«Ты понимаешь, да? Это должен быть твой выбор».

Первый раз я услышала эти слова, когда мне было четыре. У меня еще даже не было имплантов, ни у кого из нас не было. Чтобы поговорить с нашей группой, им пришлось собрать нас вместе, в одной комнате, как в какой-то древней школе из прошлого столетия.

Они показали нам, из-за чего мы здесь: пылевые пустоши, ушедшие под воду побережья, засоренные и обедненные экосистемы, задыхающиеся от отходов, вырабатываемых человечеством на протяжении сотен лет. Они показали нам архивные видео публичного линчевания братьев Кох, которые хоть и подарили нам несколько приятных минут, в действительности ничего не изменили.

«У нас заканчивалось время» – сказала наставница – наша самая первая наставница, и я так и не смогла запомнить её имя, хотя прекрасно помню, что один глаз у нее был голубой а другой янтарный. – «Мы понимали что это случится, но до конца в это не верили». Она познакомила нас с азами манифеста Хокинга, с концепцией Великого Фильтра и со всеми этими зловещими предвестниками, маячившими на горизонте на протяжении всей истории человечества, подобно просроченному и всё увеличивающемуся долгу. Год за годом проценты росли, и приближалось время платить по счетам, мы неслись на полной скорости прямо в кирпичную стену не в состоянии даже замедлиться – ну и какой тогда был смысл об этом говорить?

До постройки первого Кольца Хокинга. До того, как самый первый ион водорода попал из точки А в точку Б, минуя пространство между ними. До того, как открытие нерелятивистских червоточин зажгло слабый огонёк надежды на то, что некоторые из нас всё же смогут достичь других гнезд где-то там – пока еще не загаженных.

«Но это не сработает», – вырвалось у меня, и наставница спросила, повернувшись ко мне, – «Почему, Санди?»

Если бы я была немного старше или хотя бы немного быстрее, я бы легко выдала множество причин: потому что не имеет значения, как быстро они нас вырастят и запустят в полет, не имеет значения что мы можем строить мосты, позволяющие пересечь световые годы за мгновение. Мы всё ещё здесь, и пройдут столетия прежде чем мы сможем добраться куда-либо ещё – ведь даже волшебные мосты должны на что-то опираться на обоих концах. Всё что мы только что узнали про нас самих – все эти уничтоженные биологические виды, все упущенные переломные моменты, все полуготовые полурешения почему-то никогда не длящиеся больше одного избирательного цикла – всё это не оставляло никакой надежды на жизнеспособность глобального проекта, рассчитанного на тысячелетия. Мы просто еще к этому не готовы.

Но они не сделали нас умнее, всего лишь быстрее. Хотя мой маленький разогнанный мозг и работал вдвое эффективнее своего хронологического возраста, но как, пусть даже и восьмилетний ребенок, может понять добровольную слепоту целого биологического вида? Я чувствовала что нужно сказать – мне просто не хватало слов. Поэтому всё что я смогла – это снова глупо повторить: «Слишком поздно. У нас, как вы сами сказали – заканчивается время».

Какое-то время все молчали. Кай глянул на меня неодобрительно. Но когда наставница снова заговорила, в её голосе не было упрека: «Мы делаем это не для себя, Санди».

Она повернулась к остальным: «Вот почему мы не строим Управляющий Узел на Земле, или где-то рядом. Мы строим его далеко в космосе, давая ему возможность пережить всё, что бы мы с собой ни сделали. Давая ему возможность остаться там – ждать тех, кто придет после».

Мы не знаем чем мы станем через тысячу лет или через миллион. Мы можем разбомбить себя в пыль уже послезавтра. Мы – всего лишь люди. Но нам нельзя терять надежду, именно потому, что мы – люди, и мы также можем достать до звезд. И даже если мы за одну ночь скатимся обратно в каменный век, у нас будут столетия, чтобы вскарабкаться обратно, до того, как вы снова взглянете на нас. Может когда-то вы построите врата и никто из них не выйдет – но в следующий раз, или даже через раз, вы встретите ангелов. Нельзя знать наперед, но вы можете видеть будущее, каждый из вас. Вы сможете увидеть, что из всего этого получится. Если захотите.

Это ваш выбор.

Мы развернулись на звук медленных хлопков. В дверном проеме стоял ссутулившийся человек с грустными глазами бассет-хаунда и неуместной улыбкой на лице. Наша наставница, слегка покраснев, подняла руку, принимая аплодисменты: «Знакомьтесь, это доктор Савада. Вы очень хорошо его узнаете в ближайшие несколько лет. Пожалуйста, пройдите за ним, ему нужно вам кое-что показать».

Мы встали и начали собирать вещи.

«А через десять тысяч лет…» – она произносит эти слова быстро, как будто боится не успеть. – «...если что-то и выйдет к вам, чтобы поздороваться… оно просто обязано быть лучше чем то, какие мы сейчас».

Она улыбается, немного грустно: «Разве оно не стоит того, чтобы посвятить этому свою жизнь?».