В основной своей массе жители Лагаша были земледельцами и скотоводами, лодочниками и рыбаками, торговцами и ремесленниками. Экономика этого города-государства носила смешанный характер: она была частично («обобществленной» и «планируемой», частично — «свободной». Вся земля в принципе принадлежала богу города, вернее — храму этого бога, который распоряжался ею от имени всех граждан. Но в действительности, если служители храма и владели значительными земельными наделами, которые они сдавали в аренду издольщикам, большая часть земли все же принадлежала частным лицам. Даже бедные граждане владели участками земли, садами, домами и скотом. Однако из-за жаркого засушливого климата управление системой орошения и водоснабжения, от которой зависели жизнь и благосостояние всего города-государства, неизбежно должно было осуществляться на общественных началах.

Тем не менее в основном экономика была относительно свободной и ничем не регулируемой. Богатство или нищета, успех или разорение в какой-то мере зависели от предприимчивости и энергии каждого. Наиболее трудолюбивые ремесленники продавали свои изделия на свободном рынке города. Купцы-посредники вели активную торговлю по суше и по морю с соседними государствами. Вполне возможно, что среди них, помимо представителей храма, были частные лица. Граждане Лагаша оберегали свои права и встречали с недоверием любые действия властей, которые могли ущемить их экономические интересы или личную свободу, ибо эти исконные права составляли основу их жизни. Но согласно рассматриваемому нами древнему тексту, именно эта «свобода» и была ими утрачена в годы, предшествовавшие правлению Урукагины.

В нашем документе ничего не говорится о том, какие причины привели к такому разгулу произвола и беззакония. Однако мы можем предположить, что это стало возможно благодаря тем политическим и экономическим факторам, которые сложились во время правления деспотической династии Ур-Нанше, пришедшей к власти около 2500 года до н. э. Некоторые ее представители, одержимые непомерным честолюбием, пускались ради прославления себя и своего государства в кровавые авантюры, развязывая войны. Временами им удавалось достичь значительных успехов. Один из них сумел даже распространить власть Лагаша на весь Шумер и на соседние земли. Но одержанные победы были недолговечны; менее чем за столетие владения Лагаша сократились до первоначальных границ и он занял свое прежнее положение рядового города-государства. К тому времени, когда к власти пришел Урукагина, Лагаш настолько ослабел, что стал легкой добычей для своего извечного соседа-соперника Уммы.

Во время этих жестоких войн с их пагубными последствиями граждане Лагаша и утратили свои политические и экономические свободы. Чтобы набирать и вооружать войско, правители города сочли необходимым урезать права своих подданных, увеличить до предела налоги и даже присвоить собственность храма. Пока страна находилась в состоянии войны, они почти не встречали противодействия. Но, однажды захватив в свои руки бразды правления, члены дворцовой клики не желали отказаться от них и в мирное время, ибо это давало им неисчислимые преимущества. В самом деле, древние чиновники ухитрялись изыскивать такие источники увеличения своих доходов, что им могли бы позавидовать даже их современные коллеги. Отчисления в казну, налоги, сборы, пошлины и обложения достигали в Лагаше невиданных размеров.

Но пусть историк, живший в Лагаше четыре с половиной тысячи лет назад, своими словами расскажет о событиях, очевидцем которых ему довелось стать.

Смотритель над лодочниками захватывал лодки. Смотритель над скотом захватывал крупный скот и захватывал мелкий скот. Смотритель над рыбными угодьями захватывал рыбу. Когда житель Лагаша приводил во дворец овцу для стрижки, он должен был платить пять шекелей[9] (если овца была белой). Когда муж разводился с женой, ишакку получал пять шекелей, а его визирь — один шекель. Когда торговец благовониями составлял благовония для умащений, ишакку получал пять шекелей, его визирь — один, а управляющий дворцом — еще один. Что же до храма и его имущества, ишакку завладел всем. Наш рассказчик говорит: «Быки бога пахали луковые наделы ишакку; луковые и огуречные наделы ишакку занимали лучшие земли бога».

