Туманным весенним утром представитель чехословацкого посольства и я выехали на серой «шкоде» из Нью–Дели и взяли курс по направлению к столице штата Уттар–Прадеш. Впереди дорога длиной почти в пятьсот километров. Мы мчались по старой императорской дороге все дальше на восток с единственным желанием как можно скорее добраться до Лакхнау.

Если ничего не случится, мы сможем добраться туда в лучшем случае часов за девять–десять. Все зависит от интенсивности движения и качества дороги. Быстрая езда в Индии, как и повсюду в мире, не безопасна. К тому же здесь твердое покрытие дороги настолько узкое, что две машины, идущие навстречу друг другу, нередко вынуждены сворачивать на пыльную обочину, на которой во время дождя можно застрять.

Асфальт, казалось бы, предназначен для быстро двигающегося транспорта, а широкие обочины, покрытые толстым слоем белой пыли, — для различного рода упряжек, велосипедов, а также для прогона скота, в общем, для всего, что двигается шагом или еще медленнее.

В действительности же многочисленные обладатели тихоходных средств передвижения в Индии игнорируют какие–либо правила дорожного движения и невозмутимо двигаются именно по заасфальтированной полосе дороги. Когда же позади них раздаются нетерпеливые сигналы автомашин, они удивленно оборачиваются и искренне удивляются тому, что они могут кому–то мешать. Лишь вдоволь наслушавшись гудков машин, погонщики буйволов с присущим им большим чувством собственного достоинства сворачивают в пыль на левую сторону дороги. Как известно, в Индии движение организовано по английскому образцу — машины двигаются по левой стороне, а обгон разрешен лишь справа. Чтобы обогнать воловью упряжку на узкой дороге, водителю автомашины нередко требуется не менее пяти минут, при этом он должен демонстрировать все свое искусство водителя — в последнее мгновение перед обгоном притормозить, резко свернуть в сторону и промчаться по нетвердому краю дороги, оставляя за собой густые облака пыли. Однако погонщиков воловьих упряжек, вероятно, это нисколько не смущает.

Более драматичный момент наступает, когда двум встречным машинам нужно разъехаться. Представьте себе, что на огромной скорости навстречу несется гигантский грузовик и, кажется, лишь в последний момент уклоняется и дает возможность проехать. Такие разъезды всегда бывают как бы маленьким чудом, которое индийские боги совершают ежесекундно в тысячах вариантов.

Наша «шкода» уже миновала Алигарх с известным тамошним университетом и мчалась дальше по североиндийской равнине Джамна–Гангского междуречья. Мы позволили себе сделать небольшой привал лишь в историческом Канаудже. Здесь находилась знаменитая резиденция раджпутских князей–рыцарей, которые тысячу лет назад оказали стойкое сопротивление мусульманским нашествиям в Северную Индию. Однако от былой славы Канауджа мало что осталось. Защитники Индии не смогли объединиться, и в 1018 году Канаудж сравнительно легко достался Махмуду Газневи. Позднее город перешел в руки других мусульманских военачальников. Сегодня от Канауджа остались лишь руины, которые тянутся на протяжении нескольких километров и, видимо, на время позабыты. Большинство зданий представляют собой лишь бесформенную груду камней.

Однако времени у нас мало, и поэтому пришлось отказаться от осмотра так называемой «кухни Ситы», части старой мечети, построенной на развалинах джайнистского храма. Красноватое словно манго небо приобретает индиговую синеву, и короткий весенний день угрожает превратиться в темную ночь. Однако ночь мы решили провести в «Карлтоне», одном из известнейших отелей Лакхнау, где останавливаются «очень важные персоны».

Вскоре перед нами выросли контуры промышленного Канпура, города, который даже солнечным днем выглядит серым, а в вечерних сумерках, обступивших нас со всех сторон, и подавно удручает темной бесконечностью своих предместий. Мы ехали по узкой улице вдоль глухих фабричных стен к сердцу старого города. Не задерживаясь в центре, свернули налево, и вот уже наша машина с включенными фарами мчалась по безлюдной дороге дальше к цели нашего путешествия.

