Медоносные пчелы воспринимают и звуки летящих насекомых. Пчелы-сторожа, которые стоят у входа в улей, не обращают внимания на прилетающих рабочих пчел. Но они очень чувствительны к тону звука пчел-воришек, даже если эти пчелы находятся достаточно далеко. Наблюдая летом за пчелами, мы можем по звуку отличить прилетевшую к цветку рабочую пчелу от трутня, хотя у него такая же окраска, форма и размеры тела. Несмотря на их поразительное сходство даже в поведении, маскирующийся трутень выдает себя звуками. Однако иной раз насекомые имитируют даже звуки. Недавно был обнаружен случай «звуковой мимикрии», когда муха делала 147 взмахов крыльями в секунду, летая поблизости от ос, которым она подражала. Частота взмахов крыльев этих ос — 150 ударов в секунду, и человек с нормальным слухом не в состоянии различить шум от полета осы и похожий на него шум мухи. По-видимому, питающиеся мухами птицы делают ту же ошибку и избегают этих мимикрирующих мух.

Во все времена года на протяжении многих миллионов лет самыми характерными из звуков наземных животных были и остаются звуки насекомых. Только около 150 миллионов лет назад к ним присоединились звуки живых существ, имевших язык и легкие — те элементы, которые Аристотель считал необходимыми для голоса. Все произошло почти так, как если бы насекомые многих тысяч видов были теми сказочными дудочниками, которые вывели позвоночных животных из морей, рек и болот на землю и в воздушный океан — к тем «домам», где они обитают сегодня. Тогда и появились птицы и млекопитающие, которые, чирикая и крича, стали охотиться за насекомыми. Каждую весну к их хору присоединялись лягушки и жабы, которые до сих пор сидят на этой диете.

Выход из воды на землю повторяется неизменно, каждый год. Проходят весенние дни, и амфибии, которые были молчаливыми головастиками, отращивают лапки и вбирают в себя плавательный хвост. Тем не менее они всегда возвращаются к прудам и болотистым берегам, чтобы исполнить весеннюю хоровую симфонию, которая доставляет человеку большое эстетическое наслаждение. Многие ваши соседи, которые совсем не считают себя натуралистами, восхищаются кваканьем крошечных лягушек, чьи звонкие голоса раздаются после таяния снега и льда. Температура воды едва поднимается выше нуля, а квакающий самец уже зовет свою подругу, чтобы дать жизнь новому поколению, которое, как всегда, начнет свое развитие со стадии водного вегетарианца — головастика.

Ночные серенады рассказывают нам о приближении весны, о том, что болотный симплокарпус открыл для ранних насекомых удивительные цветы, что на березе и ольхе, «подобно курильнице», качаются наполненные пыльцой сережки, что волчья канадская стопа скоро раскроет плащевидные листья и качающиеся белоснежные почки превратятся в распустившиеся цветы.

А когда к лягушачьим концертам присоединятся трели бородавчатых жаб, к солнцу потянется свежая зеленая листва бесчисленных оттенков. Несколько позднее в это время года можно услышать взрывчатые трели лягушек. Позже всех раздаются звучные «ронк, ронк… ронк» — это выступают на сцену лягушки-быки, которые постоянно живут в одних и тех же прудах, пока их потомство не вырастет до 10 сантиметров и не превратится в насекомоядных басистых обитателей суши.

В тропиках, где каждый месяц идут весенние дожди, хоровое пение земноводных является неотъемлемой частью ночи — каждой ночи. Жители здешних мест наслаждаются этим пением, а на некоторых островах Вест-Индии они с большим удовольствием слушают и певцов, привезенных из чужих краев. На Ямайке мы встретили «свистящую лягушку» с Мартиники, которую привезла с французского острова на британский леди Блейк, жена бывшего губернатора Ямайки. Она была настолько очарована своеобразными сдвоенными звуками, которые издавала эта маленькая древесная лягушка, что попросила выпустить несколько таких певцов в Лигванской Долине, возле дома губернатора. Теперь эти свистуны расселились и на соседней территории, во дворе Университетского колледжа Вест-Индии, и чувствуют себя там превосходно. Их научное название Eleutherodactylus martinicensis, воспроизведенное на бумаге, в два раза длиннее их тела, и посетители, пытающиеся обнаружить певца, никак не могут поверить, что столь крошечное существо может издавать такие громкие звуки. Дети показали нам металлические коробки водяных счетчиков, расположенные перед жилыми домами, на лужайках, где эти свистуны проводят свой день, и помогли поймать нескольких лягушек, чтобы мы понаблюдали за ними вечером. С наступлением темноты серые шейки лягушек время от времени раздуваются, наполняясь воздухом, и подготавливают тем самым вокальный механизм к мощному «Бо-пиип» («Bopeep»).

