С самого начала работы ученые предположили, что некоторые из дат, приведенные в ранних исторических трудах и даже в великой хронике У Кала, не верны, потому что их брали из других хроник и не имели возможности сверить даты по таким достоверным источникам, как надписи на камнях. Теперь такая возможность была. И хотя к моменту составления «Хроники Стеклянного дворца» никто не помнил, откуда была привезена та или иная надпись (если на ней не было это указано), хотя некоторые из надписей никто не мог прочесть и разобрать, сведения, почерпнутые из них, оказались очень важными. В «Хронике Стеклянного дворца» правильно указаны годы основания и падения Паганского государства, даты правления большинства царей и даты некоторых важных событий жизни государства. Разумеется, в хронике силен и сказочный элемент. Особенно это касается частей, посвященных допаганским временам. Есть несообразности и противоречия и в описании Паганского периода. Составители хроник сами искренне верили, что дракон Нага мог существовать в Пагане и Даже быть отцом одного из паганских царей. Но если не обращать внимания на сказочные детали, то и сегодня хроника поражает своей достоверностью, осведомленностью о событиях семисотлетней давности.

Впоследствии, уже в середине прошлого века, была написана при бирманском дворе еще одна хроника — «Большая хроника». В части, посвященной Пагану, она повторяла «Хронику Стеклянного дворца», но еще большее место уделяла подвигам царей и героев, могуществу Бирмы. Современный бирманский историк Тин Он справедливо пишет о последних бирманских хрониках: «С их грандиозными описаниями славы и достижений прошлого эти хроники могут рассматриваться как сознательная попытка царя и министров поднять дух двора и народа, которые перенесли ужасное потрясение в результате разрушительной войны. Рассматривая эти работы в сравнении с действительной исторической обстановкой, нетрудно понять их помпезный и почти вызывающий тон. Вообще эти хроники — пример бирманского написания истории по заказу».

И все-таки, при всех недостатках, бирманские хроники очень многое дали будущим исследователям. Ни одна другая страна Юго-Восточной Азии не имела такой обширной исторической литературы.

В первой половине прошлого века в Европе сильно возрос интерес к Бирме. Причиной послужили действия англичан. В 1824 году они высадили в Рангуне экспедиционный корпус, после почти года войны разбили бирманскую армию и по условиям мирного договора отняли у Бирмы часть ее южных земель. Вторая англо-бирманская война 1852 года тоже закончилась поражением Бирмы. После нее Бирма потеряла выход к морю. Именно эти войны имел в виду Тин Он, когда писал, что хроники были «сознательной попыткой поднять дух двора и народа, которые перенесли ужасное потрясение в результате разрушительной войны».

Ранее почти неизвестная, Бирма стала предметом горячих обсуждений в европейских странах. И если английские газеты и журналы старались показать бирманцев дикарями и жестокими варварами, которых надо покорить ради их же блага, то газеты и журналы других стран и особенно России и Франции рассказывали своим читателям о Бирме с сочувствием, подчеркивали трудолюбие, древнюю культуру бирманского народа. Вторая половина XIX века была трагической для стран Юго-Восточной Азии. Одно за другим теряли независимость ее государства — Вьетнам, Камбоджа, Лаос; Малайя. Подобная участь была уготована и Бирме. Англия готовилась к новой войне. Ясно было, что рано или поздно она предпримет попытку окончательно покорить Бирму, превратить ее в колонию. Посольства и миссии, отправлявшиеся тогда из южной, «Британской», Бирмы на север, ко двору последних бирманских царей, напоминали военные экспедиции. Тон английских нот и меморандумов становился все более ультимативным. Но Бирма еще держалась. Умный царь Миндон, предпоследний правитель независимой Бирмы, вел гибкую политику, старался привлечь на свою сторону другие европейские страны, принимал все меры, чтобы не дать англичанам предлога для начала войны. Да и англичане не очень спешили: у них руки были заняты в других местах — в Индии, в Африке. Наступил недолгий период видимого спокойствия и непрочного мира.

В 1855 году к бирманскому двору отправилось очередное английское посольство. Во главе его стоял Артур Фейр — человек, с которым нам еще придется встретиться на страницах этой книги. В составе посольства находился молодой сапер Генри Юл, впоследствии кадровый колониальный чиновник. Но Юл был не только чиновником и не только офицером-сапером. Он был склонен к изучению памятников старины, неплохо разбирался в истории, и к старости он создал крупнейшее исследование о Марко Поло.

Когда корабль, на котором ехало посольство, причалил к руинам Пагана (члены посольства были о нем наслышаны, однако мало кто их видел), Юл был болен лихорадкой и лежал в каюте. С трудом он выбрался на палубу и тут же забыл о болезни.

«Паган нас всех поразил, — напишет он впоследствии. — Ни один из прежних путешественников в Аву не подготовил нас к созерцанию руин, настолько интересных и необыкновенных».

Из трех дней, проведенных в мертвом городе, Генри Юл один день пролежал в приступе лихорадки, один день был занят делами по посольству. И все-таки он успел снять планы девяти храмов, описать несколько других и более десятка храмов зарисовать. Описания и рисунки, сделанные Юлом, не потеряли ценности и сегодня.

После выхода в свет книги Юла Паган приобретает уже широкую известность. О нем пишет каждый чиновник, разведчик или путешественник, попавший в Бирму.

В 1885 году, когда на престоле был новый бирманский царь Тибо, королева Виктория опубликовала манифест, в котором говорилось, что жестокие поступки бирманского царя вызвали осуждение в цивилизованной душе британской королевы и она приказывает своим войскам вступить в бирманскую столицу и взять под охрану жизнь бирманцев. К тому времени, когда манифест был опубликован, английские части, поднявшись на пароходах по Иравади, уже вошли в Мандалай — столицу Бирмы. Бирма потеряла независимость.

Отныне Паган — собственность Великобритании. Доступ в совершенно неисследованный мертвый город, бережно хранимый бирманцами, был открыт для любого туриста, солдата или чиновника. И если солдаты предпочитали грабить жилые дома, охотясь за золотом и драгоценностями, то путешественники, претендовавшие на образованность, офицеры, высшие чиновники вывозили из Бирмы произведения искусства — статуи будд, чинте — львов-хранителей, образцы резьбы по дереву, расписные коврики, старинные серебряные сосуды. Британская империя находилась на пути к вершине могущества, и аромат дальних покоренных стран веял над Альбионом. Модно было украсить свой ланкаширский дом диковинными статуэтками из Индии или Бирмы.

Паган еще не начали изучать, но уже вовсю грабили. История сохранила имена немногих из этих грабителей. Но об одном стоит рассказать не только потому, что он нанес Пагану наибольший ущерб, но и потому, что он был типичен — таких грабителей было много и различались они скорее масштабами действия, нежели отношением к бирманским древностям.

Семьдесят лет назад в Бирму приехал немецкий археолог Томанн. Он был тепло встречен колониальными властями, хотя бы потому, что в то время в этой среде было принято тепло относиться к «белым людям». Жизнь чиновников в колониях была скучна, часто недостаточно комфортабельна, и клуб, в котором изо дня в день встречались надоевшие друг другу люди и играли в надоевший теннис или бридж, приедался до остервенения.

Разумеется, Томанну было разрешено отправиться в Паган и проводить там археологические работы, тем более что плановых исследований сами англичане в Пагане почти не вели. Томанна сопровождали шесть помощников, также носивших звание археологов. Группа обосновалась в Пагане и несколько дней грабила город по пустякам. Складывались в ящики статуэтки, вотивные таблички, небольшие произведения искусства. Но Томанну хотелось крупных дел.