Часам к девяти мы добрались до умиротворяюще благоуханных садов Лакхнау. В это время года здесь цветет небольшими белыми цветками высокий кустарник ратки рани — «королева ночи», с незапамятных времен очаровавший всех лакхнауских ларфюмеров. Сладко–приторный запах сопровождает нас на всем пути через просторный парк, раскинувшийся вокруг гостиницы, построенной еще во времена британского владычества. Почтенная гостиница «Карлтон» — это достойный удивления архитектурный хаос, где по соседству с новой готикой уживается упадочный индо–персидский стиль, с характерными для него зонтиковыми павильончиками.

Дряхлый коридорный поднялся с нами на второй этаж и внес наш багаж в какие–то тускло–понурые апартаменты с огромной старой ванной. Как это ни удивительно, но из крана текла теплая вода. Я с удовольствием принял душ, а потом лег в постель. Массивные черные кровати, вероятно, еще помнили времена лорда Клайва, тем не менее спать на них вполне удобно.

Утром узнали, что представитель местного дапартамента просвещения, который должен обеспечить открытие и проведение выставки, оказывается, слышит о ней впервые. Он долго куда–то звонил. Сначала разговаривал вежливо и учтиво, — вероятно, с кем–то сверху. Затем — решительно и энергично, — видимо, на своем уровне. И наконец, стал кричать, — без сомнения, на того, кто стоял рангом ниже. При этом он автоматически переходил с изысканно вежливого английского языка на витиеватый хинди. Вероятно, он был в полной уверенности, что никто из нас его не понимает. Чиновник ругал и угрожал немедленно выгнать кого–то с работы, если все не будет готово до трех часов дня. При этом он особо отмечал, что сам придет и все проверит.

Выставка будет проходить в расположенном на берегу реки Гомти бывшем дворце навабов «Моти махал» — Жемчужном дворце. В настоящее время в нем расположены различные отделения провинциальных учреждений, а самый большой зал выделен для организации выставок и других культурных мероприятий. Недавно, говорят, тут проходил даже бал–маскарад.

Служащий — чапраси — в форме цвета хаки услужливо распахнул перед нами двери зала. Мы вошли и буквально остолбенели: перед нами зияло абсолютно пустое пространство. Мы пришли в отчаяние от одной лишь мысли, что завтра вечером в этом зале, в котором в тот момент не было ни одного стула или коврика, соберутся сливки лакхнауского общества, налетят тучи репортеров, горящих желанием заполнить свои блокноты впечатлениями о торжественном открытии выставки.

У нас остался один–единственный шанс не провалить дело: действовать самим, действовать, не теряя ни минуты. Материалы для выставки должны были уже прибыть из Канпура, где наша выставка закончилась. О получении экспонатов должен позаботиться какой–то местный художник. Я посадил в машину молодого человека, который утверждал, что знает, где живет этот художник, и вскоре мы оказались в сложных сплетениях переулков с расположенными на них кабачками сомнительной репутации и домами терпимости.

Улочки становились все ýже и ýже, и вот от них остались лишь проходы, среди кирпичных стен которых наша машина едва двигалась, зажатая буквально в тиски. Неожиданно дорогу нам преградила глубокая канава. Что делать? Мы растерялись. К счастью, мой спутник нашел выход из положения. Из ближайшего дома он принес две тонкие доски, опытным глазом определил расстояние между колесами и перекинул доски через канаву. «Трах–бах, та–ра–рах» — раздался, как я и предполагал, вслед за нами треск ломаемых досок, однако наша машина уже стояла на другой стороне канавы и, к моему удивлению, непосредственно перед домом, в котором жил художник.

В «мастерской» на первом этаже мы действительно обнаружили несколько больших ящиков с выставочными стендами. Хозяин также дома. Оказывается, он даже не знал, что должен позаботиться о художественном оформлении выставки. Вместе с художником мы погрузили несколько ящиков с экспонатами в машину. Оставшиеся стенды поедут вслед за нами на одолженной двуколке.