Тандай Коити, мой противник, выглядит очень молодо, хотя уже имеет звание профессора и преподает на физико-математическом факультете Киотоского университета. Он немного объясняется по-русски и убежден, что стать настоящим шахматистом без знания русского языка невозможно.

Играли мы осторожно, прощупывая друг друга, и в результате счет стал 5: 3 в нашу пользу. Этот турнир доставил нам не только много тревог, но и немало приятных минут. На приеме в честь участников турнира администрация Советского павильона вручила гостям сувениры. Расстались мы друзьями с надеждой на новые встречи.

С медведями — в медвежий край

…Кочевавшие по городам Японии черные мохнатые мишки задыхались. Володя Белавин, работник Московского цирка, обладатель медвежьей силы, обкладывал клетки глыбами искусственного льда. Признательно принимали его заботу четвероногие артисты.

…В июле японское солнце затянуто обычно пеленой дождя, но в те дни было ослепительно светло и нестерпимо душно.

Вот ваш билет на поезд, по приезде вас встретят, — сказал мне в токийской конторе г-н Ямагути, представитель фирмы, пригласившей летом 1968 г. на гастроли в Японию цирковых артистов социалистических стран.

Среди советских участников был и прославленный дрессировщик медведей народный артист СССР Валентин Иванович Филатов.

Токийский железнодорожный вокзал огромен и на первый взгляд беспорядочен, как, впрочем, все вокзалы больших городов. Воскресный день после полудня… Толпы людей — торопливо идущих и терпеливо стоящих у четко очерченных полос с номерами вагонов, которые должны остановиться именно в этом месте, носильщики в красных форменных фуражках, пронзительные гудки прибывающих и отъезжающих поездов. Найти платформу и нужную полосу с номером вагона оказалось совсем непросто в сутолоке лабиринтов, какими представились мне ведущие к поездам Токийского вокзала подходы. Позже я замечал не раз, что и японцы порой ориентируются здесь с трудом, это несколько утешало. Но вот экзамен мой позади. Электричка уносит меня на северо-восток, в направлении Тохоку — своеобразного географического района страны.

Еще со студенческих лет мне запомнился этот район по лекциям профессора Константина Михайловича Попова, который не только увлекал нас своими рассказами о Японии, своей влюбленностью в географию, но и неукоснительно требовал самого тщательного запоминания малейших изгибов береговой линии, бесчисленных заливов, выступов и островков, речушек, возвышенностей… Как пригодилось мне все это здесь, даже в электричке, в этом почему-то почти пустом вагоне!

Рядом со мной сидит пожилая женщина в кимоно. По манере держать себя и даже как-то по-особенному курить сигарету она напоминает даму из высшего общества. А может быть, это вовсе не современная светская дама, а какая-нибудь фрейлина, блиставшая при императорском дворе в Киото столетий семь назад? Верят же миллионы японцев (по крайней мере так утверждает статистика) в перерождение, и чем праведней прошла жизнь, согласно буддийскому учению, тем лучшая судьба ожидает в будущем. Когда мы с дамой разговорились, я поделился с ней своими догадками. Мой исторический гороскоп ее позабавил: рассмеявшись, она ответила, что уж я-то, наверно, в прошлой жизни был…: ковбоем. Я улыбнулся, и не только из любезности — такое «прошлое» мне не могло бы прийти в голову. Отличное токийское произношение моей спутницы (не диктор ли она, мелькнула мысль) резко диссонировало с диалектом сидящих напротив парней-студентов. Они возвращались домой, совершив восхождение на Фудзияму — священную для японцев горную вершину. Трудно сказать, достигли они высоты 3776 метров или остановились где-то на полпути, но это не главное. Студенты везли Домой сувенир — кусочек святого камня размером с полупудовую гирю. Я невольно подумал, что слухи об «исчезающей Фудзияме» (об этом писал в «Правде» Всеволод Овчинников) не лишены оснований.

Япония, убеждаешься, не такая уж маленькая страна. От длительного пребывания в вагоне она кажется протяженнее, чем представляешь ее по карте. Один за другим выходят студенты. За окнами проносятся всё те же пейзажи: рисовые поля, прижатые к рельсам крутыми холмами, домики с синими крышами, поросшие мелким кустарником невысокие горы, и снова крошечные поля, и снова домики, домики — и все почему-то с синими крышами. Это и есть Тохоку, северо-восточный район Японии. Здесь и свои ландшафты, и свой диалект, и свои легенды…

Спутница моя давно молчит, не скрывая своего разочарования: иностранец оказался не американцем. Поклонница западной культуры, она сдержанно и сухо дала мне понять, что существует грань между «этим» миром и «тем».

Вспомнилась почему-то распространенная в этих местах легенда о снежной женщине. У поэта Огума Хидэо, воспевшего северный край, есть даже стихотворение «В поисках снежной легенды» (оно написано свободным стихом). Мысленно повторяю строку за строкой в русском переводе, сделанном мною незадолго до этой поездки. «В поисках снежной легенды», может быть, и не лучшее произведение Огума, но оно об этих краях:

Захватите с собой, пожалуйста,
Альпинистское снаряженье.
Потому что этот товар, заполнивший рынки,
Недорог.
Потому что этот товар — из числа игрушек.
В Японии нет ничего, что еще не испробовано.
И, разумеется, нет ни единой вершины —
Девственной.
Так храбро сбиваются с троп альпинисты,
Что даже отроги и бездны
Ахают от изумленья!
С той же храбростью действуют
И отряды спасателей.
В поисках снежной легенды
Приезжайте в район Тохоку.
Наверно, во время метели
Вам повстречается снежная гейша —
В белой накидке,
Со сверкающими булавками в волосах.
За гейшей плетется старик,
Плача от холода, еле держа
Узелок с поклажей…
Приезжайте и вы таскаться за нею:
А вдруг она во дворце
С вывеской «Дом терпимости»,
Сбросив с себя снеговую одежду,
Явит
Красивый искусственный шелк
Белья
И пригласит вас…

У причала стоит огромный паром. Остров Хоккайдо отделен проливом от центрального острова Японии Хонсю, от района Тохоку. В ночном воздухе едва улавливается аромат океана. Вода — черная, как нефть, загрязненная мазутом. Корма парома — словно разверстая пасть дракона — медленно заглатывает автомобили. Они тянутся по металлическому настилу, переброшенному с парома на бетонный мол. Какими крошечными кажутся эти «Тоёта» и «Каппа» рядом с гигантскими грузовиками-контейнерами, в которых не спят, предчувствуя что-то неладное, вышколенные медведи! Капитан озабоченно всматривается в непроглядную темень, рассекаемую светом маяка. Ожидается тайфун, но не исключено, что он минует зону пролива, пройдет по касательной. На всякий случай грузовики прикрепляют к парому дополнительными цепями с набором болтов, напоминающих разрезанные пополам гантели. Внутри паром кажется мне размером с гигантский сталеплавильный цех металлургического комбината в городе Муроран, тоже на Хоккайдо (я побывал в нем совсем недавно). Только там не было этих тесно жмущихся друг к дружке автомобилей и автомобильчиков, а были рельсы и вагонетки с ковшами, дышавшими раскаленным металлом в пустоту трехэтажного простора… На соломенных матах лежат вповалку пассажиры —,кто спит, кто дремлет. Путь предстоит немалый, к утру, если не задержит тайфун, покажется остров Хоккайдо, «медвежий угол» Японии.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: