Как и следовало ожидать, уличное движение здесь до предела хаотично. Грузовики без предупреждения дают задний ход, водители автобусов просто игнорируют велосипедистов, таксисты из чистого азарта обгоняют впритирку, коллеги-велосипедисты, не имеющие тормозов, круто поворачивают прямо у вас под носом, а над самым передним колесом покачиваются коромысла с тяжелыми грузами, влекомые семенящими рысцой носильщиками, внезапно меняющими направление. С учетом всего этого можно сделать вывод, что непальцы в целом еще не привыкли к колесному транспорту. Пешеходы беззаботно перебегают дорогу, не глядя по сторонам. Другую опасность представляют зонты, которые в это время года используются для защиты от солнца. Непалец-пешеход, прогуливающийся с приятелем, любит размашисто жестикулировать зонтом, и в результате я уже дважды падала с велосипеда. Если бы не солнечные очки, то один глаз я бы уже потеряла.

Сегодня я поняла, что передвигаться по многолюдным базарам лучше всего на тяжелом велосипеде. «Роз» не была создана для движения со скоростью бредущей коровы, и при ее изящных шинах приходилось бы без конца или сходить с велосипеда, или падать. На «Лео» можно даже удержаться на месте, пережидая, когда священная корова и ее священный теленок соблаговолят сойти с дороги. Это похоже на разницу в езде по городским улицам на ломовой или на породистой лошади. Конечно, я не променяла бы «Роз» и на полдюжины «Лео», но здесь он более удобен. У меня на макушке появилась огромная шишка: средний рост непальца — метр шестьдесят сантимеров, а дверные проемы имеют соответствующую высоту — вот и результат.

В Долине много мест, которые «нужно посмотреть». Откровенно говоря, я боюсь оказаться на поводу у путеводителей и не хочу следовать по заезженным туристами маршрутам. Для меня маленькое изваяние, случайно обнаруженное в переулке и захватывающее воображение, гораздо привлекательнее храма, которым надлежит восхищаться по научно обоснованным и иногда совершенно непостижимым соображениям. Поэтому, оседлав «Лео», я бесцельно разъезжаю и нахожу при этом достаточно неожиданных развлечений в трех древних столицах — Катманду, Патане и Бхадгаоне[17].

Эти так называемые города (в нашем понимании, местечки) в течение многих веков были столицами враждующих неварских династий, которые правили долиной Катманду и воевали из-за нее, пока гуркхи в 1769 году не покорили ее. Невары обладают исключительно развитым чувством прекрасного, и многие жители Долины достигли удивительного уровня мастерства, особенно ярко проявляющегося в бронзовых и каменных скульптурах храмов и ажурной резьбе по дереву. Правда, резьба, украшающая многие старые здания, пострадала от непогоды. Если бы в каком-либо европейском городе и имелось бы столько памятников художественного мастерства, то они давным-давно были бы разрушены, уничтожены бомбардировками, а если даже и сознательно охранялись, то с потерей творческого духа их создателей. Здесь же вся эта красота воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и совершенно естественно, что она сохранилась. Некоторые уголки городов, где совсем незаметны следы проникновения новой эпохи или чуждой цивилизации, кажется, до сих пор незримо населяют безвестные мастера, чья работа живет в каждом предмете, чей дух до сих пор витает над ними. Здесь время как бы течет вспять, не приходится воссоздавать прошлое с помощью воображения, оно ощущается хотя бы несколько коротких, но потрясающих мгновений.

В наши дни неварское искусство и ремесла находятся в упадке, и большинство коренных жителей Долины либо мелкие торговцы, либо мелкие чиновники[18]. Некоторые считают, что это результат господства гуркхов, но возможно, что уже к XVIII веку вдохновение неваров иссякло и апатия сменила творческий подъем.

Во многих районах Долины можно встретить рядом элегантность и безвкусицу — особенно там, где изящные дома неваров соседствуют с дворцами Рана. Эти уродливые сооружения, выраставшие, как грибы, последние сто лет, когда алчное правящее семейство Рана размножалось, как кролики, и строило, как бобры, не вписывались бы ни в какое другое окружение, но таково странное влияние Катманду, что какое-то причудливое очарование исходит от этих страшилищ.

