Мы направились к бунгало, чтобы переодеться, а затем снова попытать счастья в другой части Национального заповедника. В полдень мы отправились в путь и через четверть часа качки достигли намеченного махана — места для охотников. Обыкновенно махан — это укрытие из ветвей, высокая каменная наблюдательная башня с железной лестницей и перилами. Мы поудобнее устроились на лавочках, однако туристское благоустройство махана вызвало у нас недоверие. Несмотря на заверения, будто после дождливых ночей тигры приходят к ручью, расположенному неподалеку отсюда, иногда и днем, мы все же сомневались, что отсюда можно вообще увидеть какого–нибудь зверя.

Тем временем из густых зарослей прямо под нами появилось какое–то животное. Вряд ли это король джунглей. Может быть, заяц? Я посмотрел в бинокль, который протянул мне проводник, и увидел зверя, похожего на небольшого поросенка, но с коричневой в крапинку шерстью и головой олененка. Однако у него не было рогов. Тоненькие ножки едва несли грузное тело.

— Йе хе канчил, — разочарованно заметил господин Гупта, как будто перед нами всего лишь кролик. А ведь это был тот самый канчил, животное семейства оленьих, над которым европейцы долго размышляли, как его, собственно, назвать! Англичане назвали его mouse deer — «мышиный олень». Существует еще и другое название этого животного, данное ему европейцами, — «олений поросенок».

Прошел час, другой, третий, но ни одно животное так больше и не появилось. Мы решили возвращаться. Невыносимо палило солнце. Канадцы изъявили желание еще раз попытать счастья сегодня ночью, а австралийцы заявили, что с них довольно. Они признались, что подстерегают тигра вот уже в седьмой раз, но даже хвоста его не видели. Как и мы, они решили уехать сегодня же.

— Случается и такое: только гости расположатся на махане, а тигр тут как тут, будто услышал приглашение, — уверял нас проводник, помогая спуститься на землю.

Мы быстро забежали в бунгало, попрощались с приветливым господином Гуптой и сели в машину в надежде, что, может, хотя бы по дороге нам удастся увидеть какого–нибудь зверя. На опушку леса, действительно, выбежали две большие обезьяны с длинной бежевой шерстью, хануманы, и какое–то время следовали за медленно движущейся машиной. Они исчезли с дороги так же неожиданно, как и появились. Мы видели, как они пружинистыми прыжками уже перепрыгивали с ветки на ветку, и вспомнили тех обезьян, с которыми недавно встретились в Туглакабаде, — те охотно вскочили на крышу машины и удобно там устроились. Они очистили банан и стали озорно кидаться в нас банановой кожурой.

Машина неслась по дороге, но никаких обитателей джунглей мы больше не встречали на своем пути. Лишь после того, как спустились в глубокую лощину, перед нами предстал еще один обитатель заповедника: чинкара, индийская газель с прямыми, слегка изогнутыми рогами. Она быстро перебежала дорогу и плавными прыжками исчезла в чаще. Чинкара — последнее животное, которое нам суждено было здесь увидеть. Вскоре мы подъехали к деревянным воротам, миновали их и оказались на асфальтированном шоссе.

Жаль, что все редчайшие обитатели Национального заповедника остались скрытыми от наших глаз. Не появился перед нами тот, ради которого мы туда ехали, не видели и его «подданных». Даже дикие слоны не покинули свои укрытия в глубине леса. И тем не менее мы ни о чем не жалели. Ведь если бы царя зверей можно было увидеть в любое время, то из заповедника получился бы обыкновенный зоопарк, а тигр из хозяина здешних мест превратился бы в заключенного. Пусть все остается так, как есть: тигр в заповеднике дома, и гостей он принимает тогда, когда пожелает.

Романтические горы остались позади, и мы выехали на равнину. Вечером мы миновали места, где ранее было расположено княжество, небольшое по размерам, но важное по своей роли в развитии литератур на персидском и на урду. Это Рампур, в былые времена носивший имя Мустафабад.

Рампурский наваб был одним из последних меценатов из числа правителей индийских княжеств. Он оказал неоценимую услугу индийской литературе тем, что дал прибежище крупнейшему индийскому поэту XIX столетия Галибу. Мирза Асадулла–хан Галиб жил в Рампуре несколько лет. Здесь он написал многие свои грустные и трогательные очаровательные газели на фарси и урду.

Я не смог устоять перед искушением посетить знаменитую рампурскую государственную библиотеку, размещенную в одной из бывших навабских резиденций. Сюда часто приезжают исследователи — их влечет библиотека с редкими восточными рукописями. Здесь есть также редкое собрание портретов известных личностей индийской истории с XVI по XVIII век.

К сожалению, уже вечерело, библиотеку закрывали, и мне не оставалось ничего другого, как дать себе слово посетить ее в другой раз. Однако во время своих последующих поездок в Индию до Рампура я так и не добрался.

Часа через два мы были уже в столице Индии. К сожалению, наше почти недельное путешествие в мир лакхнауских навабов и джунглей подошло к концу.

В тот холодный декабрьский вечер я сидел в своей комнате в делийском университетском общежитии и ломал голову над тем, что буду делать на рождество, когда все библиотеки и архивы будут закрыты. За работой я совсем не подумал о том, что мою размеренную жизнь могут нарушить христианские праздники. Я почему–то предположил, что в Индии этот праздник вовсе не отмечают, но календарь вывел меня из заблуждения. Индия, будучи светским государством, относится к праздникам всех религий более чем терпимо. Так, выходными днями являются и индуистский праздник огней дивали, и мусульманский конец поста, и годовщина рождения Будды, и день рождения сикхского гуру Нанака, и, само собой разумеется, бара дин — большой день, то есть праздник индийских христиан. Его также не пропускают.

За несколько дней до рождественских праздников красивые проспекты Нью–Дели, рынки богатых районов уже сияли змейками цветных лампочек. Здесь же трепетали длинные полосы бумажных украшений. Гирлянды из белых и оранжевых цветов издавали дурманящий запах. Афиши приглашали на рождественские балы в крупнейшие отели, а на передвижных лотках уличных продавцов громоздились огромные стопки отпечатанных поздравлений. На дверях костела висело объявление, что полночная месса будет идти на английском языке, а утренняя на хиндустани. В костеле служка уже расставил игрушечных коров и овец на макете крестьянского двора с яслями, в которых, по преданию, родился Христос.

Я долго размышлял, как лучше провести эти праздничные дни, но ничего занимательного в мою голову не приходило. Из раздумий меня вывел голос посыльного у окна:

— Сааб, ап ке лийе телифан айа (Господин, вас к телефону).

Я пробежал двумя дворами и, запыхавшийся, ввалился в комнату привратника. В телефонной трубке отозвался знакомый голос. Звонил мой приятель из чехословацкого посольства.

— Что скажешь, если я приглашу тебя совершить вместе со мной турне? Давай на несколько дней махнем в Центральную Индию. Направление — Матхура, Гвалияр, Джханси, Кхаджурахо, а дальше посмотрим. В сочельник заночуешь у меня, а наутро отправимся в дорогу.

Приглашение пришло в самый подходящий момент. Ведь я и сам собирался в те края, а теперь доберусь туда и быстрее, и с комфортом. Кроме того, в общежитии стоял собачий холод и я надеялся, что по дороге хоть немного согреюсь, поскольку маршрут вел на юг.

В сочельник я уже сидел в гостях у своих словацких знакомых. Ничто за праздничным столом не напоминало мне рождество дома, в Праге.

Вместо традиционного карпа на блюде царственно восседал поджаренный до золотистого цвета, во всем своем великолепии фаршированный индюк. Затем на столе появились апельсины, мандарины, бананы, кокосовые орехи и спелые, сочные, только что сорванные с дерева папайи. Однако долго наш пир продолжаться не мог — мы рано отправились спать, чтобы хорошенько выспаться перед дорогой.