Самые уважаемые служители храма и прежде всего «санга» вынуждены были отдавать ишакку большое количество своих ослов, быков и зерна.

Даже смерть не избавляла горожан от налогов и поборов. Когда покойника приносили на кладбище для погребения, там уже ожидали многочисленные чиновники и их прихлебатели, чтобы выманить у родственников покойника как можно больше ячменя, хлеба, пива и всевозможных предметов домашнего обихода.

По всей стране, от края до края, с горечью замечает рассказчик, «всюду были сборщики налогов». Не удивительно, что при таком положении вещей дворцовая клика благоденствовала. Земли и владения правителей сливались в сплошные огромные поместья. В тексте документа сказано: «Дома ишакку и поля ишакку, дома дворцового гарема и поля дворцового гарема, дома дворцовой семьи и поля дворцовой семьи простирались из конца в конец».

В таком плачевном положении, рассказывает наш историк, находился Лагаш в момент прихода нового богобоязненного правителя по имени Урукагина, который вернул исстрадавшимся гражданам их права и свободу. Он отозвал смотрителей над лодочниками. Он отозвал смотрителей над крупным и мелким скотом. Он отозвал смотрителей над рыбными угодьями. Он отозвал сборщиков серебра, которые взимали плату за стрижку белых овец. Когда муж разводился с женой, ни ишакку, ни его визирь не получали ничего. Когда торговец благовониями составлял благовония для умащений, ни ишакку, ни его визирь, ни управляющий дворцом не получали ничего. Когда покойника приносили на кладбище, сборщики получали гораздо меньшую долю его имущества, иногда значительно меньше половины. Теперь владения храма стали неприкосновенными. И по всей стране, от края до края, уверяет рассказчик, «не осталось ни одного сборщика налогов». Урукагина «признал свободу» граждан Лагаша.

Однако Урукагина не ограничился отзывом вездесущих сборщиков налогов и чиновников-паразитов. Он положил конец несправедливостям и угнетению, которым подвергались бедняки со стороны богачей. Рассказчик поясняет:

«Дом простого человека был рядом с домом „большого человека“. „Большой человек“ сказал ему: „Я хочу купить твой дом“. Если простой человек, когда он („большой человек“) захочет купить его дом, скажет: „Заплати мне ту цену, которую я считаю справедливой“, и если он („большой человек“) не купит дом, этот „большой человек“ не должен „вымещать зло“ на простом человеке».

Кроме того, Урукагина очистил город от ростовщиков, воров и убийц. Например, «если сын бедняка соорудит рыбный садок, никто не украдет теперь его рыбу». Ни один богатый чиновник не посмеет больше врываться в сад «матери бедняка», отрясать деревья и уносить плоды, как было прежде. Урукагина заключил особый договор с богом Лагаша Нингирсу, чтобы сироты и вдовы не страдали больше от произвола «сильных людей».

Мы не знаем, насколько эффективны были эти реформы, насколько они помогли Лагашу в его борьбе за власть с Уммой. К несчастью, эти меры уже не могли вернуть Лагашу былую мощь и не привели к победе. Урукагина и его реформы вскоре были забыты. Подобно большинству других реформаторов он, очевидно, пришел слишком поздно и успел сделать слишком мало. Правление Урукагины продолжалось менее десяти лет, а затем он и его город были побеждены честолюбивым правителем Уммы Лугальзаггиси, который, пусть на короткий срок, сумел подчинить себе весь Шумер и соседние государства.

Реформы Урукагины и их социальное значение произвели глубокое впечатление на наших древних «историков». Текст этого документа известен в четырех более или менее отличающихся друг от друга вариантах — на трех глиняных конусах и одной овальной пластине. Все они были найдены французскими археологами в Лагаше в 1878 г. Впервые их скопировал и перевел Франсуа Тюро-Данжен, тот самый неутомимый ассириолог, который расшифровал документ, описанный нами в главе 6. Однако в нашем анализе реформ Урукагины мы опирались на еще не опубликованный новый перевод этого документа, сделанный одним из ведущих шумерологов нашего времени Арно Пёбелем.