Воспроизведение всей наскальной росписи в Тан-Зумаитак, поражающей своей необычностью, дает возможность нашим художникам в совершенстве овладеть искусством копирования. Чрезвычайно тонкая работа и внушительные размеры композиции — 28 квадратных метров — очень хорошая школа для всех нас.

Сам процесс съемки копий относительно прост. Сначала калька накладывается прямо на стену, затем укрепляется так, чтобы неровная скалистая поверхность по возможности не искажала копии. Следующий этап состоит в воспроизведении фона росписей, иными словами, общего тона стен доисторических гротов. Наконец, калька накладывается на бумагу с подготовленным фоном и калькированные фигуры раскрашиваются в соответствии с оригиналами. Таким образом художник не наносит произвольно ни одного штриха. Для наиболее точного и верного копирования наскальных изображений этот способ оказывается самым совершенным.

Размеры росписи очень велики, и нам приходится делать копию по частям. Неровная поверхность стены, покрытая выступами и впадинами, доставляет много хлопот. Эта кропотливая работа требует от художников необычайной тщательности и ловкости. Объединенными силами всей группы она была выполнена за 15 дней, причем результаты ее оказались блестящими. Отныне, я уверен, нам удастся осуществить великолепные замыслы, об исполнении которых я давно уже мечтал.

Теперь, когда мы находимся на месте нашей работы, мне приходится выступать в самых разнообразных ролях. Я занимаюсь организацией, руководством и проверкой работы членов экспедиции. На мне же лежит обязанность обследовать окрестности в поисках рисунков и всевозможных археологических памятников, способных пролить свет на вопрос о происхождении людей, создавших эту наскальную живопись. Как только в лагере отпадает необходимость в моем присутствии, я отправляюсь с проводником-туарегом Серми в разведку, и мы прочесываем с ним местность во всех направлениях.

Однажды мне удалось добраться до массива Тин Абу Тек, расположенного в четырех часах ходьбы от Тан-Зумаитак. Мне уже было известно об имеющихся там росписях. Это настоящая маленькая скалистая крепость, возвышающаяся над долиной на высоте 100 метров. Вся она изрезана узкими проулочками, по которым легко передвигаться. Кажется, что идешь по вымершему городу, хотя я встретил там четыре семьи туарегов, наскоро устроившихся в углублениях скал под защитой каменных барьеров.

То, что я увидел на стенках, образующих проулочки, совершенно потрясло меня: тут были нарисованные красной охрой человеческие фигуры в натуральную величину, лучники с поистине классической мускулатурой, огромные животные, похожие на кошек, многочисленные изображения быков, боевых колесниц и т. д. На Тассили мне никогда еще не доводилось встречаться с подобными наскальными изображениями. Они составляли невиданный до сих пор ансамбль, превосходивший по своему исполнению все известные росписи этого типа.

Полный энтузиазма, я созвал весь лагерь и сообщил о своем открытии. В пути мной были обнаружены еще три углубления в скалах с великолепной живописью. Однако снятие копий откладывается. На первом месте в моей программе стоит работа над рисунками, обнаруженными в Тамрите. Они находятся в часе ходьбы от Тан-Зумаитак.

Мы с Гишаром отправляемся в Тамрит для подготовки места работы. Живем мы с ним в маленьком гроте, занимаясь стряпней и снимая копии с утра до вечера. Серми регулярно снабжает нас всем необходимым, а Ирен, найдя кратчайший путь, как-то смело пришла к нам без проводника.

Однажды утром в нашем лагере в Тамрите появился оборванный туарег. Он направился ко мне с явным намерением поздороваться со мной за руку. Я не сразу узнал своего старого проводника Джебрина, сопровождавшего меня в этих местах 20 лет назад. Следуя обычаю, мы пьем "чай дружбы", и я решаю взять его в экспедицию.

В Тан-Зумаитак работа заканчивается. Каждый день Серми доставляет в Тамрит на верблюдах багаж. Первым к нам присоединяется Филипп Летелье. Затем прибывает остальная часть группы.