В соответствующее время года можно испытать подобное удовольствие и у себя дома, в зоне умеренного климата. Летними вечерами в Новой Англии повсюду можно услышать звуки, напоминающие щебетанье птиц, — короткую громкую трель серой древесной лягушки, пятисантиметровой родственницы весенних квакш. Этот звук повторяется с перерывами в несколько секунд, поэтому каждый человек с фонарем в руках может увидеть незаметное прицепившееся к дереву земноводное, когда оно во время трели раздувает свою лимонно-желтую шейку, выставляя ее напоказ.

В юго-восточных штатах водятся древесные лягушки несколько большего размера. С лесных холмов они посылают сигналы, состоящие из 9–10 хриплых звуков. Но весной и летом после дождей лягушки переселяются к самой воде и там издают отдельные резкие звуки. Эти брачные хоры лающих древесных лягушек как бы состоят из своеобразных трио, подобно самодеятельным неслаженным вокальным ансамблям, где каждый поет, как вздумается. Члены этого трио выбирают ведущего и следуют «определенному порядку кваканья» — какая-то лягушка всегда выступает запевалой, выкрикивая «тунк», а другая неизменно дожидается своей очереди, чтобы закончить «песню».

Барабанные перепонки у жаб и лягушек расположены симметрично по обе стороны головы. Животные каждого вида проявляют особую чувствительность к «своим» звукам. В одном пруду очень редко спариваются разные виды, а следовательно, редко появляются гибриды. Однако такие гибриды можно получить в лаборатории. Их голоса очень похожи на голоса обоих родителей: значит, они рождаются со своими песнями, а не учатся им у других.

Земноводные обращают внимание на многие звуки окружающего их мира, не только на брачные призывы. Достаточно малейшего шороха в кустах, чтобы хор умолк и воцарилось бы долгое молчание. А если послышится пронзительный писк лягушки, пойманной змеей, они тут же стремительно прыгнут в воду и спрячутся там среди придонных растений. Там, где водится много питающихся лягушками змей, даже при звуке человеческих шагов по земле лягушки с пронзительными криками прыгают в воду. Может пройти полчаса в безмолвном ожидании, прежде чем несколько самых смелых лягушек отважатся нарушить напряженную тишину и осторожно квакнуть, как бы проверяя, исчезла ли опасность.

Змея, которая охотится на лягушек или насекомых и мышей, вряд ли слышит звуки, производимые этими животными. Змеи не имеют наружных ушей и, по-видимому, не могут слышать даже шипения своих сородичей. Даже когда гремучие змеи шипят, вероятно, они предупреждают об угрозе только других животных. Однако все тело змеи выполняет роль уха, оно чувствительно к малейшим колебаниям земли. Змеи всегда так хорошо слышат шаги приближающегося человека или пасущейся коровы, что успевают ускользнуть незамеченными.

Мы, живущие в зоне умеренного климата, редко сознаем, как нам повезло: ведь мы слышим множество различных животных, чьими голосами звенят наши берега, поля и леса. Кроме стрекотаний насекомых и голосов поющих амфибий, мы наслаждаемся еще более разнообразными виртуозными песнопениями птиц, которых не услышишь в других краях. Дрозды и иволги, как и многие другие птицы, могут проводить зиму в тропиках или в южном полушарии. Однако там они почти безмолвны. Только к северу от тропического пояса совершают они свой брачный обряд, воспитывают птенцов и защищают семейную территорию, распевая изумительные песни.