Как и следовало ожидать, слухи о таинственном человеке расползлись по всей округе, и в лес потянулись паломники. Вскоре после этого Маррурти решил вернуться в мир, чтобы с помощью своей мудрости спасти гибнущую цивилизацию. Через несколько лет у него уже были десятки тысяч последователей в Индии и других странах, объехать которые он и решил, дабы помочь страждущим постичь Истину.
Тогда-то ему и дали новое имя — Бабба. После тридцати лет отшельничества мир стал казаться Баббе абсурдным. Его приводили в бурный восторг самолеты и телевизоры. Потом он пристрастился к сигаретам. Как-то раз даже снизошел до того, что прочел газету. Впрочем, газетная статья его не впечатлила — он просто-напросто подтерся ею, обозвав туалетной бумагой.
Он часто смеялся и никто не мог понять причин его смеха, хотя гипотез было уйма. На самом же деле веселило Баббу то, что эти существа, которые жили в городах, носили одежду и носились со своим «я», оказались гораздо глупее, нежели обезьяны, с которыми он общался в джунглях. Бабба не мог сдержать смеха при мысли о том, что глупые людишки и смышленные обезьяны — почти родственники.
Короче говоря, страдания Мартина не произвели на Баббу никакого впечатления по причине их смехотворности. Поэтому в течение всего времени пока Мартин рыдал, Бабба как ни в чем не бывало вещал собравшимся про Истину. И лишь когда Мартин наплакался всласть, Бабба вновь обратил на него внимание:
— Тебе лучше? — спросил он.
Мартин кивнул и уселся поудобнее. Он готов к разговору. Всеобщее внимание, раздражавшее его в начале собрания, теперь было приятно ему. Он даже почувствовал себя «звездой».
К сожалению, на самом деле Мартин оказался лишь луной, светящейся отраженным светом. Подлинным источником света был, конечно же, Бабба.
Дождавшись кивка Мартина, Бабба вдруг отвернулся, сосредоточил свой взгляд на прехорошенькой девушке лет двадцати, и начал корчить гримасы. Девушка смутилась, зарделась и закрыла глаза. Все вокруг рассмеялись.
Мартин недоуменно захлопал ресницами. Он только приготовился к долгому разговору, а его вдруг бесцеремонно ставят на место. «Шут балаганный, — рассвирепел вдруг Мартин, устыдившись того, что раскрылся перед этим шарлатаном и одновременно ревнуя гуру к той девушке, на которую тот переключил свое внимание. — Самовлюбленный болван, клоун…»
У Мартина набралось бы еще немало «добрых» слов, но в это время Роберт, сидевший рядом, мягко дотронулся до его плеча:
— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — сказал он. — Не бери в голову и не сердись. Я потом тебе все объясню. Ладно?
Мартин хотел отвернуться, но Роберт не сводил с него глаз. Он не позволил бы Мартину отвернуться прежде, чем тот не кивнул в знак согласия.
Дальнейшее Мартина уже не интересовало. Бабба продолжал паясничать, затем рассказал притчу о рыбе, которая ищет где поглубже, потом последовали какие-то несвязные отрывки из ведических текстов и самопальных проповедей.
Когда Бабба закончил свою речь, одна из последователей гуру, костлявая дама лет пятидесяти, сделала несколько объявлений о предстоящих собраниях и ударила в гонг. Все собравшиеся затянули монотонную песнь, а Бабба незаметно ретировался.
Мартин чувствовал себя ужасно. Ноги затекли, глаза слипались, но он решил выдержать пытку до конца.
Наконец пение затихло, на мгновение в зале воцарилась тишина, и все стали собираться на выход. Мартин вздохнул с облегчением и хотел встать с пола, но вдруг обнаружил, что совершенно не чувствует правую ногу. Тогда он попробовал опереться о левую. Та тоже затекла, но ее он хоть ощущал.
— Ох! Ох! — застонал Мартин от боли и перенес тяжесть на правую ногу.
Бесполезно. Правую ногу словно ампутировали.
Мартин, наверное, упал бы, если бы его не подхватили под руку.
— Я думал, ты в форме, — улыбнулся Роберт.
— Я в форме, — простонал Мартин. Его профессиональная гордость была ущемлена.
Роберт помог ему доковылять до стула, Мартин грузно спустился на него и принялся массажировать ногу, которая вдруг словно бы очутилась в огромном облаке мошкары, яростно кусавшей каждый миллиметр — от большого пальца до бедра.