Впервые мы послали в Джанет курьера с сообщениями для пересылки в Париж и Алжир. В наши дни большинство экспедиций в Сахаре снабжено радиостанциями. Однако я считаю эти аппараты громоздкими и ненужными, отнимающими при установлении связи слишком много времени. В конце концов какое мне дело до того, что происходит в Европе, да и на всем земном шаре? Расставшись с цивилизованным миром, мы с утра до вечера общаемся с доисторическими людьми из Тассили.

Мы действительно ежедневно встречаемся с доисторическими художниками Тассили.

Ландшафт Тамрита чрезвычайно красив и своеобразен. Мы устроились во впадинах скал, нависших над глубоким вади, который завален каменистыми осыпями, преграждающими путь нашим верблюдам. В десяти метрах от лагеря есть небольшой водоем, снабжающий нас свежей водой для приготовления пищи и мытья. Вдоль русла вади — что совершенно необычно для пустыни — выстроилось несколько великолепных кипарисов, стволы которых в обхвате достигают более 6 метров. Зеленые вершины деревьев причудливо вырисовываются на красноватом фоне окружающих скал. Мы с удивлением обнаруживаем в 500 метрах от лагеря самый крупный в Тассили водопад высотой 600 метров. Внизу расстилаются небольшие серебристые озера. Все это похоже на театральную декорацию и невольно вызывает в воображении картины жизни в доисторические времена, в ту пору, когда наши художники разрисовывали скалистые стены, изображая охотничьи сцены и стада быков.

Часто по вечерам, выходя по окончании работы из пещер, каждый день открывавших перед нами все новые наскальные росписи, мы собирались у лагерного костра. Нашему воображению рисовались цветущие долины, леса, болота и животные, жившие когда-то в этом раю. Добродушные слоны толпились возле воды, шевеля большими ушами. Пугливые носороги спешили к логовищам по узким тропинкам. Жирафы прятали головы в кустах мимозы. По долинам, пощипывая траву, бродили стада антилоп и газелей, находившие отдых под зелеными кронами деревьев. Наконец, мы старались представить себе людей, живших в скальных пещерах: мужчин, занимающихся подготовкой оружия к охоте и мастерящих себе одежду из шкур, женщин, готовящих пищу или отправляющихся к соседнему водоему купаться или мыть свои миски. Мы представляли себе пастухов, которые пасли стада или вели быков на водопой. Вечерами они загоняли их за сплетенные из веток изгороди, защищавшие скот от нападения хищников.

Хищники! Должно быть, эти скалистые лабиринты с недоступными для охотников убежищами просто кишели ими. При такой богатой фауне им всегда была обеспечена легкая добыча. Здесь хозяйничали владыки этих мест лев и пантера, вселявшие ужас в людей. Перед моими глазами неотступно вставали пейзажи и картины из жизни, виденные мной некогда в горах Адамауа в Северном Камеруне. Там до сих пор сохранилась та же фауна и громадные стада быков, пасущиеся под охраной пастухов фульбе.

Возвышающиеся перед нами кипарисы — одна из самых удивительных достопримечательностей Сахары. Когда-то кипарисы росли в Ахаггаре. Несколько лет назад там был найден старый кипарисовый ствол. Во время нашего перехода через Тин-Беджедж Серми бросил в пылающий костер кусок какого-то дерева. Тотчас же в воздухе разлилось благоухание. Туареги называют это дерево тарутом, ботаники же дали ему название Cupressus dupreziana. До сих пор я никогда не видел в этой области подобной разновидности кипариса. Серми объяснил мне, что в близлежащих горах есть много деревьев, засохших, как он выразился, очень давно, задолго до его рождения. Кажется невероятным, что эти стволы сохранились в стране, где древесина представляет столь большую редкость и ценность. Дело же в следующем: у туарегов нет такого топора или какого-нибудь иного инструмента, которым можно было бы срубить столь огромные стволы с исключительно твердой древесиной. Я с интересом занялся изучением кипарисов. Ведь они — редкие свидетели далекого доисторического прошлого с влажным климатом. При подсчете оказалось, что сохранилось лишь около сотни этих деревьев, когда-то густо покрывавших склоны Тассили.