:
— Ты спал, что ли?
— Да, спал.
— Почему не в училище?
— Надеюсь, вам известно, что произошло в городе? — в свою очередь спросил юнкер, с трудом собираясь с мыслями. — Я думал, вы в Могилеве, в ставке, — добавил он.
— Я только что оттуда. — Берг с привычным достоинством оправил китель.
В дверях появилась Глафира с кошелкой в руках, заохала, запричитала.
— Никому ни звука о том, что я здесь, — предупредил Олег Леонидович.
Он направился в свой кабинет, жестом пригласив Ярославцева следовать за собой.
В камине были уложены дрова. Берг открыл заслонку и сам стал разжигать огонь.
— Рассказывай, — приказал он.
Ярославцев, сбиваясь, стал рассказывать. Красноватые языки пламени лизали запотевший кирпичный свод топки. Берг подвинул кресло и сел, протягивая руки к огню.
— Ты стрелял в них? — спросил он вдруг, и голос его прозвучал неожиданно резко.
— Признаться, нет. Только несколько человек из наших успели выстрелить, и то наугад, через поленницы.
— А потом?
— Потом? Потом нас смяли. Это произошло очень быстро.
— И отпустили?
— Как видите.
— Они не считают вас за серьезных противников. — Он стал тереть свои худые руки и продолжал мрачно: — Да, наша так называемая русская интеллигенция, почитающая себя руководительницей наций, проглядела рождение во глубинах народных новой социальной силы. Сила эта — большевики. И теперь только мы, военные, призваны справиться с ними. Задали нам работу, что и говорить!..
Маленьким кулаком, сжатым так, что побелели костяшки, он стал бить по острому своему колену.
Юнкер молчал. Берг всегда действовал на него подавляюще, и теперь Ярославцев тоже испытывал чувство вины, точно сам он был виноват во всем том, что происходило в городе.
Глафира внесла завтрак на мельхиоровом подносе. Она успела надеть свеженакрахмаленный передник и всем своим видом, как бы говорила: «Что бы там ни происходило вокруг, а у нас в доме заведенный порядок соблюдается».
Ярославцев чувствовал голод и ел с аппетитом. Берг же быстро встал и заходил по комнате.
— Вот что: сегодня в восемь часов ты узнаешь, зачем я здесь. — Он достал из брючного кармана часы на тонкой золотой цепочке, поднес к уху, посмотрел и завел. — Через полчаса выйдешь к подъезду. Это на всякий случай. Ко мне должны прийти вызванные мною для дела.
— Понял, — сказал Ярославцев, хотя и не понимал толком, в чем тут дело.
— Тогда иди.
Юнкер покорно направился к выходу.
— Подожди. Оружие у тебя есть?
— Нет.
Берг открыл ящик письменного стола и достал маленький смит-весон.
— Вот, возьми.
Ярославцев взял револьвер и вышел.
Уже совсем стемнело. Улица казалась безлюдной и тихой. Ему вдруг вспомнилась Юлия. Где она теперь?
Какие-то два солдата показались под фонарем; один длинный, другой совсем плюгавенький, в мятой шинелишке. Ярославцев на всякий случай нащупал в кармане смит-весон.
— Ого, это ты, Серж! — сказал маленький, останавливаясь, и засмеялся.
— Косицын? — обрадовался Ярославцев. — Вот не ожидал.
— Он самый. Но что же ты не здороваешься? — Косицын указал глазами на своего спутника, и Ярославцев только теперь понял, что перед ним начальник училища капитан Войтецкий. Он по привычке вытянулся, но капитан махнул рукой.
— Отставить! Вы на дежурстве тут, Ярославцев?
— Так точно.
— Тогда показывайте, куда идти.
Ярославцев повел их под арку. Отсюда вела узенькая дверь в небольшую домовую церковь. Через нее-то и надо было проводить в дом участников собрания.
— Меня взяли связным на всякий случай, — шепнул Ярославцеву Косицын.
С улицы послышался цокот копыт по булыжнику. У подъезда остановилась черная лакированная карета на пухлых резиновых колесах. Из нее вышел человек в котелке и с тросточкой. Карета, не задерживаясь, поехала дальше. Где-то за углом прогудел автомобиль, и некоторое время спустя к подъезду подошел плотный мужчина в драповом пальто с поднятым воротником. Следом шли еще двое.
Всего прибывших оказалось четырнадцать человек. Затем наступило полное затишье. Прохожих не было. Улица казалась вымершей. Ярославцев продрог, но не решался покинуть свой пост. Наконец появилась Глафира и сказала, что Олег Леонидович просит его к себе.
Когда Ярославцев вошел в кабинет Берга, там уже было сильно накурено. В креслах, на подоконниках и на диване сидели военные. На маленьком столике в углу стояло несколько начатых бутылок с коньяком. Все были заметно возбуждены, только Берг, склонив над столом бледное сухое лицо, деловито и трезво подсчитывал что-то на бумажном листке и ставил знаки на полях развернутого во весь стол плана Петербурга. К удивлению Ярославцева, Косицын тут, в кабинете, чувствовал себя как дома. Он рассказывал сидевшим на диване офицерам, как он проник при помощи какого-то «покровителя» в Смольный и якобы видел там самого Ленина, и это в то время, когда остальные юнкера оказались в таком жалком положении во дворце.
Рядом с Бергом сидел офицер с властным, полным, немного одутловатым лицом. Вероятно, это именно он приехал в автомобиле. Судя по общему вниманию и по тому, как предупредительно обращался к нему Олег Леонидович, этот офицер был здесь главной фигурой.
— Господа, к делу! — предложил он, медленно поворачивая свое плотное тело и приглаживая ладонью расчесанные на пробор волосы.
В полной тишине заговорил Берг.