О другом неприятном аспекте жизни в Катманду говорится в книге Джона Морриса «Зима в Непале». В ней автор цитирует слова Дэниела Райта, который провел в Непале несколько лет в качестве врача британской резиденции. Дэниел Райт в 1877 году писал: «С точки зрения санитарии можно сказать, что Катманду стоит на навозной куче среди отхожих мест». Моррис нашел это описание верным и для 1960 года. Я считаю, что он был слишком мягок, называя Катманду «одним из самых грязных городов мира»[19]. Я не поверила своим глазам, когда увидели, что люди в некоторых кварталах пьют вонючую жидкость, застоявшуюся в мощеных (резервуарах. Они сгребают мусор в сторону, а жидкость, которую нельзя даже назвать водой (она похожа на крепкий чай), «обирают в глиняные или медные сосуды. У этих людей, по-моему, потрясающий иммунитет или хроническая дизентерия. Однако, несмотря ни на что, большинство детей выглядят довольно здоровыми, хотя многие взрослые преждевременно старятся, так как всю жизнь переносят на себе тяжести.

Нищих удивительно мало. Куда бы я ни шла, люди везде меня встречали улыбками и дружелюбными жестами. С моей точки зрения, обстановка искрящейся жизнерадостности долины Катманду более чем компенсирует антисанитарию.

Сегодня я отправилась в полуразвалившееся здание Центрального почтамта. Мне необходимо было отправить несколько заказных писем, так как простые письма из Катманду редко доходят до адресата. В настоящее время с помощью Индии строится новое здание почтамта. Я рада, что испытала неповторимое чувство от посещения старой почты. Понятие «очередь» для непальцев не существует, и, войдя на почту, сразу попадаешь в водоворот крепких маленьких тел. Все тянутся к приемщику, машут перед его лицом конвертами, деньгами, бланками и кричат так, будто выполнение требований зависит от силы голоса. Я толкалась больше всех, используя преимущество своего роста. Соблюдение приличий в такой обстановке было бы абсолютно неуместно.

Внимательно изучив мои конверты, почтовый служащий вежливо осведомился, находится ли Лондон в Германии. Я не менее вежливо ответила:

— Нет, вообще-то он в Англии.

Затем, обуреваемый жаждой географических познаний, работник почтамта спросил, не является ли Ирландия одним из штатов США. Разъяснив ему и этот вопрос, осложнявшийся тем, что относительно островов и океанов за свою молодую жизнь он ничего не успел узнать, я спросила его, давно ли он работает на почте (к тому времени шум стих, так как присутствующие заинтересовались нашей загадочной беседой). Молодой человек с улыбкой признался, что приступил к работе только сегодня утром и еще не овладел искусством поддерживать порядок на почте (последнее и так было очевидно).

Я вышла во двор и стала наблюдать, как разбирают почту. Десять мужчин на корточках сортировали письма. Возле них возвышались «горы» конвертов, большинство из которых либо направлялось за границу, либо прибыло оттуда. Образовавшаяся между «горами» «равнина» была усыпана отдельными конвертами, по которым шагали кули, бродили цыплята, собаки и бычок. Вероятно, этим несчастным посланиям, адресованным в такие безвестные места, как Лондон, не нашлось здесь места. Я тоскливо искала глазами хотя бы один ирландский конверт с зеленой и оранжевой полосой по краям, но их не было, должно быть, их съел бычок.

Погода значительно лучше, чем я ожидала: сегодня в полдень температура около 24 градусов по Цельсию. С близких, хотя и невидимых снежных вершин постоянно дует прохладный ветер. С тех пор как я приехала, каждый раз во второй половине дня небо внезапно затягивается тучами, а приблизительно через час начинается сильная гроза. Никогда раньше я не видела ни такого отвесного дождя, ни такого крупного града, даже в Индии во время муссонов. Это весьма приятно, так как дождь хотя бы ненадолго прибивает пыль и несколько ослабляет запахи, смывая какую-то часть нечистот и гниющего мусора, скапливающегося на улицах.