— Вы знаете бригадного генерала Пули? У меня к нему рекомендательное письмо.

— Еще бы, я его жена! — ответила англичанка.

Через минуту появился сам генерал. После весьма уместного разговора о том, как тесен мир, супруги Пули любезно пригласили меня продолжить путешествие вместе с ними в кондиционированном вагоне. Кажется, я исцелилась, хотя, может быть, и не навсегда, от любви к путешествиям без удобств. Я чуть не кинулась обнимать своих благодетелей.

Сейчас 1 час 45 минут, а поезд в Раксаул, город на непальской границе, отправится не раньше 6 часов утра. Я не сплю, боюсь проспать.

Это столь высокопарно названное помещение — несомненно, память о времени появления первых железных дорог в Индии — оборудовано двумя койками, душем с теплой водой и неработающим феном. Но, несмотря на эту роскошь, я теперь навсегда возненавидела все, что даже отдаленно связано с железной дорогой.

Сегодняшнее стомильное путешествие по узкоколейке заняло восемь мучительных часов. Старый паровоз чуть не разваливался на части: останавливался у каждой деревни, чтобы, собравшись с силами, вновь двинуться со скоростью пешехода до следующей деревни. А тут еще произошло несчастье — под колеса попал юноша. Но это мрачное происшествие задержало нас всего на десять-пятнадцать минут. Полицейские не появились; возможно, их и нет в столь отдаленных деревнях, и создалось впечатление, что такое событие не считалось особо серьезным. Мой сосед-непалец сказал, что это было, очевидно, самоубийство — из-за семейных или денежных неурядиц люди часто бросаются под поезд. Мне такое предположение показалось правдоподобным — наш паровоз с его черепашьей скоростью вряд ли мог кого-либо застать врасплох.

Утром на платформе в Музаффарпуре я встретила ирландского юношу по имени Нил. Он пробирается в Катманду с молодым швейцарцем Жаном и американкой Лу. Совершая кругосветное авиапутешествие, девушка заехала в Индию. Молодые люди уговорили ее испробовать «настоящую» жизнь и отправиться в Непал наземными видами транспорта, хотя она и предвидела, что ничего хорошего из этого не получится. Теперь она доказывала им свою правоту, и, хотя взаимные упреки были излишни, ее нельзя было не понять.

Раксаул — грязный, беспорядочно застроенный перенаселенный пограничный городок. По улицам бродит скот. Это городок с большими претензиями — через него идет весь автотранспорт в Катманду, — но до международного центра ему еще далеко. Когда я пришла на почту, в темный деревянный барак, и сказала, что собираюсь отправить первую часть дневника в Ирландию, моя просьба вызвала необыкновенное замешательство. Оказывается, прием почты заканчивается в четыре часа дня, а было уже около шести. Тем не менее, когда я, запинаясь, объяснила, что хочу воспользоваться индийской почтой, а не непальской, старший клерк согласился сделать для меня исключение. Затем служащим пришлось немало поломать голову над вопросом, где находится Ирландия, и над еще более сложной проблемой — сколько стоит отправить бандероль в столь отдаленное место. В общей сложности человек семь потратили на меня минут двадцать. Они копались в толстых засиженных мухами томах, взвешивали и перевешивали бандероль на старинных весах сомнительной точности, до бесконечности считали и пересчитывали почтовые тарифы на грязных клочках бумаги и, наконец, тщательно скопировали адрес в трех графах квитанции. Однако почерк у меня настолько неразборчив, что даже образованные европейцы часто не могут понять, что я написала. Может, бандероль и дойдет до берегов Ирландии, но у меня на этот счет большие сомнения.

Протянувшееся километров на двести шоссе имени Трибхувана, названное так в честь отца короля Махендры, было построено индийскими инженерами в пятидесятых годах. В настоящее время в Непале это — единственная достроенная шоссейная дорога[9]. Правда, китайцы строят дорогу от Катманду до Лхасы, которая должна стать одним из шедевров мирового дорожного строительства. Из-за узости Трибхуван Раджпатха (хотя, возможно, этот дефект стратегически оправдан) водители избегают лобовых столкновений простым, но страшным способом — срываются в пропасть: ведь искусству вождения грузовиков в Непале всего лишь девять лет. Несомненно, следующее поколение должно будет признать, что злоупотребление ракши[10] также не способствует благополучному преодолению крутых поворотов, которых приходится по шесть на милю.

Если учесть репутацию Раджпатха, то становится понятным, почему водителям грузовиков запрещено перевозить иностранцев. Высокий процент смертности среди гостей неблагоприятен для развития туризма, поэтому теоретически все иностранцы должны пользоваться автобусом почтенного возраста, отправляющимся из Раксаула ежедневно в шесть утра. Но проезд автобусом стоит шестнадцать рупий, в то время как водители грузовиков берут восемь. Поэтому многие путешественники беспечно нарушают запрет. К счастью, пограничники также не обращают на него внимания, а возможно, просто не знают о его существовании, что весьма типично для этой удивительной страны.

В шесть утра мы покинули здание вокзала, прошли две мили и оказались у границы. Следующие три часа мы обивали пороги полуразвалившихся зданий таможни, полицейского участка и паспортного контроля, где вежливые, но совершенно некомпетентные чиновники угощали нас бесчисленными чашками чая. Создавалось впечатление, что обилие бюрократических формальностей — своего рода игра, поскольку ни один из чиновников явно не понимал своих функций и поэтому не мог принимать их всерьез. Все это выглядело как отражение стремления Непала идти в ногу со временем после веков изоляции, и в ходе бесконечного чаепития внесенный извне дремучий формализм сам собой превращался в исконно непальскую уступчивость и пренебрежение ко всякого рода формальностям.

Непальцы успешно спасаются от вечного цейтнота — они игнорируют фактор времени. Мы проводили время в бесконечном ожидании: чашек чая, которые несли с базара на подносах, ключей, которые полицейский забыл дома, починки резинового штемпеля (в конечном счете он был заменен ручкой): скучали, пока чиновник паспортного контроля найдет Ирландию, в существовании каковой он серьезно сомневался, в затрепанном атласе, из которого нужные страницы были давным-давно вырваны; ждали старшего таможенника, страдавшего по-видимому, дизентерией и вынужденного время от времени удаляться и прерывать тщательный досмотр нашего багажа.

При этом я наслаждалась передышкой и воспринимала всю процедуру как нечто совершенно неизбежное, хотя и понимала, что, если сталкиваться с подобной медлительностью часто, она будет сильно раздражать. К сожалению, мои спутники реагировали на эти проволочки весьма бурно, и, к замешательству непальцев, ни беседа, ни чай даже частично не помогали возместить «потерянное» время. Мне было очень неудобно за Лу, которая сильно раздражалась. Жан держался высокомерно, а Нил все время сварливым тоном отдавал какие-то приказания. Однако их поведение не оказывало ни малейшего воздействия на непальцев. Возможно, скоро и я в подобных обстоятельствах буду вести себя столь же некрасиво.

Когда, наконец, с формальностями было покончено, мы прошли пешком еще около мили и оказались в городке Биргандж. Там после продолжительных препирательств между шоферами мы влезли в кузов почти пустого грузовика.

Солнце уже нещадно палило, и не было возможности скрыться от его обжигающих лучей. Так мы проехали миль двадцать. Эта часть тераев[11] была изуродована строительством железной дороги и шоссе, и поскольку ни справа, ни слева не было ничего интересного, то я всю дорогу с жадностью смотрела на север. К сожалению, дымка, образовавшаяся из-за жары, ограничивала видимость, и только у деревни Бхаянсе перед нами предстала величественная картина: мы увидели гигантскую стену гор. Это было так неожиданно после бесконечных равнин северной Индии.