В этом рассказе вина за неудачу в достижении вечной жизни возлагается и на человека, и на бога, который дал неверный совет. В других вавилонских сочинениях мы встречаем более или менее тот же мотив. Сказание о Гильгамеше кончается следующим образом: герой Гильгамеш видит смерть своего друга и спутника. Ему открывается зрелище подземного мира, куда попадают души людей, и это настолько потрясает Гильгамеша, что он решает сделать все возможное, лишь бы не попасть туда. Он отправляется на поиски растения жизни. Как ему сказали, оно растет на далеком острове, вблизи места, где боги поселили вавилонского Ноя, даровав ему вечную жизнь. Очевидно, боги предоставили растение в его распоряжение, чтобы он мог время от времени подкрепляться им и таким образом избегать смерти. После изобиловавшего приключениями путешествия Гильгамеш наконец достиг острова, поговорил с Ноем и, между прочим, услышал от него рассказ о потопе. Он нашел растение, но когда он переправлялся в лодке через какие-то воды, вынырнула змея, схватила бесценное растение и исчезла с ним.

Если данное повествование чему-нибудь и учит, так это тому, что человек не может украсть пищу, предназначенную только для богов. Змея, вероятно, и была одним из богов, которому приказали отобрать у человека то, что ему не принадлежит.

В Библии мы встречаем абсолютно тот же мотив. Благодаря вмешательству змея Адам и Ева познакомились с божественной тайной и «познали добро и зло», что попросту означает обрели разум. Когда Иегова обнаружил, что часть его познаний, т. е. некоторые из божественных прерогатив, были украдены, он разгневался и сказал: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно…» [Бытие 3, 22].

Другими словами, человек стал полубогом, приобретя разум. Чтобы он не добыл также и бессмертия и не стал богом, его изгнали из рая; перед вратами был поставлен специальный страж, чтобы человек никогда не мог проникнуть туда. Иегова действовал примерно так, как, по предположению Эа, должен был действовать Ану. Он был чуточку добрее и не подумал об уничтожении несчастного смертного. Но зато он был менее щедр, так как а отличие от Ану не пожелал сделать человека богом. В данном случае вина за то, что человечество не получило бессмертия, частично лежит на Боге, частично— на человеке. Адаму и Еве надо было немедленно пройтись по всем деревьям и закончить дело, если уж они его начали. Упустишь случай — боги позаботятся о том, чтобы другой не представился.

В подтверждение наших слов можно было бы привести и другие тексты. Они, однако, плохо сохранились и мало пригодны для этой цели. Но совершенно очевидно, что у всего цикла повествования существует определенная философская подоплека. Вопрос о том, почему люди выше животных, но ниже богов, был одним из первых, который пытались решить философы древней Вавилонии.

Размышляли они и о происхождении цивилизации. Как человек стал цивилизованным? Они не исходили из мысли, что это произошло в результате падения человека с какой-то более высокой ступени. Между прочим, и Библия, не разделяла подобного взгляда. Это — умствование богословов, которое совершенно не подтверждается простым библейским повествованием. Вавилоняне были весьма наблюдательны. Они видели вокруг себя множество отсталых народов и сознавали свое превосходство. Их цивилизация была столь древней, что они не помнили времени, когда у них не было прекрасных городов и цветущих полей. И, хотя они сами прошли через «пасторальный», кочевой период развития, они об этом не помнили. С явным презрением говорят они о людях, у которых нет домов, которые не выращивают хлеба и даже не хоронят мертвых. (Кочевники хоронили своих покойников где попало и поэтому не могли совершать на могилах положенных постоянных обрядов.)

Не так давно нам удалось полностью собрать из многочисленных фрагментов один древний шумерский миф. Я в шутку называю его «дарвинской теорией шумеров». Миф, должно быть, имел широкое хождение, так как известен по многим спискам. Как и в библейском повествовании, важную роль в нем играет женщина. Но на этом сходство и кончается. Бедную Еву последующие поколения проклинали за ее поступок, тогда как вавилоняне обожествляли свою прародительницу.