— Ну как ты — все в порядке? — поинтересовался Роберт, возвратившись из дальнего угла комнаты, где сидели Бабба и еще человек восемь.
— А что там происходит? — спросил Мартин.
— Деловое совещание, — ответил Роберт. — Обсуждается маршрут летних гастролей.
Мартин разинул от удивления рот.
Роберт рассмеялся:
— Понимаю, понимаю… Это и вправду своеобразный бродячий цирк. Только комиков-евреев сменили индусы-космологи.
Приятели вышли из комнаты, спустились по лестнице и вышли на улицу. Мартин испытал самый настоящий шок — словно впервые увидел потоки машин и спешащих прохожих.
— Как настроение? — усмехнулся Роберт.
— Может это прозвучит как богохульство, но мне хочется пива, — ответил Мартин.
— Ничего не имею против. Зайдем в заведение? — Роберт показал на противоположный тротуар.
— Ты составишь мне компанию?
— Конечно. Для контраста.
Перейдя улицу, приятели вошли в переполненный бар. Два десятка женских глаз тут же принялись оценивающе разглядывать вошедших мужчин. Женская интуиция позволила дамам сразу же угадать в Роберте гомосексуалиста. Некоторых из них это обстоятельство не огорчило, наоборот, педики, в отличие от тех мужиков, которые заполнили бар, могут хоть пару слов связать, а те из них, кто не брезгует женщинами, в постели просто великолепны.
С Мартином дело обстояло сложнее. Сложение, конечно, великолепное. Классический жеребец. Но судя по брюкам, прическе и рассеянному взгляду — парень из простых. Из таких получаются замечательные мужья. Он будет работать не покладая рук, искренне стараться угодить жене, да и п… скучать не придется. Вот только при таком муже совершенно необходимо иметь любовника — какого-нибудь актеришку с вечно немытой посудой, хлебными крошками в простынях и фунтом «травки» в баночке из-под кофе. Для разнообразия. Нет, пожалуй, можно обойтись только любовником, вынесли безмолвный приговор Мартину женские глаза.
На все про все у дам ушло не более пяти секунд, в течение которых мужчины растерянно озирались в поисках свободного места.
— Желаете поужинать? — пришла им на помощь миловидная официантка-азиатка.
— Пожалуй, ограничимся кофе и десертом, — ответил Роберт.
Девушка провела их во второй зал и усадила за свободный столик. Затем приняла заказ и направилась в кухню.
— Ну? Как тебе встреча с Баббой? — спросил Роберт.
— Не знаю… Мне хотелось бы сказать, что я чувствую какие-то перемены, но увы…
В это время вернулась молниеносно выполнившая заказ официантка. Расставила чашки с кофе, пирожные, вазочки с мороженым, разложила приборы и отступила на шаг, проверяя, не забыла ли чего. Дождалась, пока один из мужчин одобрительно кивнул, и направилась к следующему столу.
— Хотя должен признаться, — продолжил Мартин, помешивая ложечкой кофе, — что я не ожидал от себя такого. Никогда бы не смог предположить, что я буду реветь на публике. А потом не испытывать от этого никакого стыда. — Мартин застыл с ножом в руке. — Странно. Вроде бы это должно оказать на меня впечатление, а я ничего не чувствую.
— Бабба говорит, что жажду можно утолять и водой, и лимонадом. Разница только в том, что привкус, оставшийся во рту после лимонада, вскоре вновь заставит тебя мучиться жаждой. Истина — как вода. Она без вкуса. Ты не заметишь, когда достигаешь ее.
— Между прочим, я на него сердит. Он так прокатил меня. Я про себя даже сказал ему пару ласковых слов. И может, еще скажу.
— Его обзывали такими словами, которых ты даже представить не можешь, — сказал в ответ Роберт. — Мне самому иногда хотелось наброситься на Баббу с кулаками. Говорят, кто-то даже пытался пристрелить его. Но, видишь ли, Бабба тут ни при чем. Он не совершает никаких действий. Не заставляет тебя сидеть на собраниях насильно. Ты приходишь по собственной воле. Бабба просто сидит и говорит. И если ты вдруг приходишь в бешенство, то не в тебе ли самом кроются его причины? Когда ты поймешь это, — поймешь и душу гуру. Понимаешь, он постоянно пребывает в состоянии просветления, которое нам доступно лишь в иной краткий миг. Надо делать на это поправку. — Роберт потянулся, опустил руки, и спросил, глядя Мартину в глаза: