— Вот как, вот как… — замигав, проговорил незнакомец. — Большой уже…

— В шестом учится. Да уж считайте, в седьмом. Что тут и учиться-то осталось!

Чувствовалось по голосу отца, что он относится к незнакомцу с большим уважением. Но Степке этот человек почему-то был неприятен. Раздеваясь, складывая на угол подоконника учебники и тетрадки, Степка украдкой следил за ним. Прямые темные волосы над высоким лбом незнакомца были зачесаны назад. Без пальто, в пиджаке, он казался сутулее в плечах. На груди двумя рядами пестрели орденские ленточки. Несколько раз Степка замечал, что гость тоже изредка поглядывает на него, и это было ему неприятно.

— Ну, мне пора. Дома ждут. Засиделся у вас, Егор Павлович.

— Остались бы обедать! — радушно пригласил отец.

— Нет, нет, — решительно отказался гость. — Пора домой.

Он оделся и ушел.

— Это кто? — спросил Степка у отца.

— Это? Да наш новый начальник Отдела технического контроля — Николай Максимович Колесников. Всего пятый день работает у нас на заводе. И в городе нашем тоже человек новый. Переехал сюда из Ростова. Заслуженный товарищ, — добавил он, обращаясь уже и к матери и к дедушке Арсению. — Фронтовик. В наших местах воевал. Город этот освобождал от фашистов.

После обеда дедушка лег на диван вздремнуть. Отец собрался зайти к соседу Виктору Трофимовичу Половинкину, мастеру цеха, где он работал. Мать ушла на кухню мыть посуду. А Степка, сняв с гвоздика бинокль и повесив его себе на шею, побежал на улицу.

Двор был пуст. Только из тупичка за сараями выбирались друг за дружкой Гошка Рукомойников и его приятели — Севка и Лешка. Они шли, засунув руки в карманы, и друг с другом не разговаривали — должно быть, переругались, играя в карты.

Спрятавшись в подъезд и подождав, пока они уйдут, Степка помчался во двор дома номер двадцать. Этот двор, широкий, усаженный вдоль забора старыми тополями и кленами, был излюбленным местом сборов многих ребят Садовой. Влетев в ворота, Степка увидел Вовку и Костю. Они по очереди подтягивались на руках, уцепившись за толстую ветку громадного тополя. Когда Степка появился во дворе, подтягивался Костя, а Пончик считал, сколько раз он может подтянуться.

— Шесть… семь… восемь… — отсчитывал Вовка. — Девять… Десять… Эй, Костя, это неправильно! Надо, чтобы ноги вместе. А ты — врозь.

Костя спрыгнул на землю.

— Подумаешь — врозь. Ты когда подтягивался, то и вовсе дрыгал ими, как лягушка.

Они нисколько не удивились, увидав Степку. Но при виде бинокля у обоих разгорелись глаза.

— Вот это да! — только и проговорил Вовка. — Дай посмотреть!

— На, смотри. — Степка снял бинокль с шеи и подал его Пончику.

— Вот это да!.. Вот это да!.. — повторял Вовка, прищелкивая языком и вертя бинокль в руках.

Потом он принялся разглядывать в бинокль крыши домов, небо и верхушки деревьев. Он приставлял его к глазам то увеличивающими, то уменьшающими стеклами. И, наконец, опустив бинокль, сказал:

— Давай, Степка, поменяемся. Ты мне — бинокль, а я тебе… Я тебе… — Вовка так и не смог придумать, что можно дать в обмен за такой замечательный бинокль.

Но меняться Степка не захотел. Он сказал, что бинокль этот подарок дедушки, а подарками не меняются.

— Дай и мне посмотреть, — попросил Костя.

Однако Вовка бинокля Косте не отдал.

— Полезли на чердак! — предложил он. — Оттуда смотреть еще интереснее! Все видно!

Ребята уже собрались лезть на чердак по узкой приставной лесенке, как во дворе появились Олег Треневич и Мишка Кутырин. Следом за ними пришли Оля Овчинникова и Таня Левченко — они жили в одном доме и, вероятно, вдвоем решили заглянуть во двор дома номер двадцать.

Увидев Таню, Степка насупился. Он не знал, как следует ему вести себя с ней после ссоры, и на всякий случай приготовился сурово встретить любую ее насмешку. Но Таня как ни в чем не бывало согласилась лезть вместе со всеми на чердак.

Первым торопливо взобрался по лесенке Вовка Пончик. Следом за ним неуклюже полез Мишка Кутырин. За Мишкой — Оля, потом — Таня. Костя, Олег и Степка лезли вслед за девочками.