Из мифа мы узнаем, что вначале человечество находилось в состоянии дикости. Люди ели полевую траву, как животные, пили воду из застоявшихся луж, не носили одежды и, по-видимому, бегали на четвереньках. Жалкое их положение тронуло богов, и те решили дать им два ценных дара: создали божество, приблизительно соответствующее римской Церере и персонифицирующее культурные злаки, и другого бога, символизирующего домашний скот[21]. С появлением земледелия и домашних животных прежняя жалкая жизнь человека сразу преобразилась. У него появилась в изобилии пища, и он мог уже начать восхождение по лестнице развития. Интересно отметить, что современные исследователи также считают появление земледелия и приручение животных началом переходя от дикости к цивилизации.

Сохранилось и множество других мифов. В одном из них, дошедшем далеко не полностью и потому трудном для понимания, начало прогресса относится ко времени появления письменности. Это совершенно логично, потому что с изобретением письма была обеспечена надежная передача знаний и опыта от поколения к поколению; без письменности мы никогда не достигли бы нынешнего уровня развития, как бы его ни оценивать. Некоторые тексты называют несколько вех на пути к цивилизации; по-видимому, каждый дальнейший шаг делался, когда какой-либо добрый бог обучал человечество пользоваться новым орудием, как правило сельскохозяйственным. Это тоже вполне разумно, так как отдельные изобретения могут считаться вехами на пути человеческого прогресса. Странно, но мы до сих пор не нашли еще мифа, в котором говорилось бы об овладении огнем. Миф о Прометее пока не встретился нам в вавилонской литературе, хотя, возможно, позднее мы обнаружим его. Если этого не случится, то, вероятно, потому, что вавилоняне не могли и представить себе того времени, когда у них не было огня. Впрочем, без злаковых и без домашних животных огонь был бы не столь уж ценным приобретением.

Если проблема первородного греха не волновала древних философов, то проблеме страдания они уделяли большое внимание. Как и древние евреи, вавилоняне не верили в то, что благочестивые люди будут награждены в будущей жизни более высоким положением или лучшими условиями существования, чем грешники. Шеол древних евреев и Араллу вавилонян представляли собой безотраднейшее место, куда попадали все усопшие, хорошие и дурные. Если в мире существовала справедливость, то праведник должен был получить награду за свои добрые дела при жизни. Добрый, богобоязненный человек, почитающий богов, мог рассчитывать на то, что в награду за это ему будет обеспечена мирная и счастливая жизнь. Но так получалось далеко не всегда. Почему же боги допускали такую несправедливость?

Проблема, волновавшая древних евреев и получившая такое серьезное освещение в книге Иова, занимала и вавилонян. У них тоже был рассказ о страдающем праведнике, и они подошли к решению проблемы не ближе, чем евреи. Разумеется, в понимании древних народов Ближнего Востока ответственность за дурные дела ложилась не только на непосредственного виновника. За грех одного человека мог пострадать весь народ, и грехи отцов могли сказаться на потомках во множестве поколений. Помните вопрос, заданный Иисусу: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» [Иоанн 9. 2]. Но даже в свете такой философии проблема оставалась неразрешимой. Казалось, единственный возможный вывод — признать, что в этом мире нет справедливости.

Этот пессимистический взгляд на вещи был позднее оставлен, и появилась доктрина загробного воздаяния, но в древности до этой мысли не дошли, и загробное существование вавилоняне рисовали себе лишь в самых безрадостных тонах. Место, куда всем им суждено было попасть, представляло собой огромную подземную пещеру, где они обречены были оставаться навеки. Души мертвых были покрыты перьями, как птицы; есть там было нечего, потому что без живительных лучей солнца вырасти ничего не может. Пищей мертвых была только глина. Больше всего несчастные души усопших тосковали по открытым просторам и прекрасному солнцу. Перспектива была на редкость непривлекательной, и это объясняет, почему Гильгамеш так стремился добиться бессмертия. Самое большее, на что можно было надеяться, — продление жизни на земле. Даже прозябание вавилонского Ноя, загнанного на далекий остров, было в сто раз лучше, чем существовать среди бесчисленных сонмищ мертвецов в подземной пещере.