На чердаке царил полумрак, пахло пылью и старой рухлядью. В самом темном углу стоял большой продавленный диван, из которого вылезли пружины, несколько стульев с поломанными ножками и спинками, древнее плюшевое кресло, съеденное молью. Валялись разбитые ящики, какие-то корзины и доски…

Степка так часто бывал здесь, что мог обойти весь чердак даже в полной темноте. А Таня, попавшая сюда впервые, робко остановилась на пороге, разглядывая закопченные старые балки, с которых свешивались обрывки веревок и лохмотья пыльной паутины.

— Не бойся, иди, — позвал ее Костя.

— Чур, я первый! — закричал Пончик, подбегая к маленькому полукруглому окошечку. — Я первый смотрю!

Он так долго смотрел в бинокль, озирая окрестности, что ребята не вытерпели.

— Хватит, Вовка!

— Дай и нам посмотреть!

— Вот вцепился!

Пончик с явной неохотой отдал бинокль. Первой в него стала смотреть Таня, за ней — Оля, потом — Мишка Кутырин.

Вовке нечего было делать, и он скучал, стоя позади всех.

— Давайте играть! — вдруг воскликнул он. — Как будто мы пожарные и смотрим, где загорится!

— Правильно! — раздался веселый голос у двери. — Пошлем тебя поджечь какой-нибудь дом! А потом Тпруневич оседлает Кутырина и помчится гасить!.. Представляю, что останется! Одни головешки!

В просвете чердачной двери стоял Женька Зажицкий.

— Привет-салют наблюдателям! — воскликнул он. — Думаете, я не видел, как вы на чердак полезли? Чей бинокль? Твой, Данилов? Хороший! Ну-ка, Тпруневич, дай я погляжу.

Женька бесцеремонно отнял бинокль у Олега, приник к окошку и стал что-то сосредоточенно рассматривать.

— Так… — приговаривал он. — Так… Это там, кажется, идет Мишкина мутер. Ага, она. А что это она несет? А несет она ремень. И так ласково на него посматривает… Сейчас… — Зажицкий перевернул бинокль и приставил его к глазам так, чтобы он не увеличивал, а уменьшал. — Ну и бинокль! Замечательная вещь! Волшебная лампа Аладдина! В него можно увидеть будущее! Стойте, стойте, не мешайте!.. Пончик, не сопи! Вижу!.. Вижу!.. Вот Мишкина маман берет этот ремень, кладет бедного Мишеньку на кушетку. И этим новеньким крепким ремнем… Ой! — воскликнул Женька, получив подзатыльник. — Ты, Кутырин, шуток не понимаешь. Сразу драться. Ну вас! Возьмите ваш бинокль!

Пока все смотрели, Степка скромно стоял позади. Глядеть из окна все уже начали по второму кругу, когда Таня, которой Костя уступил свою очередь, сказала:

— Степа, а ты почему не смотришь? Посмотри! Очень красиво.

— Конечно, Степка, — подхватил Костя, — иди сюда!..

Да, вид с чердака открывался необыкновенный. Далекие развалины монастыря казались выросшими совсем рядом. Обомшелые стены, башни с обрушившимися зубцами, среди которых кое-где росли тоненькие деревца, были сумрачны и суровы… Но стоило перенести взгляд немного вправо, и картина менялась, будто по волшебству. Там, за низкими крышами, кипели движением улицы. Мчались автобусы и легковые машины, шли, торопясь, люди, и двери магазинов открывались и закрывались, сверкали в лучах заходящего солнца… Еще правее, совсем недалеко, высилось недостроенное здание пятиэтажного дома. Пустыми черными окнами этот великан глядел на обступившие его ветхие домишки, словно на надоедливых карликов. Этот дом строился для рабочих консервного завода. Отец говорил, что, может быть, и ему с матерью и Степкой дадут в нем квартиру. Вот хорошо, наверно, будет там жить! Одно плохо — не будет уже в том дворе ни подвалов, ни темного чердака с диваном, креслом и паутиной…

Степка перевел взгляд налево, мимо монастыря и крыш домов на Садовой, туда, где за высокими деревьями пряталось городское кладбище. Но там уж совсем не на что было смотреть. Кресты и могилы… Ничего интересного. Он отдал бинокль Олегу и отошел от окошка.

Женька Зажицкий и Вовка Пончик устроились на диване и о чем-то шептались. Вдруг Женька откинулся на спинку и сказал: